Замыкание (СИ)

Феня резко отдернула штору.

- Вроде похож, но чудно выглядит.

- Это Декарт, Рене Декарт, философ. Хотите, забирайте, - неожиданно для себя предложила Софья.

- Если философ, возьмем, мой муж любит читать умные книжки.

Софья торопливо, чтобы не передумать, сняла портрет, даже пыль не успела накопиться, Яков любил порядок, и с рамой прислонила к пакету с рисунками.

Феня огляделась, чем бы еще поживиться.

- Вы же одна живете, - вкрадчиво заговорила она, Софья кивнула. - Зачем вам две комнаты? Отдайте нам одну.

За этим и пришла, подумала Софья, надо было раньше догадаться и отказаться от встречи под любым предлогом. Феня смотрела в упор, мальчик начал кукситься.

- Я не готова пока эту тему обсуждать, но обещаю вернуться к ней, когда вступлю в наследство.

- Я не тороплю, - голос Фени был мягким, почти нежным. - Вы не волнуйтесь, мы с вами жить не будем. Продадим квартиру. Вы купите однокомнатную, а мы - комнату, старший сын женится скоро.

И она погладила руку Софьи, изображая ласковую улыбку. Да у нее все уже продумано.

- Однокомнатной мне достаточно, - пробормотала Софья, ей было неловко от этого поглаживания.

- Да, да, справедливо по отношению и к мамочке, и ко мне. Отец был гуляка, прости господи, что я говорю, - она широко, как на сцене, перекрестилась, - Мамочка из-за него так рано ушла из жизни, - она опять широко перекрестилась. - Яшенька, идем домой.

Софья наблюдала, как она высоко поднимала слабые ножки ребенка, с силой натягивала тесные ботинки, мальчик безропотно подчинялся. Быстро оделась и рывком одернула юбку.

- Скажи, Яша, тете до свидания, - взяла в руку пакет, под мышку портрет, мальчик вяло помахал ручкой, и они удалились.

Долго не могла уснуть и перебралась на диван Якова. Под утро снилось что-то липкое. Проснувшись, потрогала простыню, нет, ничего такого. Пальцы тоже не липкие. Почувствовала чей-то взгляд, пристально настороженный, с хрустальными отблесками. Нет, скорее, из простого стекла, желтый от ненависти, зрачок вытянулся как у черной кошки из фильма ужасов, и глаз нестерпимо заблистал рубиновым светом.

Что им, гадюкам, надо от меня? Что во мне не так, если они не отстают? - чуть не расплакалась она и проснулась. Было утро, и на фоне выгоревших обоев, там, где висел портрет, выделялся желтый прямоугольник. Зря отдала Декарта, погорячилась, совала все подряд, лишь бы они ушли, лишь бы больше не видеть слабоумного. А ведь похож на деда, карикатурно, но похож. Головка маленькая, недоразвитая, но нос большой и переносица широкая. На каждого умного найдется свой идиот, - мир устроен из противоречий, на этом он держится и не разлетается во все стороны.

Пусть живут всякие, только не надо им попадаться. Хищники нападают - такой закон природы, но пусть нападают на себе подобных. Пусть живут, но не надо им попадаться.

Так просто, но не получается, жалко мальчика - идиота, и Феню тоже жалко: отец был, а вроде, как и не было. Пусть хищница, но у нее материнский инстинкт, и она действует в интересах сына.

Но у меня тоже сын, - подумала она, - взрослый, умница и неустроенный.

Список Дон Жуана

Через неделю Феня снова позвонила.

- Здравствуй, Соня, - пронзительный голос оглушил, и она отвела телефон от уха, - Яшенька, иди сюда, в телефоне тетя Соня, помнишь? - донеслось мычание, - Она добрая. Ну, иди к папе, пусть он тебе мультики включит. Знаешь, Соня, бог отцу простит, если ты нам поможешь.

- Что простит?

- Он не был пьяницей, хуже, он был гулякой. Уходил - приходил, когда хотел. Каково жене одной, непонятно, придет муж домой или нет. А ведь она его любила. Тосковала мама и умерла рано. Он и тебе изменял, старый кобель, где-то напился, у бабы, конечно, где еще, и бог покарал его. Бог все видит и за блуд наказывает. Страдалица ты моя, поможешь нам, бог поможет твоим детям.

Она отключилась, а Софья еще долго слышала звон в ушах. "Что же я не возразила, почему не защитила его? - упрекнула она себя. Но понимала, бесполезно: легенда о неверном отце и святой матери устоялась, и нет причин ее менять, ведь тогда придется пересматривать отношение к отцу. Феня на это не пойдет. С какой стати? Но сказать ей надо было. Теперь мучайся, что не высказалась. Как можно было! Как же вы сумели заткнуть мои уста! Поверила клеветникам, значит, предала. И это страшно! Предавший раз...

Он, конечно, не ангел, как любой нормальный мужчина, ценил женскую красоту. И она была свидетельницей его увлечения, одного-единственного, уверена - платонического. Случайно узнала. Она вышла из академического отпуска и готовилась к зимней сессии. Маленьких Машу и Мишу оставила у родителей и поехала в публичную библиотеку.

Она поднималась по ступеням в гуманитарный зал на втором этаже и вдруг на лестничной площадке увидела Якова, и это было так неожиданно, что решила - галлюцинация от хронического недосыпа. Он с интересом рассматривал какое-то объявление на стене, обернулся на ее "здрасьте" и, смутившись, погладил свою лысину, - гнал волну, как смеялся сам, нужно время подумать.

- Вы что тут делаете? - спросила она.

- А вы?

- Готовлюсь к сессии.

- Похвально. Не буду вам мешать.

Он уже справился со смущением и поскакал на длинных ногах по ступеням вниз. Софья подумала, прыгает как кузнечик, несолидно в его возрасте.

Заказанные книги принесли быстро, она выбрала последний стол, спиной к входу, включила настольную лампу из толстого зеленого стекла, и погрузилась в чтение. Якова с букетом красных роз заметила, когда он стоял у кафедры. На месте пожилой сотрудницы, выдавшей Софье книги, оказалась молодая привлекательная женщина и с готовностью приняла букет. Ткнулась лицом в бутоны, шумно вдохнула запах и закатила глаза, демонстрируя удовольствие, с цветами вышла из зала и вернулась с трехлитровой банкой. У кафедры скопилась очередь, в основном мужчины ученого вида. Все они с нескрываемым интересом наблюдали за ней. У нее было лицо ярко выраженной монголоидной расы, чуть подкрашенное, и европейская фигура почти идеальных пропорций. Туго обтягивающий костюм не скрывал ни изгибов, ни выпуклостей.

Мужской баритон из очереди успокаивающе повторял: "Ничего, Оксаночка, не торопитесь, мы подождем". Да-да, подождем - одобряла очередь.

Яков, видимо почувствовал взгляд Софьи, повернулся в ее сторону, но она опустила голову, - решила не отвлекаться, сосредоточилась на тексте, но не удалось, что-то мешало, какие-то посторонние звуки. Она прислушалась: отчетливо донесся ритмичный скрип стула, - за столом наискось сидел, ногами не доставая до пола, седой, в морщинах гном. Фигура неподвижна, только рука, засунутая в карман брюк, ритмично двигалась. От зала и библиотекарей его скрывали две стопки книг на столе. Он смотрел на Софьину грудь.

Завтра экзамен, скрип мешал готовиться. Да и вообще, с какой стати такое терпеть. Она не выдержала, подошла к Оксане, попыталась объяснить, но слова не подбирались.

- Я вас поняла. Вы сидите там? - Оксана близоруко прищурилась, вытянула руку в правильном направлении, поиграла пальцами с безупречным маникюром, поднялась на носках, но голову гнома надежно скрывали стопки книг, - Не вижу, кто там. К нам много ненормальных ходит. Мы их всех знаем. Обычно в это время приходит Потапов - онанист - она покрутила кольцо на среднем пальце правой руки, вздохнула и стала перебирать формуляры. - Еще два эксгибициониста, но сегодня их нет. Кто-то новенький.

- Ничего нельзя сделать?

- А вы пересядьте. Мы замучилась книги им таскать. Заказывают помногу, - пожаловалась она.

Яков занял место рядом с кафедрой. Софья увидела, что он склонился над обнаженным портретом Галы художника Сальвадора Дали. Гибкое тело, узкое лицо с длинным носом и острым взглядом, легкость и приподнятость позы, взмах рук как крыльев, - Гала напоминала птицу.