Тесные комнаты (СИ)

- Я не знаю, я не знаю, - продолжал бормотать Сидней.

- Ладно, давай вставай, или я тебя пристрелю. Слышишь? Вот так. Теперь полей мне на правое запястье и руку, и на правую ступню и бедро вот этим пойлом, - Рой вынул затычку из большой бутылки, которую захватил с собой, и Сидней безучастно растер содержимым перечисленные части тела.

Затем Рой указал ему на гвозди, разложенные в ряд на белой тряпке вместе с двумя молотками.

- Ну а сейчас будь умником и приколоти меня вот к этой двери, идет? Сделай это ради нас обоих, Сидней. Пригвозди сына салотопа к амбарной двери. Ты сам в глубине души этого хочешь. Ведь той пощечины на выпускном было мало.

У Сиднея вырвался крик: он был таким страшным, что даже точильщик ножниц слегка вздрогнул.

Взяв в левую руку гвоздей, Сид долго медлил в совершенном безмолвии, а потом занес тот из двух молотков, что был поувесистей.

Первый гвоздь прошел сквозь запястье Роя легче, чем можно было предположить.

Салотоп побледнел, в особенности сделались белыми его губы, однако он не издал ни звука.

Казалось, вместо него говорила кровь, что обагрила Сиднею рубашку и руки, и даже окропила ему волосы, струей брызнув в воздух.

Управляемый какой-то неведомой силой, Сидней вскоре прибил несколькими крупными гвоздями руку, ступню и лодыжку Роя. Торопливо орудуя молотком, он споткнулся о небольшую коробочку, из которой высыпались новые гвозди.

Наконец, Сидней кончил дело и отошел. Внезапно Рой, который, казалось, потерял сознание, снова открыл глаза. Он был весь в крови, что непрестанно струилась, сочилась и журча бежала из ран.

- Увидимся утром, - заговорил Рой, но умолк. - Не забудь привезти Браена, - все же сумел он закончить фразу.

- По-моему, в руках не достает еще пары гвоздей, - заметил Сидней, и открыв рот заработал молотком с новой яростью.

Не помня себя от рвения, Сидней вогнал еще несколько гвоздей в жертву.

Потом он замер, словно любуясь зрелищем, как по телу Роя Стертеванта льется множество кровавых струек, подобно тому, как после внезапного ливня по земле бегут ручейки и потоки.

- Я вернусь на рассвете вместе с Браеном МакФи, - объявил Сидней: его рот был почти на самом уровне сомкнутых глаз прибитого им к амбарной двери человека.

- Чуть рассветет, я его к тебе привезу.

Помимо прочих атлетических успехов, в старшей школе Сидней Де Лейкс добился хороших результатов в прыжках в воду с вышки, и его тренер даже хотел, чтобы он в последствии попробовал поступить на стипендию в крупную школу и, кто знает, может быть даже блеснул когда-нибудь на олимпиаде.

Однако несмотря на то что его прыжки были красивыми и искусными, как у будущего профессионального спортсмена, Сидней терпеть не мог нырять с высоты и не переносил воду.

Сейчас, когда он направлялся на кладбище в пикапе Роя Стертеванта, вооружившись киркой-мотыгой и прочими инструментами, к нему вновь вернулось прежнее чувство, что возникало у него, когда он нырял с вышки в бассейн, слыша в ушах поощрительные возгласы и рукоплескания тренера. Сказать по правде, когда по выражению лица молодого человека, добросовестно учившего его нырять и плавать, Сидней замечал, что тот им восхищается и даже влюблен в него, он чувствовал, что ему незачем продолжать стараться и выкладываться ради олимпийских наград. Его амбиции уже полностью удовлетворяло одно то, что тренер восторгался им и был рядом.

Теперь, когда ему было поручено вырыть из могилы Браена МакФи, Сиднею стало казаться что новый, всезнающий тренер велит ему броситься в бесконечно глубокую бездну, и это страшило его куда сильнее смерти, как пугал больше смерти приказ вогнать в тело своего врага, сына салотопа, первый гвоздь: однако стоило сделать это лишь единожды, как ему захотелось забивать в Роя все новые и новые гвозди - без числа изрешетить ими все его тело, чтобы было похоже, будто его облачили в серебренную кольчугу, состоящую из маленьких сверкающих шляпок.

Сидней выяснил для себя и еще одну вещь: подобно тому, как на опасных высотах вышек, с которых он бросался в воду, он понял что любит не спорт, а самого тренера, так и теперь ему стало очевидно (это пришло к нему не ярким озарением, но спокойным пониманием, при виде ран и мучений салотопа после устроенной над ним расправы) что он любит Роя Стертеванта так же, как любил тренера, который тоже велел ему совершать невозможное.

Сидней и глазом не успел моргнуть, как Рой Стертевант превратился для него в тренера. Не было больше ни точильщика ножниц, ни салотопа с его вечно черными пальцами и грязными ушами, а остался только истекающий кровью молодой человек, который был пригвожден к старому амбару, в стиле тех, какие строят в Пенсильвании, молодой человек, ждущий когда его ученик вернется вместе с Браеном МакФи, которого они оба любили с одинаковой силой.

Итак, круг замкнулся - прошлое, а с ним и большая часть воспоминаний было перечеркнуто, и теперь Сидней помнил лишь о том, что в его жизни есть этот новый тренер, который сейчас истекает кровью и стойко терпит мучение, распятым на амбарной двери.

А значит, он привезет к нему Браена МакФи, он извлечет из его ран гвозди, после чего обнимет, ибо с этой минуты он будет принадлежать только ему, и они оба навеки, будут неразделимы.

Теперь, когда их судьбы неожиданными поворотами и окольными путями вновь сплелись вместе, Рой сделается его наставником и защитником, он убережет его в будущем от любого неверного шага, и они больше никогда не расстанутся, подобно двум надолго разлученным земными превратностями душам, что, как говорят, входят в царствие небесное рука об руку.

До рассвета оставалось еще часа полтора, когда Сидней поднялся в комнату Гарета. Юноша сидел на кровати, держа спину с ровной осанкой, и Сидней поразился до чего он был похож в этот момент на Браена МакФи, который точно также сидел в машине на месте сбоку от водителя, дожидаясь, когда Сидней отвезет его обратно к Рою, дабы снять того с гвоздей.

- Ну, ты убил его? За это время можно было перебить целую армию.

Сидней ничего не отвечал и только смотрел на него во все глаза, продолжая изумляться сходству двух юношей и чувствуя, что в голове у него все перемешалось от всех этих метаний по замкнутому кругу - от Гарета к Рою, от Роя к Гарету и теперь опять обратно.

- Я все утряс, - произнес Сидней в свойственной ему в последнее время мечтательной манере. Он рухнул в кресло и шляпа упала у него с головы под ноги.

- Чего это у тебя все башмаки и штаны в земле? - изумился Гарет. И внимательнее приглядевшись к любовнику, спросил: "Ты что, уже его убить и закопать успел?"

Сидней приоткрыл было рот чтобы произнести Да, но затем вздрогнул, точно очнувшись, и ответил: "Нет, Рой еще не мертв".

Странное поведение Сиднея и вид его пылающих щек не на шутку перепугали Гарета, и он воскликнул: "Где ж ты тогда его оставил?"

- Я прибил его гвоздями к двери амбара.

Гарет, словно лопнувший воздушный шар, громко выпустил из легких воздух и отпрянул: "Ты что, обдолбался что ли, безмозглый ты гандон... спорить могу, ничего ты с ним не сделал".

- Да что ты говоришь... Браен, чтобы ты знал, сидит сейчас в пикапе у тебя внизу. Мы с ним на пару отправимся к Рою чуть рассвет, и я сниму его с гвоздей.

Гарет замотал головой, извергая град проклятий и самой отборной брани, адресованной даже не столько Сиднею, сколько тем силам, благодаря которым тот вообще живет и ходит по земле.

- Я обещал ему, - продолжал Сидней, - что привезу Браена, чтобы он увидел его прибитым к амбару.

Гарет выбрался из постели, подошел к Сиднею и пристально оглядел его с головы до ног. После чего рухнул на колени, поднял валявшуюся на полу шляпу и снова нахлобучил ее на Сиднея, причем с такой силой, что длинные волосы его друга сбились вниз, однако не выпростались совсем, потому что были завязаны в хвост знакомым розовым шнурком.