Тесные комнаты (СИ)

Это заставило его впервые взреветь от раскаяния -  то было сухое, лишенное слез рыдание, надорвавшее его грудь с такой силой, что казалось,  у него разлетятся ребра и переломится позвоночник.

Его стон спугнул в небо черных воронов и простое воронье.

- Прежде, чем я сделаю еще шаг на во владения того, кто... того, кто... - и не решившись закончить,  Сидней повернул обратно в сторону особняка Уэйзи.

До дома он добрался поздно вечером. Ирен уехала,  однако весь особняк светился огнями, как будто там в самом разгаре шел выпускной бал.

Сидней рухнул на потрепанную фиолетовую кушетку, испокон веков стоявшую в прихожей и снял шляпу с которой лилась вода. Волосы у него были теперь почти такими же длинными, как у точильщика ножниц,  только он не завязывал их в хвост розовым шнурком. Чтобы легче дышалось, Сидней ослабил ремень, хотя он и без того сделался ему велик на несколько размеров, потому что Сид все время худел и мускулы его укреплялись, как будто он, сам того не ведая, вставал во сне и колол дрова, или поднимал над головой жеребят или бычков.

- Ты сделал это, Сидней? - услышал он голос, конечно же принадлежавший Гарету. Тот смотрел на него сверху, перегнувшись через перила третьего этажа. - Ты убил его? Если ты вдруг раздумал, то знай, что я - нет.

- Сейчас поднимусь и расскажу, - отозвался Сидней, чуть ли не рыча.

Наверху, в их комнате, Сидней попытался обнять Гарета, однако юноша, которого он, как ему казалось, любил сильнее всех на свете, порывистым движением сбросил с себя его руки.

- Не смей меня трогать до тех пор, пока он не будет гнить в земле, понял?... По мне, так ты вообще с ним заодно. С чего, спрашивается, ты убил Браена? И почему я угодил в аварию с поездом?... Все это его рук дело, хотя как знать, может и твоих тоже...

- Господи, Гарет, мне больно, что ты даже подумать о таком можешь... Тем более слышать от тебя такие слова...

- Слова! С тобой вообще все без слов ясно. Ты тупица. Ты такое пустое место, что тебя не даже как обосрать не придумаешь. Я проклинаю тот день, когда тебя увидел и запал... А теперь послушай хорошенько, - вскричал Гарет, схватив любовника за горло, - или ты прикончишь этого сучьего выродка, или чтобы ноги твоей больше в этом доме не было. Уяснил? - И в порыве ярости, может быть не специально, юноша плюнул Сиду в лицо.

Сидней поднял было руку, чтобы оттереть плевок, но сразу уронил, даже не коснувшись того места.

У Гарета вырвался короткий, глубокий стон.

- Ну, допустим, я убью его. И что это даст?

Гарет теперь избегал смотреть Сиду в лицо, отчасти потому , что оно было все мокрое с той стороны, куда попал плевок.

- Я скажу тебе, что это даст, - снова начал Гарет, - с его смертью рухнет проклятье, которое он наслал на мой дом. - Юноша произнес эти слова, казалось, немного успокоившись, но вдруг резко взмахнул руками, так что Сидней невольно отдернулся, решив, что сейчас последует удар, однако вместо этого Гарет вытер ему лицо шейным платком, какие носят рабочие.

- Будь покоен. Я отправлюсь к нему первым делом с утра.

- Ну-ну, я так и слышу как ты горишь желанием. Ах ты ничтожество. - Гарет вновь маниакально повысил голос. - Ненавижу тебя снова и снова. Я каждый день жалею, что с тобой спутался. Ты был мне ненавистен даже в постели. На кой вообще ты тут сдался? Что ты тут делаешь? Мне ты точно больше не нужен. Я теперь здоров, если вообще когда-то был не в себе. Да и кого бы не переклинило, врежься он в поезд и окажись единственным, кто выжил, да что там говорить, лошадей у меня, и тех не осталось, только пара разбитых кляч вроде тебя, и виноват во всем этом ты. Так что разделайся с ним и не тяни резину, черт тебя дери, иначе я сам разберусь с вами обоими... Ведь откуда мне знать, что вы с ним не снюхались... Говори, ты с ним заодно? Если нет, то чего ты так побледнел?

- Потому что я тебе уже тысячу раз повторял - все дело в том, что ему нужен я. Он преследует меня всю жизнь. Я ведь рассказывал тебе. Я могу думать только об одном человеке: о нем. Но я согласен. Я сделаю как ты хочешь, хотя после того, как с ним будет покончено, ты тоже берегись...

Сидней развернулся чтобы уйти и уже почти дошел до двери, но тут "хозяин" окликнул его:

- Слушай, сядь на минутку, ладно?

- Мне больше нечего добавить, Гарей... Я тебе все что мог, сказал... Завтра я пойду к нему.

- Я, похоже, перегнул палку, Сид... Лучше и не ходи к нему, давай вообще его забудем. Ты ведь прав насчет того, что если мы его убьем, то так будет только хуже.

Но эта неожиданная перемена со стороны Гарета последовала слишком поздно: его жестоких и уничижительных слов было уже не забрать назад.

- Нет, Гарет, я все решил. Завтра на рассвете я отправлюсь к нему и поступлю так, как мне покажется правильным.

- Пойди сюда, - произнес Гарет. - Подойди, говорю, и обними меня.

- Я больше не твой... Ты своими нападками убил чувства, что у меня к тебе были... Я не выношу, когда со мной так по-грубому.

- Значит, у тебя есть другой с кем тебе лучше? - Гарет оставил свой обычный насмешливый, заносчивый тон. Голос его теперь дрожал и в нем звучали истерические нотки.

- Мне кажется, я понял, что... Знаешь, Гарет, по большому счету... Ну, как бы тебе сказать...

Сид, сам того не заметив, уронил слюну, и она капнула ему на руки, в которых он непроизвольно крутил шляпу.

- Думаю, что если человек, кем бы он ни был, посвятил свою жизнь тому, что ждал и преследовал, шпионил, изучал, подстерегал и выслеживал меня, то может он и есть тот, к кому ведет мой путь.

- Значит, вы с ним все-таки заодно.

- Не в этом смысле, и никогда не были, ты знаешь. Но как можно прятаться, увиливать и убегать от того, для кого весь смысл жизни - настичь тебя. По большому счету, он посвятил мне всего себя, пойми.

- Нет, не понимаю.

- Как тебе еще объяснить. Я даже себе не могу объяснить такое. Подумай о том, чего это стоит, как это сумасбродно, к чему приводит и так далее. Я хочу сказать, слыхано ли такое, чтобы один человек всю жизнь только и думал о ком-то, а тот ему ни разу и доброго утра не пожелал.

- Не совсем так: этот "кто-то другой", как ты себя называешь, ударил его по лицу прямо на выпускном, когда он произнес торжественную прощальную речь. Это посерьезней, чем пожелать доброго утра

- Ты и правда сегодня со мной жесток, Гарет...

- Ты меня больше не любишь, Сид.

Сидней что-то беззвучно произнес губами и сделал шаг к своему другу.

- Я в том смысле, Сид, что ты не любишь меня так сильно, как любит тебя салотоп.

- Но я все равно тебя люблю.

- Этого мало. Для меня. Я хочу, чтобы меня любили очертя голову, как он тебя.

- Не говори так, - мучительно воскликнул Сид, - зная, что я собираюсь убить его ради тебя...

- Нет, вот что, Сид... Если ты его прикончишь, ты должен будешь сделать это ради себя и только ради себя. Насчет убийства этого сучьего отродья, я не могу тебе приказывать...

- А знаешь, Гарет... Ты и правда совсем поправился. Ты теперь совершенно здоров. И тебе больше не нужны никакие сиделки, ни няньки, ни кто. Спорить могу, тебе сейчас только дай скакуна чистокровку, ты на нем как ветер понесешься по треку.

- Что значит я здоров, тупой ты сукин сын... Разве ты не знаешь, что я ненормальный потому что люблю тебя до одури ...? Разве от этого можно вылечиться...?

Гарет, бросился Сиднею в объятия и осыпал своего опекуна страстными поцелуями, что делал не часто.

- Тогда почему ты помыкаешь мной и делаешь больно? Теперь мне придется совершить убийство, и ты это знаешь. Ведь если я его не убью, ты не будешь меня любить... Сидней оттолкнул от себя Гарета, а когда юноша вновь попытался его обнять, воскликнул: "Нет, не приближайся... Я уже решил, что пойду к нему и все между нами решу, так что не испытывай меня ".

- Он ведь убьет тебя, Сидней, пойми.