Знаки безразличия (СИ)

Подъехала 'волга'. За рулём был Колян: всклокоченный, злой, он выскочил из машины и начал пинать заднее колесо. На Нину он даже не взглянул. Крайнов почувствовал напряжение между водителем и Ниной, но ничего не сказал.

Утренние улицы были неожиданно пустынны, только по Пионерскому проспекту к заводу шли усталые, толком не проснувшиеся люди. На пешеходном переходе им попалась девочка-подросток: весёлая, круглолицая, одетая, как все подростки, слишком легко и небрежно: очень короткая юбочка, расстёгнутая куртка из потёртого козжама, на голове ярко-розовые наушники. Стоя у кромки тротуара, она притопывала в такт музыке тонкими ножками, обутыми в розовые же кроссовки. Её расслабленный, спокойный взгляд лениво скользнул по капоту 'волги', по помятому лицу Коляна. Светофор переключился на зелёный, и она, высоко задирая острые колени, побежала через едва видимые на влажном асфальте полоски 'зебры'.

Повернувшись к Нине, Крайнов встретил её тяжёлый взгляд и понял, что она думает о том же: беспечные девочки ходят по одним улицам с ним.

Сквер перед театром был безлюден. Голые кусты зябко дрожали на пронизывающем ветру, свободно гулявшем над свинцовым полотном Камы. Чайки бестолково метались над холодной водой. Вдоль берега шла электричка, её красно-серые бока мелькали в прорехах облетевших деревьев.

Стены театра, покрытые слоем пыли и сажи, казались замшевыми. Массивная деревянная дверь открывалась тяжело, со скрипом, - удивительное пренебрежение к интересам маленьких зрителей. В небольшом фойе было сумеречно: основное освещение погашено, только две лампы, напоминавшие прожектора, выхватывали из бархатной тьмы стенды с фотографиями и унылыми выцветшими куклами. В лучах прожекторов танцевали пылинки.

Нине стало не по себе. Она никогда особенно не любила кукол, их неживые лица, блестящие глаза и неестественные улыбки смущали её. Куклы пугают нас тем, что слишком похожи на нас самих.

Откуда-то из глубины фойе раздалось шарканье и покашливание, и в луче прожектора появилось вытянутое, необыкновенно худое старушечье лицо с кичкой седых волос над ним. Её черный халат сливался с темнотой, и от этого казалось, что голова плывёт в воздухе.

- Вы-и что хотели-и? - жутко растягивая слова, спросила старуха без всякого приветствия. - Спектаклей нет сейча-ас. Билеты в кассе-е.

- Следственный комитет, - коротко отрекомендовался Крайнов.

Кичка задрожала, лицо старухи враз переменилось: она заулыбалась, словно услышав приятную новость.

- Вы к Марине Викторовне, наверное-е, - залопотала она и задвигалась, то пропадая, то снова появляясь в луче холодного света.

- К директору.

- Сейча-ас, - и старуха растворилась во мраке.

- Странное место, - почему-то шёпотом сказала Нина. - Пугающее.

- У страха глаза велики. Место как место.

В фойе вспыхнул свет, и Нина, вздрогнув, зажмурилась. Старуха, успев снять халат, стояла в полукруглой арке возле гардероба. На ней был балахон с портретом известного рокера. От многочисленных стирок изображение потёрлось, и казалось, что это не живой человек, а череп пялится пустыми глазницами.

- Вас жду-ут, - торжественно, как дворецкий в английском замке, провозгласила старуха. Её бледный подбородок почтительно дёрнулся.

Марина Викторовна Штерн приняла их в своём кабинете: маленьком, пыльном, доверху набитом куклами. Сидя на диванчике напротив директрисы, Нина размышляла, какие должны быть у неё крепкие нервы, чтобы целый день терпеть взгляды стеклянных и пластмассовых глаз. Директриса и сама напоминала куклу: маленькая, жилистая, с ярким румянцем на щеках и большими голубыми глазами навыкате. Даже сейчас, на пороге старости, она была всё ещё очень миловидна, только крючковатый нос с бородавкой на кончике её немного портил.

- Вы по поводу Общества друзей театра? - спросила она, устроив гостей на диване, для чего ей пришлось скинуть на пол десяток-другой тюков с какими-то тряпками.

В банке на окне кипятилась вода, и сквозь выгнутое стекло желтоватый кипятильник казался диковинным глубоководным змеем. Директриса выдернула шнур из розетки и предложила чаю. Крайнов и Нина отказались. Марина Викторовна налила в большую кружку кипятка и опустила туда ситечко с заваркой.

- Да. Расскажите о тех, кто имеет к нему прямое отношение.

- Возглавляет Общество Володенька Рузанов. Хороший мальчик, художник, актёр, просто хороший человек. Я приготовила для вас личное дело, - уловив приятное удивление, отразившееся на лице Крайнова, она вдруг мгновенно переключилась с делового тона на кокетливый. - Да, не без странностей, но кто сейчас без них...

- Какие странности? - достаточно резко перебил её Крайнов.

- Ну, так, по мелочи, - немного обиженно продолжила Марина Викторовна. - Живёт с мамой где-то на Нелидовской. Тридцать лет, жены нет... Мы тут, знаете, стали подумывать, что он... Ну, вы понимаете... Друг у него какой-то есть в Веретенье. Понимаете?

- Понимаю, - кивнул Крайнов. - Ещё какие-то странности замечали?

- Ну, понимаете, он, как куклами увлечётся, сущий ребёнок становится. Шить любит. Но, если об его странностях говорить, у нас же почти одни девочки ходят на кружок... В смысле, в общество... Так мамы только спокойнее от этого...

- Я понял. Вы полагаете, что Владимир Рузанов - гомосексуалист. Я не об этом говорю. Возможно, он проявлял интерес к каким-то девочкам?

- Он проявлял интерес ко всем девочкам. Но не в том смысле, который бы вас заинтересовал. У него все были довольны, ни одна не уходила обиженной. Вы же знаете, какие у нас были девочки. Вы мать пропавшей Марго Алфимовой видели?

- Риты? Видел.

- У нас половина таких была! Владимир вёл работу с трудными детьми, понимаете?

- А вы девочек помните? - вмешалась Нина.

Марина Викторовна взглянула на неё с раздражением, как смотрят на ребёнка, вмешивающегося в разговор взрослых:

- Разумеется, нет. Алфимову помню, потому что однажды её... кхм... мамаша заявилась сюда в состоянии... нестояния. Марго пряталась от неё в кабинете Рузанова. Был вызван детский инспектор, ну, ваш, из милиции.

- Из полиции, - машинально поправил Крайнов. - Я понял. Рузанов никого не выделял, хорошо общался с девочками.

- Да, они по-доброму иногда над ним подтрунивали, но как-то, знаете, даже странно, как самые... - она сделала паузу, подыскивая слова, - отпетые с ним становились такими хорошими, тихими девочками. Зайдёшь к ним, бывало, а они сидят в кружок, что-то мастерят, разыгрывают, смеются...

- На Рузанова никогда не поступало жалоб? Любых. Я имею в виду не только домогательства, но и любые жалобы.

Немного помедлив, Марина Викторовна ответила:

- Нет.

- Марина Викторовна, - чуть укоризненно начал Крайнов.

- Да, один раз было. Одна девочка... Обеспеченная, очень обеспеченная, взяла у родителей деньги и купила на них ткани, которые необходимы были Обществу для пошива кукол. Был небольшой скандал, мама девочки обвинила Рузанова, мол, он вымогает у них деньги. За него вступились все, кто мог. Эта дама из Амстердама, ха-ха, даже приносила извинения. Это всё, что я могу сказать. Думаю, вам лучше поговорить с ним лично.

- Мы поговорим. Обязательно. Кто помимо Рузанова имеет отношение к кружку?

- Кристиночка Морозкина, наша актриса, по образованию психолог. Широкой души человек, умница. Она показывает детям настоящее волшебство. Очень чуткая, добрая.

- Ещё?

- А что, женщины вас не интересуют? - снова возвращаясь к кокетливому тону, спросила Марина Викторовна.

Крайнову вдруг стало неприятно.

- Марина Викторовна, я буду задавать вопросы, а вы - отвечать, хорошо? Спасибо.

- Алик Дынкин, тоже актёр. Этот участвует в Обществе скорее из-за того, что ему нравится блистать. Он красавчик, девочки им восхищаются. Женат, в прошлом году родился ребёнок. Порой ему не хватает глубины, но красивому мужчине это не всегда нужно, так ведь?

- Марина Викторовна!

- Молчу. Да, есть ещё Андрей Рогозин, он не сотрудник театра. Поэт, писатель, журналист. Талантище. Тоже не скажу, что ему очень всё это нужно, но он у нас по другой причине, - и Марина Викторовна многозначительно приподняла брови.