Печать дьявола (СИ)

В эту минуту Эммануэль услышал лошадиный топот и, обернувшись, увидел приближающуюся карету. Риммон почти на ходу втянул Ригеля внутрь, и Эммануэль ощутил железную силу мышц Сирраха. Карета промчалась под въездной аркой и остановилась у Южного портала. Ригель внимательно вглядывался в лица Сирраха и Гилберта, но в темноте кареты ничего не рассмотрел, когда же все трое оказались наконец в гостиной Риммона, не выдержал:

-- Ну, не томите же, рассказывайте.

-- Риммон приобрёл красивые безделушки для своей пассии, -- устало и как-то глухо проговорил Хамал. -- Покажите, Сиррах, -- Риммон достал ларец, обтянутый синим бархатом, и раскрыл его. Голубое мерцающее сияние вспыхнуло мириадами крохотных искр. -- Я чуть было не отравился мясным пирогом в гостинице. Сам виноват, пытался съесть некошерное, вот Яхве меня и наказал. Встретились мы и со стариком-ювелиром. Да, -- кивнул он головой, поймав вопросительный взгляд Эммануэля, -- это камни покойницы. Вы бы заказали уже обед, Сиррах, -- обратился он к Риммону, -- как едва не отравившийся я нуждаюсь в диетическом питании. Да, bibendum quid!

Эммануэль боялся дышать. Хамал же, точно нарочно испытывая его терпение, принялся обсуждать с Риммоном обеденное меню. Спор был въедливым, выдавая прихотливый и тонкий вкус Гиллеля. Он одно за другим браковал предлагаемые Риммоном блюда. Наконец они сошлись на лёгком консоме и нежных гренках, улитках по-бургундски, засахаренных фруктах и венгерском рислинге.

Сердце Эммануэля гулко билось. Едва Риммон вышел, он кинулся к Хамалу, вцепившись в лацканы его сюртука.

-- Ну, говорите же!

Хамал мягко убрал его руки. Эммануэль обратил внимание на залёгшие под глазами Гиллеля густые чёрные тени. Вчера их не было.

-- Старик сказал, что украшения принёс какой-то молодой человек, рассказав, что это-де семейная реликвия, но дела идут плохо и он вынужден продать её. Говорит, что не разглядел лица.

Ригель на мгновение замер.

-- А то, что он сказал... соответствовало тому, что он думал?

Хамал долгим, мрачным взглядом окинул Ригеля.

-- Нет, не совсем соответствовало. Точнее, совсем не соответствовало.

Эммануэль молча ждал.

-- Он сказал Моозесу, что хочет не заложить, а сразу продать украшения.

-- И это всё? Немного, -- резюмировал Эммануэль.

Хамал судорожно вздохнул. Вошёл Риммон. Слуги стали накрывать на стол.

-- Можно сделать ещё ряд умозаключений. Он хорошего происхождения, семья богата -- ведь он разбирается в камнях, хотя, ... ну, не важно, а ещё -- у него хорошие артистические данные и недюжинные находчивость и смелость.

-- Я исключаюсь по всем признакам, -- невесело заметил Эммануэль, разглядывая купленное Риммоном колье. На душе его странно похолодело. Он Сибил такого не купит... нет, не то... Эммануэль что-то понимал, но само понимание не облекалось в слова и не доходило до сознания.

-- А вот Риммон подходит по всем, -- ввернул Хамал.

-- Да уж, нашли артиста, -- Сиррах лениво развалился в кресле и, взяв ларец, внимательно поглядел на камни. -- Что нужно женщинам? Зачем им эти побрякушки?

-- Бриллианты никогда не были просто украшениями, Риммон. Они отражают статус. А статус будет важен всегда.

-- Наверное, вы правы. Кстати, вы торговались, Хамал, как заправский делец. Я много переплатил?

-- Нет. Вы не переплатили. Торговался же я не как делец, а как самый обыкновенный еврей. -- Хамал говорил как-то отрешённо, точно вовсе не думая над сказанным. -- Есть, кстати, такой забавный анекдот. Еврей обещает Богу, что будет исполнять все заповеди, если Бог даст ему богатство, красавицу-жену и сделает его раввином. Слышащие его молитву говорят ему, чтобы он не торговался с Богом. Тот педантично перечитывает все десять заповедей и уверенно говорит, что заповеди "не торгуйся" там нет. -- Эммануэль и Сиррах улыбнулись. -- Я надеюсь, Риммон, камни Эстель понравятся. Они подходят под цвет её глаз.

Некоторое время все молча ели. Неожиданно Риммон заметил:

-- А может, мы ошибаемся, Хамал? Укравший камни -- ведь не обязательно убийца. Он мог просто знать о них, а когда Лили убили, подумать, что это -- весьма удобный случай стащить их.

-- Если так, то воришка -- одна из девиц. А продать камни она могла через подставное лицо.

-- Девица не стала бы их продавать. Оставила бы до лучших времён. Сами же говорите -- "статус", -- Риммон захлопнул футляр.

-- Слишком много загадок. Никто так и не знает, как её убили. Есть ли связь между смертью Лили и гибелью Виллигута? Как погиб Генрих? Колдовство какое-то... -- Хамал нервно поёжился, и Эммануэль снова ощутил исходящий от него странный импульс.

-- Я не верю в колдовство, Гиллель.

-- А в привороты, Риммон? -- насмешливо спросил Гиллель. Губы его раздвинулись в какой-то механической, деревянной улыбке.

-- Да ну вас, Хамал! Будь можно колдовством мужчин заманивать, у Хеллы Митгарт были бы любовники!

Хамал нервно расхохотался. Отсмеявшись, заметил, наклонившись к Ригелю:

-- Представьте, Эммануэль, нашего красавца мсье де Невера и Хеллу Митгарт у алтаря...

Эммануэль обладал живым воображением, и нарисованная Гиллелем картинка на мгновение вызвала оторопь, потом -- улыбку, сменившуюся тихой болезненной грустью. Морис и Сибил...

Хамал заметил странности его мимики, внимательно посмотрел на него и опустил глаза. Руки его нервно дёргались, он, казалось, готов был сломать себе пальцы. За окном закружились снежинки, и вскоре снег повалил хлопьями.

После обеда Хамал напомнил Эммануэлю о книге, обещанной ему. Эммануэль ничего не обещал Хамалу, но понял, что тот хочет остаться с ним наедине. Он кивнул, и они направились к нему в комнату. В коридоре Гиллель напевал под нос какую-то шансонетку, смеясь, рассказал, как пытался уговорить Риммона сходить в городе в варьете, а сам то и дело поглядывал на Ригеля. Эммануэль, наконец, смог сформулировать свои ощущения.

Хамал солгал ему. Всё совсем не так. Хамал боится чего-то. Он напуган до полусмерти.

Глава 17. Оборотень

И под личиной внешней скрыта личность,

которой мы вовек не разгадаем...

-- И.В. Гёте, "Фауст"

Едва они оказались в гостиной Ригеля, Гиллель сам наложил на дверь засов и дважды провернул ключ в замке. Выдержка начала изменять ему. Он рухнул в кресло, вцепившись руками в волосы. Ригель присел на краешек тахты и терпеливо ждал. Страх Хамала передавался ему.

-- Это ужасно, Ригель.

-- Рассказывайте же, Господи!

Хамал поднял на него больные глаза.

-- Старик Моозес знает меня с пелёнок. Почти год до поступления сюда я работал с ним. Он любит меня как внука своего друга и невероятно высоко ценит как сотрудника. Говорит, что у меня великолепная интуиция. Вы знаете, Эммануэль, на чём она основывается. Я помог ему заработать на клиентуре сотни тысяч. -- Он сглотнул слюну, и руки его конвульсивно сжались, -- Моозес обладает огромным опытом и отточенным умом. Обмануть его невозможно... -- Гиллель снова замолчал. Эммануэль боялся пошевелиться. -- ... а самому ему ничего не стоит надуть любого. Но лгать мне он бы не стал, да и не смог бы, вы же понимаете.

Ригелю показалось, что он уже начал понимать.

-- Эммануэль, это ужасно... Он был потрясён моим вопросом и подумал, что я рехнулся.

-- То есть... к нему приходил...

-- Гиллель-Исроэль-Шломо бен Давид бен Абрахам Хамал! Я, я к нему приходил!!! -- сорвался на истеричный крик Хамал.

Эммануэль потрясённо молчал, ни о чём не спрашивал. Опустив глаза, обдумывал услышанное. В глухой тишине было слышно только мерное тиканье настенных часов. Хамал тоже сидел молча, вцепившись в подлокотники кресла. Молчание Ригеля чуть успокоило его.