Часть третья (СИ)

Прокурор города Иваненко пошел на повышение благодаря своим связям с прокуратурой России, а на свое место рекомендовал земляка Дупленко Владимира Павловича.

Владимир Павлович с трудом поверил в то, что случилось, хорошо зная, что Иваненко не жаловал своих земляков. Мало того, он недолюбливал их за слишком ретивое отношение к службе и унизительное, слишком очевидное лизоблюдство. И вот тебе на.

-- Чтобы хохол хохла поддержал, да этого просто не может быть, -- твердил он своей жене Светлане, чьи корни были исконно русскими. В глубине души он гордился тем, что у него жена русская и сам считал себя таковым, поскольку уже давно мыслил на русском языке.

-- А я не вижу разницы между русскими и украинцами, -- сказала Света. -- И честно никогда не задумывалась, что сам-то ты у меня хохол. По-моему, все это выдумка политиков. А вот твой Иваненко..., вполне возможно, что ты ему просто понравился по каким-то другим причинам, а землячество тут ни причем.

Вроде бы так оно и вышло. Иваненко вызвал его и сказал:

-- Ты человек слова, тебе можно доверять, а коли так, то связь у нас не будет прекращаться и в дальнейшем. Здесь возможностей гораздо больше, чем в твоем Южном округе. Здесь банкиры сами приносят. Один Гусинский чего стоит. У него по всей Москве собственные банки.

-- А вы у кого будете работать? -- спросил Владимир Павлович.

-- Я буду со Скуратовым. Он -- генеральный прокурор России. А ты..., я тебе скажу, кого убрать, назову тебе ненадежных людей. На них нельзя положиться: продадут. А возможно, и сами следят, что делает прокурор города. Говорят: Скуратов и сам вскоре лишится должности. Дело связано с кредитом США почти в пять миллиардов долларов. Верхушка станы прикарманила эти деньги, а Скуратов хотел расследовать этот вопрос. Тут, брат, дело очень и очень рискованное и сложное. Может, тебе пойти по моему пути. Бери дань с прокуроров округов, как это делал я. А сам..., если только иметь дело с Гусинским. А что касается Березовского, то он уже номенклатура правительства страны и президентской администрации.

-- А баньку посещать будем?

-- Это сложный вопрос. По-моему, Скуратов на этом погорел. Во всяком случае, надо быть максимально осторожным. Я тебе оставляю ключ не только от своего кабинета, но и от трех сейфов. В этих трех сейфах у меня три миллиона долларов, это мизерная сумма. Я несколько позже, как только закончится отделка моей дачи, заберу эти деньги.

Иваненко был особенно разговорчив и добр к Владимиру Павловичу. Все же повышение благотворно повлияло на его психику и вдобавок вселяло надежду на то, что с уходом Скуратова, он вполне возможно, станет Генеральным прокурором.

-- Дачу, -- продолжал Иваненко, -- отгрохали в три этаже с двумя подземными гаражами и бункером в шесть метров глубины. Я уже израсходовал на ее строительство чуть меньше миллиона долларов и еще столько же надо на отделку. Тысячу двести квадратных метров полезной площади. Это все жена с дочерью. У нас дача должна быть ничуть не хуже, чем у господина Дубинина, или Чубайса, -- твердит она мне до тех пор. Я окончательно сдал свои позиции.

-- Я..., я тоже собираюсь построить дачу. Я не так давно женился, вы...помните мою Светку, молоденькую, красивую, вы же были на свадьбе у меня. Так вот, она хочет дачу. А раз она хочет, то..., ничего не поделаешь. Я уже веду переговоры о выделение участка где-нибудь на берегу Пахры, а может и в Архангельском, -- сказал Владимир Павлович.

-- О, это прекрасные места. Там одна сотка земли стоит до восьми тысяч долларов. Правда, это пустяки, не так ли, дорогой?

Владимир Павлович поерзал в кресле, затем почесал за ухом и дипломатично произнес:

-- Думаю, что на этой должности, которую до сегодняшнего дня занимали вы, уважаемый Пантелеймон Григорьевич, я значительно поправлю свое финансовое положение и тогда восемь тысяч долларов за сотку площади под стройку, будут не так кусаться. Я, конечно, не буду забывать и о том, что я перед вами в вечном долгу.

-- Закури, Владимир Павлович, -- предложил Иваненко.

-- Я думаю, -- сказал Дупленко, -- что мое назначение надо отметить в ресторане. Как вы к этому относитесь?

-- Положительно.

-- Не мешало бы нам взять своих жен. Как вы думаете?

-- Положительно. Только у меня еще двое деток, их тоже придется взять, -- сказал Иваненко.

-- Я буду только рад, поскольку я их еще не видел.

В четверг вечером в ресторане "Юбилейный", куда нередко захаживают представители элиты Москвы, чтоб посмотреть на других и самим показаться, свыше десяти человек заняли небольшой зал, рассевшись за двумя сдвинутыми столами. Дети Иваненко уже были вполне взрослые, в особенности сын Михаил, которому недавно исполнилось двадцать пять лет, а дочь Зоя, уже дважды побывавшая замужем и оба раза неудачно, в возрасте двадцати трех лет, была в самом соку. Ей не очень нравился этот зал, похожий на некий замкнутый круг и она уже наметила себе в подружки Светлану. Как только в большом зале начнется музыка, они обе выйдут на свет и начнут плясать так, чтоб люстра содрогалась. А там кавалеры сами налипнут, как пчелы на мед.

Супруга Иваненко, дама солидных размеров по имени Марьяна, заняла два кресла одновременно, и то одно из кресел под ней поскрипывало, издавая раздражающие звуки, на которые никто из гостей не обращал внимания.

Супруга Владимира Павловича Светлана давилась от смеха, а потом шепнула своему мужу: ущипни меня за попу. Муж ущипнул, но не за попу, а выше колена, да с таким старанием и прилежанием, что она взвизгнула и вынула палец изо рта, который она нещадно грызла.

Сама Светлана заметно подобрела, она уже была беременна, но по-прежнему выглядела как куколка.

Миша, сын Иваненко, сидел напротив Светы и бессовестно пожирал ее глазами. Губы произносили слова, которых никто не слышал. Это был внутренний монолог, означающий самые серьезные намерения уложить эту красотку в постель, снять с нее всю одежку, если она сама этого не сделает и доставить ей величайшее удовольствие, которое она не познала и познать не может с этим морщинистым и немного пузатым стариком.

Но Света никак не реагировала, она глядела на толстуху Марьяну и все думала, что же надо делать, что кушать, сколько двигаться, чтоб не быть такой толстой и неповоротливой, как эта прокурорша. Она, бедная, тащит на своих ногах лишних сто двадцать килограмм и это должно быть очень трудно и неудобно, а сделать уже ничего нельзя.

Миша в это время просунул руку под стол, чтоб нащупать колено Светланы, но по ошибке, ухватился за колено Дупленко, слегка сжал пальцы, а затем принялся массировать. Владимир Павлович вытаращил глаза и не знал, что дальше делать. Самое лучшее: дать по физиономии этому сопляку, получившему дурное воспитание в семье, а проще никакого воспитания, как у всех великих людей, но..., как это сделать? Честь жены и его собственная честь, а они должны быть защищены, может слишком дорого обойтись. Иваненко уже прокурор России, а он еще не прокурор города: приказ пока не подписан.

По этой причине Дупленко только поморщился и ограничился этим. Светлана слушала смешную историю о том, как Зоя, переодетая в мужчину, пыталась отобрать себе подругу на ночь на улице Тверской и не могла это сделать: от каждой девицы легкого поведения исходил дурной запах.

Когда Миша Иваненко понял, что это не женское колено, он со злобой одернул руку и немного покраснел. Но не надолго. Схватив бокал с шампанским, он стал произносить тост за знакомство, не забыв пожелать отцу успешной работы в масштабах всей страны.

-- Через год, два, я хочу видеть тебя, папа, в должности Генерального прокурора России. В этом случае я перевожусь в юридический институт и пойду по твоим стопам, пахан.

Каждый осушил свой бокал до дна и взял на себя дополнительное обязательство: поцеловать прокурора республики в щеку. Только два человека: Марьяна и Владимир Павлович наградили Иваненко поцелуем в губы. После бурных аплодисментов, послышались звуки музыки со сцены большого зала.