Знаки безразличия (СИ)

Кукловод терпеть не мог города с их безликими многоэтажными домами, промышленными корпусами из стекла и бетона, серым асфальтом с чёрными трещинами, неровным, как хлебная корка. Города давили на него, душили, заставляли прятать лицо и ускорять шаг. Во всём Юрьеве он любил, пожалуй, только свой домик с садом, которые словно и не город вовсе, даром, что на штампе в паспорте городской адрес, да вот это место напротив Театра, где привольная Кама раскинулась, как шарф из серо-жемчужного шёлка. У матери Кукловода был такой - невесомый, прозрачный, всегда прохладный на ощупь, он и сейчас, если поднести его к самому носу, сохранил тонкий, сладкий запах её любимых духов 'Душистый табак'.

Кукловод взглянул на часы и улыбнулся. Сейчас, сейчас они выйдут! Нужно торопиться. Он вышел на тротуар и остановился возле металлического остова автобусной остановки. Здесь можно было стоять сколь угодно долго и наблюдать за дверями Театра, не привлекая внимания. Автобусы в Юрьеве ходили редко, и человек, стоящий на остановке больше получаса, не мог вызвать подозрения даже у самого внимательного наблюдателя.

И вот двери распахнулись! Первыми бежали совсем маленькие девчонки, в белых и цветных колготках, с бантиками. За ними не спеша, вальяжно прошли две крупные старшеклассницы, шефы Общества, которых он терпеть не мог. Однажды он подслушал их разговор. Они называли его кукольником, и уже от одного этого гнев затопил его. Он не кукольник, он Кукловод! Он ведёт кукол, он разыгрывает спектакли, а не просто мастерит их из дерева и тряпок! О, если бы эти две идиотки, от которых за версту несёт подростковым потом и дешёвым табаком, знали, какой он скрывает секрет, каких кукол он собирается выпустить на свою сцену!

Посмеявшись над его тонкими руками и сутулой спиной, одна стала рассказывать другой гнуснейший анекдот, намекая, что он не просто так держит руки в карманах. Стоя в своём укрытии за кулисами, Кукловод трясся от душившего его гнева и представлял, как по очереди убивает двух этих сучек, а они молят его о пощаде. Но, в конце концов, он же не маньяк какой-нибудь!

Девочки, которые подходили на роль фей, шли последними. Почти все они были ещё худенькими, угловатыми, костистыми, но эта тонкость как раз и привлекала Кукловода. Опытным взглядом он выделил из кучки двух куколок. Одна, рыженькая, с красивой, переливающейся от белого к розовому, как лепесток пиона, кожей и огромными жемчужно-серыми (совсем как мамин платок!) глазами, шла легко, как будто вовсе не касалась земли. Внешне она прекрасно подходила на роль Королевы фей, но всё же было в ней что-то простецкое. Он даже толком объяснить-то не мог, что именно, но с этой Элизой Дулиттл пришлось бы работать слишком долго, а Королева фей действительно должна быть особенной от рождения. Вторая была не так интересна внешне: кареглазая, с мягким вздёрнутым носиком и прилизанными по моде волосами, но тоже в общем-то годилась. Королева Фей была изображена на обложке книги в белом наряде, скрывающем почти всё тело, кроме лица и рук, так что никаких особых требований к её внешности у Кукловода не было. Но вот внутри! Ведь фею делает не лицо, не волосы, а маленький внутренний огонёк. Внутри феи должен быть надрыв, печаль, драма - только тогда она сможет понять и прочувствовать то, что ей предстоит сыграть! У феи должна быть робкая улыбка и печальные глаза!

Словно в ответ на его мысли, рыжая и прилизанная, переглянувшись, громко расхохотались. Едва не плюнув с досады себе под ноги, Кукловод развернулся и пошёл пешком в сторону зоопарка. Девочки догнали его возле поворота, и рыжая, весело улыбнувшись, поздоровалась:

- Здрасте!

- Здравствуй, - торопливо закивал Кукловод.

Когда они убежали вперёд, он вздохнул с облегчением и подумал, что, может быть, судьба уберегла его от ошибки. Нельзя брать девочек, которые прямо сейчас посещают занятия Общества. Это небезопасно - как он раньше не подумал?

Телефон зазвонил, когда Нина отогревалась в душе. Несмотря на то, что полдня она провела в машине, координируя поиски, а потом ещё полтора часа торчала на совещании у опухшей и злой, как мегера, Элины, она умудрилась порядком озябнуть. Должно быть, виноват был адреналин и то, что с самого утра она не смогла проглотить ничего, кроме кружки кофе, которой её угостила Митрофанова.

Поиски почти ни к чему не привели. В самом конце, когда с осмотром берега было уже покончено и отряд Татьяны собирался ехать в Заречье на выручку товарищам, внезапно ожила рация. Сначала она хрустела и трещала, как будто внутри неё что-то рвалось на куски, а потом вдруг сообщила голосом Галки, похожей на эльфа, что только что к ней подошла женщина из местных и рассказала, что накануне вечером по дороге к пляжу спускался старый зелёный 'москвич'.

Это было, конечно, уже 'что-то', хотя версия вполне могла оказаться пустышкой. Мало ли какому дурачку на ночь глядя приспичило сломать себе шею? И всё же - пенал с косметикой и странный 'москвич' - не много ли совпадений?

Элина версию с 'москвичом' поддержала, пожалуй, излишне горячо. Ей нужно было уцепиться за что-то осязаемое, за какую-нибудь версию, которую можно разрабатывать, а там, как она любила говорить, 'кривая выведет'.

Крайнов же, наоборот, отнёсся к показаниям очевидца скептически. Слишком много в его практике было местных жителей, которые что-то видели. Чаще всего их показания вели поисковиков по ложному следу. Они отрабатывали пустые версии, пока где-то стремительно сокращались шансы пропавшего остаться в живых.

На совещании Нина уже мало что соображала. Она сидела в последнем ряду и, прячась за спины следователей и полицейских, отчаянно старалась подавить зевоту. Чтобы держать глаза открытыми, ей пришлось впиться взглядом в причудливую трещину на стене, похожую на паука-сенокосца.

Через четверть часа в дверях зала показалась русая голова секретарши. Элина выбежала из-за трибуны и, обменявшись с секретаршей парой слов, посторонилась, чтобы пропустить в зал гостя. Это был худой светловолосый мужчина в старомодном сером плаще, который он даже не потрудился снять, войдя в зал. Крупными размашистыми шагами, неожиданными для его небольшого роста, он прошёл прямо к трибуне и, откашлявшись, бросил в зал вместо приветствия свою фамилию:

- Ребров.

Подоспевшая Элина засуетилась вокруг него, уговорила снять плащ и, пока он прилаживал его на разлапистую вешалку, успела отрекомендовать его как 'профайлера из Москвы'. Нина заметила, как оживился Крайнов, увидев гостя и как сам Ребров от слова 'профайлер' сморщился, словно от зубной боли. Бесцеремонно перебив Габдуллаеву, он заговорил низким, гудящим голосом:

- Никакой я не профайлер. Немножечко психиатр, немножечко криминалист, самую малость криминолог, в прошлом следователь. Я просмотрел материалы дела и кое-что могу сказать уже сейчас. Всё это, конечно, на уровне предположений, но, возможно, они вам помогут в поимке преступника.

- Так значит всё-таки серия? - выкрикнул кто-то из задних рядов.

Элина бросила гневный взгляд в ту сторону, но промолчала. Когда Ребров подошёл к трибуне во второй раз, она встала возле него, едва не касаясь его плеча, и стала пристально всматриваться в зал. Казалось, она хочет проконтролировать его, не дать ему сказать лишнее.

- Это мужчина, возраст не определен, но, скорее, до сорока. Он живёт в частном доме.

- С чегой-то вы решили? - снова раздался тот же голос с 'Камчатки'.

Мягко отстранив рукой Элину, которая собиралась было подойти к микрофону и оборвать крикуна, Ребров ответил:

- Он похищает жертв живыми, следовательно, должен их где-то содержать. Это раз. Он перемещает их с места похищения к месту содержания или убийства и должен делать это максимально незаметно. Это два. Советую просмотреть жалобы в полицию на странное поведение соседей в частном секторе. Это три. Он, вероятнее всего, живёт один или с больной матерью, работа у него сдельная или сменная, есть большие промежутки времени, когда он не работает. Это четыре. Похищенные имели некоторые семейные проблемы, поэтому, думаю, его детство тоже не было радужным. Это пять.