Часть третья (СИ)

-- Мамочка, теперь я тебе скажу самое главное, -- почти шептала она матери на ухо, -- я потеряла девственность. Это было так здорово, ты представить себе не можешь, ты уже и не помнишь, когда это у тебя было и как это было. А я помню, и всю жизнь буду помнить.

-- Это все, что ты можешь сказать матери? Для этого ты меня позвала в Москву? И кто же тебя соблазнил? Этот водитель?

-- Не меня соблазнили, а я соблазнила, мамочка. Ты меня родила такой нетерпеливой, разве я в этом виновата, скажи?

-- О Боже, час от часу не легче, -- вздохнула мать, когда они уже подъезжали к "Новым Черемушкам". -- А куда мы едем?

-- К себе домой. Теперь мы будем жить вместе.

-- Ты что вышла замуж? так скоро?

-- Нет, еще нет.

-- Тогда, какого черта ты это сделала?!

Водитель остановил машину у подъезда, выскочил из кабины, открыл заднюю дверь и подал руку Веронике Семеновне и Матильде.

-- Чемодан мы унесем сами, а ты возвращайся в офис, скажи: теща приехала, -- приказала Матильда, хватаясь за чемодан. -- А ты сало привезла, мама, а то я обещала Гене половину чемодана за то, что он нас довез.

Но водитель уже повернул ключ в замке зажигания, и машина плавно сдвинулась с места. Они поднялись в квартиру на третий этаж. Матильда вытащила длинный ключ с перьями вразлет и быстро открыла входную дверь.

-- Входи, мамочка, теперь это наш дом.

-- Я не пойму..., ты...с Борисом Петровичем, что ли? Он ведь мне обещал, прохвост эдакий. Обманул меня, значит. Ну и как же ты, кто ты ему будешь -- любовница, временная подстилка?

-- Не знаю, кто буду для него я, а вот он для меня -- все: муж, любовник, друг, наставник.

-- Ты веришь в то, что он женится на тебе?

-- Мы на днях идем в загс. Если ты Фома неверующий, пойдешь с нами и убедишься в этом.

-- И пойду, и пойду, почему бы ни пойти: я так переживаю за тебя.

-- Хорошо, мамочка, теперь будем переживать вместе.

Она тут же сняла трубку и позвонила Борису.

-- Дорогой мой, поздравь тещу с приездом, -- сказал она, подавая, матери трубку.

Вероника Семеновна выслушала все, не перебивая Бориса Петровича, а потом произнесла всего оду единственную фразу:

-- Что ж! дай вам Бог счастья.

-- Ну, вот видишь, мамочка, все хорошо, не правда ли? А что касается соблазна, то никто никого не соблазнял, все само собой вышло. Бывает так в жизни: хочешь ты или не хочешь, а оно само выходит. Я могу только одно сказать: я никогда не была так счастлива. Мы, как только сыграем свадьбу, это будет приблизительно через неделю, сразу же уедем в Италию, либо в Грецию недельки на две, а ты останешься здесь. Надо же кому-то сидеть на мешках с деньгами. У Бориса так много денег, девать их некуда. Он и мне в Лондон выслал шесть миллионов долларов, и я открыла счет в банке. Так-то, мамочка, я родилась в рубашке, да еще под счастливой звездой.

-- Но Борис Петрович был женат в то время, когда мы сюда приехали, где же его жена теперь?

-- Она умерла. У нее была ужасная болезнь.

-- Какая?

-- Сахарный диабет. И ребенка ему не оставила. Я должна нарожать детей, пять человек не меньше, если не разленюсь и не испорчусь как эти жирные дуры, жены новых русских.

Матильда провела мать в ванную, выдала ей новое белье и показала комнату, где она будет ночевать.

-- Да, это квартира, не то, что у нас в Днепропетровске. Видно, что Борис Петрович не простой человек. Если ты не возражаешь, я полежу с часик, а потом поднимусь и займусь кухней. Ты можешь посидеть рядом со мной: я так давно тебя видела, теперь не нагляжусь.

-- Хорошо, мамочка, отдохни, а я...я к зеркалу: скоро должен прийти Борис, и то как я выгляжу, очень важно, ведь основное наше оружие -- красота, помноженная на аккуратность.

В шесть часов вечера явился Борис, как и обещал. У него был несколько измученный вид: он тащил две увесистые сумки с продуктами. Матильда открыла дверь, схватилась за сумку, но сумка оказалась неподъемной.

-- Ах, да, кажется, я немного ослабла, -- произнесла она, целуя его в губы. -- Мать отдыхает. Она, должно быть, заснула. Я буду стряпать сама. Меня этому учили в Лондоне. Была ли у тебя Маша, и что ты ей сказал?

-- Я отправил ее в отпуск на два месяца, -- сказал Борис.

-- Надо было на шесть: я буду кормить тебя сама, и квартиру стану убирать, и мать поможет мне в этом. А, вот, она уже проснулась. Мама, я сейчас.

Вскоре вышла Вероника Семеновна в длинном светлом халате, худая, стройная с приветливой улыбкой на лице.

-- Ну, зятек, где твой чуб? Сейчас от него ничего не останется, -- сказала она, подходя к Борису и подставляя щеку для поцелуя. -- Отобрал у меня дочку, сначала заманил и пользуясь тем, что нет материнского глаза, околдовал. Ишь, ты!

-- Это я, это я околдовала Бориса Петровича, -- залепетала Матильда, повиснув на шее жениха.

-- Так уж вышло, Вероника Семеновна, -- сказал Борис, усаживаясь в кресло напротив Вероники Семеновны, будущей тещи, которая теперь смотрела на него как на родного провинившегося мальчика. -- Сначала я относился к Матильде как прелестному ребенку, и мне даже в голову не приходило, что мы с ней можем стать единым целым. Потом, когда она подросла, я стал доверять ей как самому себе. Она может подтвердить это. Я на ее имя перевел шесть миллионов долларов, будучи уверен, что она никогда не станет претендовать на них. А потом...потом, это случилось буквально на днях, когда я встретил ее в аэропорту Шереметьево, передо мной предстала вполне взросла прекрасная девушка.... она буквально очаровала меня. Вы, Вероника Семеновна, не переживайте: ваша дочь попала не в самые плохие руки.

-- В плохие, в плохие, -- протараторила Матильда.

-- Почему? -- удивился Борис.

-- Потому..., надо было это сделать гораздо раньше, -- произнесла она, прыгая жениху на колени. -- Гм, а у тебя тут прыщ вскочил, -- не унималась она и не стесняясь матери, поцеловала в подбородок, где светился прыщ.

-- Матильда, лапочка, принеси нам сюда шампанское и закуску, -- произнес Борис, поглаживая ее по голове.

Матильда вскочила и вприпрыжку побежала на кухню. Мать смотрела ей вслед, поморщилась и сказала:

-- Она все еще ребенок.

-- Нет, Вероника Семеновна, это не так. Матильда вполне серьезная, талантливая и одаренная девушка, а то, что она так ведет себя, это от хорошего настроения. Возможно, она нашла то, о чем мечтала. Кстати, я тоже изменился. Я стал смотреть на мир другими глазами. Моя бывшая супруга, которую я похоронил в прошлом году, не оставила мне ребенка, а знакомство с другой женщиной страшно разочаровало меня. И я, несмотря на свое состояние, остался один, как перст. Вроде невест много, а выбрать некого. Сейчас время немного другое. Жена богатого человека, такого как я, непременно должна иметь кучу любовников, иначе будет выглядеть белой вороной среди таких же, как она сама. Да любовники еще ладно, а то еще и на Тверскую выходят в качестве проституток. Это жены новых русских. Я еще не сказал о наркотиках, о групповом сексе и остальных ритуалах современной цивилизации. А Матильда девушка не испорченная, она сумела сохранить свою невинность, она как бы представитель другого мира, вернее другого века, 19 го века. Поэтому она для меня бесценный клад. А деньги, что такое деньги? Деньги способствуют тому, чтобы человек был счастлив, но сами по себе не приносят счастья. Это счастье состоит из многих составляющих.

-- О чем это вы тут судачите? -- спросила Матильда, входя с подносом на руках и расставляя все на столе. -- Мама, давай напьемся сегодня. В дым! Пусть видит Борис Петрович, кого и что он выбирает. Можно, я сяду напротив, рядом с мамой, мне так удобнее, а то я сижу рядом и тебя не вижу. А ты смотри на нас и сравнивай. В будущем я буду такой как мама, хи--хи--хи.

Матильда уселась напротив Бориса и все время смотрела на него, будто только что вернулась из Лондона. Она поддерживала все тосты, но только касалась губами бокала: она уже была пьяна...любовью. Ей хотелось, чтоб все скорее завершилось, чтоб мама ушла в свою комнату, а она вместе с Борисом в спальню, где они оба будут брать от жизни то, к чему, через определенное время потеряют интерес. Нет вечной любви, а если и есть, то она принимает иные формы, а затем уступает привязанности и только сейчас, быть может, считанные месяцы, пока она не почувствует в себе новую жизнь, они оба так ненасытны. И надо спешить, нельзя обкрадывать себя.