Жеребята (СИ)

- Это - очередная глупость, от которой я не сумел удержать Аирэи, - вздохнул Иэ.

+++

Наступил тихий и теплый вечер, один из многих в череде вечеров, проведенных Каэрэ в семье врача-фроуэрца. Все эти пролетевшие незаметно дни молодой человек был постоянно окружен трогательной, нежной заботой. То, что делали умелые руки Аэй и целебные составы бальзамов Игэа, было несравнимы с уходом за ним доброй, но неловкой Тэлиай - уже через день он перестал бояться перевязок, во время которых раньше, в доме Миоци, кричал от боли, вызывая у старой ключницы слезы.

Уже через несколько дней, проведенных им в доме Игэа и Аэй раны его стали затягиваться. Но силы не возвращались к нему...

После тюрьмы и болезни он был очень слаб, и даже чувства и воля его ослабели до предела. Он чувствовал себя вне жизни, и с тягостным удивлением порой ощущал, что в его теле еще оставались капли жизненной силы, почти насильно удерживающей его на земле. Воспоминания того, что случилось до его прихода в хижину Лаоэй, были путаными и смутными - о том, как он очутился среди моря, как добрался до берега. Более того, воспоминания о его странствиях по Аэоле до того момента, как он оказался в доме Миоци, тоже словно терялись, как струи мутной дождевой воды в пересохшей земле, и казались далекими, как сон. Только лицо и голос Сашиа были выше всякой мнимости, они были глубоко памятны для него, они были той единственной связью с землей живых, которую он почти утратил.

- Ты опять не доел похлебку, Каэрэ - тебе она не нравится? Невкусно?

Аэй, его бессменная сиделка, всегда готовила для него самые изысканные блюда. Но Каэрэ не мог съесть больше чем две-три ложки или глотка этих прекрасных кушаний. Это очень огорчало и ее, и Игэа, но радовало рабов-санитаров, которые постоянно угощались мясными похлебками и медовыми лепешками.

- Вкусно, спасибо, мкэн Аэй - я просто больше не могу.

Каэрэ, едва совладав с дрожью в руках, поставил миску на пол рядом с собой - его постель из высушенных успокаивающих трав была устроена на полу комнаты, на циновке, по фроуэрскому обычаю.

- Ты ничего не ешь...- покачала она головой, поправляя ему подушку.

- Если бы я мог спать! - вырвалось у него. - Как хочется заснуть и не проснуться...

- Сохрани тебя Великий Табунщик говорить такие вещи, - строго сказала Аэй.

- Кто такой этот ваш Табунщик? - спросил он, устыдившись своего срыва и желая переменить тему.

Она засмеялась.

- Он умер, а потом воссиял.

- Так это человек?

- Да, - сказала Аэй. - Он захотел, чтобы его убили, чтобы освободить народ. Это было давно, и не в нашем краю. Эннаэ-Гаэ рассказывал людям о нем.

- И освободил?

- Кто?

- Великий Табунщик.

- Да - он же воссиял.

- Как? -Каэрэ не понял этого слова.

- Никто не знает, но он больше не мертвый, он живет теперь. Он воссиял.

Она осторожно выбирала слова, и Каэрэ показалось, что она чего-то не договаривает. "Культ предков", - подумал он.

- Он из степняков был?- Каэрэ отчего-то вспомнил рыжеволосого гиганта Циэ и его рассказ о загадочном кочующем Эне.

- Думаю, нет... У них много про него рассказов, но в книгах их нет - степняки, наверное, их сами сочинили. Он жил в другом краю, но теперь он воссиял, и это неважно, где он жил. Можно ему молиться везде - он рядом, все слышит и знает.

- Так это бог ваш?

- Да, - сказала Аэй кратко.

- Я ничего не понял, - устало сказал Каэрэ.

- Возьми вот это, - она вложила в его холодные ладони мешочки с разогретой крупой, которую готовила все это время, - ты мерзнешь ночью.

- Похожая история есть и в том краю, откуда я. Не думаю, что все это правда, - сказал Каэрэ, после паузы продолжая беседу.- А еще какие боги у вас есть? Шу-эн, Уурт, Фериан...

Аэй снова странно улыбнулась.

- Это не "еще". Великий Табунщик один.

- А еще есть какой-то Великий Уснувший? Так я понял?

- Есть... Так называют его те, кто не встречал Великого Табунщика.

- Так это одно и то же?

Каэрэ отчаялся понять хитросплетения туземных культов.

- Боюсь, что я отвечу тебе не так, как ответили бы служители Великого Уснувшего... Великий Уснувший на самом деле не спит, так думают только те, кого еще не коснулась весна...

-...Великого Табунщика?- уже с некоторой долей раздражения проговорил Каэрэ. - А что надо сделать для того, чтобы она тебя коснулась?

- Только Табунщик властен в своей весне, - ответила Аэй.

Повернувший вспять Ладью.

Огаэ слушал своего старшего товарища, закусив конец пера.

- И ты понимаешь, они верят, что ладья повернута вспять - это значит, что все те, кто уходят в смерть, остаются с Великим Уснувшим.

Огаэ и Раогаэ вскинули руки к небу.

- Но Великий Уснувший - Творец всего, - проговорил Огаэ. - Значит, они не умерли. Значит, они живы.

- Да! Получается, что так... Они, когда шли на смерть, говорили: "скоро свидимся".

- Сын Тэлиай так сказал, - задумчиво сказал Огаэ. - Я думаю, он был карисутэ - за это его и казнили. Я догадался. Но она никому не говорит.

- Да это ясно все, - кивнул Раогаэ. - Я осторожно у отца выпытал - Аэрэи Ллоутиэ казнили за то, что он был карисутэ.

- Бедная, бедная Тэлиай... - сказал Огаэ.

- Но они же свидятся! - вскричал Раогаэ.

- Да... но до это надо столько перестрадать...

- Повернувший вспять Ладью тоже много страдал, мне сказали.

- Да откуда ты все это знаешь? - нетерпеливо спросил Огаэ.

- Поговорил кое с кем.

- С кем? И кто тебе рассказал про лодки на чердаках?

- Про лодки на чердаках и ожидание большой воды знают все в Тэ-ане. В этом ничего мудреного нет, - ответил Раогаэ. - Я с детства знаю, что люди ждут "большой воды" и прислушиваются, не рокочут ли воды под землей. Это древнее предание... А о Повернувшем Ладью мне Нээ рассказал.

- С Нээ? Раб ли-шо-Миоци?

- Да. Он знает много про карисутэ. И еще - ты читал свой свиток?

- Мой свиток? - удивился Огаэ. - Не весь. Он очень большой.

- Огаэ, я прошу тебя - прочти его весь, может быть, там есть что-то про Повернувшего ладью! Я слышал, что дедушка Иэ говорил отцу, как прятали записи карисутэ! Твой свиток - похож на один из таких, о которых он говорил!

- Хорошо, - кивнул Огаэ, - прочту.

Он помолчал.

- Значит, отец - не мертв? - спросил он у кого-то.

- И мама моя тоже жива, - ответил Раогаэ.

- У соэтамо есть такой обряд - собирания цветов, - вдруг сказал Огаэ, что-то припоминая. - Девушки и женщины собирают самые прекрасные цветы склонах нагорий и поют: "Из земли умершее восстает, чтобы жить жизнью новою, иною".

- Соэтамо странный народ, - сказал Раогаэ. - Загадочный... Их мало, совсем мало осталось. Тэлиай, например... Аэй - наполовину соэтамо, я знаю.

- Кто такая Аэй? - заволновался Огаэ.

- Ты разве не знаешь жену ли-Игэа?! - в свою очередь удивился Раогаэ.

- Нет, - насупился тот.

Рука Игэа

- Тебе холодно? - спросил Игэа, быстро ощупав ладони и стопы Каэрэ.- Почему ты никогда не пожалуешься, ничего не попросишь?

Он набросил на него толстое шерстяное покрывало, пахнущее овчиной. Каэрэ медленно завернулся в него, и приятное тепло начало окутывать его тело.

- Я посижу с тобой, - продолжил Игэа, - а ты постараешься уснуть.

- Я... я боюсь спать, - не сразу, тихо сказал Каэрэ. - Эти сны...

Он сдавленно, безнадежно застонал.

- Не бойся, - мягко сказал Игэа, касаясь его лба своими длинными теплыми пальцами. - Я разбужу тебя, как только заподозрю, что тебе снова снится... то самое. Я буду рядом.

Каэрэ отрешенно посмотрел на него покрасневшими от бессонницы глазами.

Игэа вздохнул.

Окна и двери веранды, где поселила своего гостя семья врача, были распахнуты настежь, и полуденный жар разливался в воздухе. Слышно было, как лениво шелестят деревья, а вдалеке плещется река. Все погружалось в молчание и какую-то особую летнюю истому.