Знаки безразличия (СИ)

- И это всё? - опять закричали из зала.

- Всё. Я не Кашпировский, - ничуть не раздражаясь, ответил Ребров. - Я полагаю, что девочки либо знали его, что сомнительно, либо у него было что-то, что внушало им мысль о безопасности. Возможно, он изображает инвалида или действительно имеет физический изъян, либо с ним было животное или ребёнок. Последнее, конечно, маловероятно...

Крайнов дотронулся до её руки. Пальцы у него были теплыми.

- Умный мужик, - шёпотом сказал он Нине. - Выдумывать зря не станет, а то развелось этих, прости Господи, профайлеров... Разве что цвет носков не угадывают.

Поднявшись к себе в номер после совещания, Нина первым делом полезла в душ. Открутив красный вентиль на максимум, она с наслаждением вытянулась под обжигающими струями. Вдоволь насладившись теплом, она убавила напор горячей воды и стала намыливать волосы. Сквозь шипение старого смесителя она услышала писк сотового. Наскоро смыв пену, вытирая кончиком полотенца глаза, она выскочила из душа. Телефон уже не звонил. Остановившись у стола и чувствуя, как холодный воздух липкой плёнкой обхватывает мокрое тело, она взглянула на экран. Номер был незнакомый, но Нина нажала кнопку обратного вызова.

Пока она дожидалась ответа, отсчитывая гудки, капли воды с её волос падали вниз и прятались в ворсе грязно-зелёного ковролина. Наконец, трубка ответила незнакомым женским голосом:

- Алло?

- Алло, это Марьянова, вы звонили, - привычной скороговоркой пробубнила в микрофон Нина.

- Нина Александровна! - с облегчением вздохнула трубка. - Это Лариса Шаврова. Вы звонили днём по поводу марионетки.

- Да, Лариса Михайловна.

Нина разволновалась, и её снова затрясло. Прижимая плечом трубку к уху, она попыталась вытащить из сумки кофточку, но не смогла, и ей пришлось завернуться в мокрое полотенце.

- Я всё думала про эту марионетку, думала... А потом я ехала с работы и мне на глаза попался наш театр... Кукольный. И я вспомнила. У них есть такое Общество друзей Театра. Леночка когда-то туда ходила, а потом перестала... говорила, что выросла, разонравилось... Но, может быть, просто стеснялась своей внешности...

- Кукла оттуда? - почти закричала Нина.

- Да, наверное, что-то вроде сувенира...

- Спасибо.

Повесив трубку, Нина наскоро растёрлась полотенцем, оделась и пошла к Крайнову.

Ася лежала, закрыв глаза, и старалась не прислушиваться к тому, о чём говорили девочки. У неё сильно болела голова и сосало в пустом желудке. Ужин Кукловод им всё-таки спустил, но она есть не стала, хоть и не грубила больше.

Она опять вспоминала маму, как она в светлой мужской рубашке пританцовывает у плиты. В её глазах светится радость, а руки ловко витают над кастрюлями и сковородкой, управляясь со всем разом.

Ася хорошо помнила этот день: накануне Руслан впервые остался у них ночевать, а Ася спала у бабушки. Это казалось ей несправедливым, и ещё до полудня она прибежала домой. Казалось, мама была и рада, и не рада ей одновременно. Руслан, увидев её в коридоре, только хмыкнул и, взлохматив ей чёлку, спросил:

- Чё так рано-то? Не спится, а? Когда не спится - главное не спиться, - пошутил он и, довольно хихикая, нырнул в приоткрытую дверь ванной.

Мама наготовила еды, как для дня рождения, и с улыбкой угощала Руслана. Он же, сбивая крышки с запотевших бутылок 'пыва' (его произношение всегда раздражало Асю) о край стола, торопливо ел всё подряд, даже не пытаясь похвалить мамину стряпню.

После позднего завтрака Асе разрешили посмотреть мультфильм, а потом отправили гулять. Не отправили даже, а выпихнули, сунув, правда, пятак на жвачку. На улице она одиноко слонялась на детской площадке, вспоминая, как папа водил её в зоопарк и показывал верблюда, а она страшно боялась, что он плюнет ей в спину. Мама тогда оставила её сбоку от клетки, велев постоять тихонечко, а сама, присев на корточки, навела на Асю объектив старенького фотоаппарата. Девочка покорно стояла, едва дыша, и кося глазом на верблюда - вдруг плюнет?

Ася влезла на качели, оправив голубенькую юбку, из которой давно выросла и, оттолкнувшись от земли, взлетела к небу. Солнце ласкало её лицо, ветер щекотал ноги под коленками, там, где заканчивались гольфы, и ерошил волосы на голове. Опоры качелей пахли нагретым металлом. Там, где голубая краска облезла, тёмный металл был особенно горяч, и ладони после него долго отзывались кисловатым вкусом.

Больше ничего из того дня она не помнила, как и не могла припомнить чего-нибудь хорошего из жизни с Русланом. Бутылки из-под 'пыва' штабелями строились на подоконнике, пока не начинали пахнуть сладковатой мерзостью, но мама, 'до чистоты больная', как говорила бабушка, ему ничего не говорила. Многочисленные пробки исцарапали края пластиковой столешницы, на которой когда-то хлеб было запрещено резать без доски.

Стремясь создать видимость уюта в кухне, мама на распродаже народных промыслов ухватила какие-то доски и жестяной поднос с цветами, для которых Руслан после пары скандалов сделал нелепую резную полочку над плитой...

Слёзы сами собой бежали из-под век. Ася уже не сдерживала их. О, если бы ей знать хотя бы два дня назад, как всё обернётся!

Над головой раздался грохот, за ним последовал скрип петель. В 'камере' наступила гнетущая тишина. Ася продолжала лежать на боку, лицом к стене.

- Ну что ж, феечки, начинаем спектакль? - булькающим от радости голосом спросил тот, кто открыл люк.

Глава 11. Смерть

Нина прилипла к радиатору обеими руками и так застыла, впитывая благословенное тепло. Лицо её было обращено к Крайнову, который расхаживал взад-вперёд по номеру.

- Я уже позвонил Элине, она сейчас поднимет директрису этого проклятого театра. Там действительно есть Общество, будь оно неладно, известное на весь город. Отзывы чудесные. Даже 'трудновоспитуемых' туда отправляли. Руководит всем этим молодой парнишка по фамилии Рузанов. Живёт с больной матерью. Пожалуй, он нам подходит.

- Стоило ли? - робко поинтересовалась Ася. - А если сбежит?

- Элина говорит, что директрисе доверять можно.

- Ах, если Элина говорит...

Это саркастическое замечание было настолько не в духе Нины, что Крайнов на секунду забыл, что хотел сказать. Нина смотрела на него наивными серо-голубыми глазами, сложив губы в ироническую полуулыбку. Какое-то острое, давно забытое ощущение внутреннего тепла накатило на него.

В его мозгу пронеслась мысль об Элине. Он вспомнил её сегодняшнюю - злую, жёсткую, с отёкшим, усталым лицом потерпевшей крушение женщины, а потом сразу её давнюю - улыбчивую, белозубую, свеженькую, как едва выпавший снег. В её сияющих глазах танцевали отсветы свечи, которую официантка поставила на их столик в маленьком баре на окраине Юрьева. В другом месте её могли узнать, а здесь - нет. В этой озорной девчонке он и сам с трудом признавал генерал-майора юстиции Габдуллаеву.

Ночью она, полностью голая, стояла в полосе света из ванной, поворачиваясь то так, то эдак, с разудалым бесстыдством демонстрируя ему своё по-девически крепкое тело. Она была хороша, очень хороша, она и сейчас выглядела неплохо для своего возраста, следила за собой, обращая внимание на сущие пустяки и не замечая, как злость, зависть и обида неисправимо коверкают черты её подвижного привлекательного лица.

- Извините, - в его раздумья вторгся голос Нины, - это я зря. Но она мне совсем не нравится.

Нина бывала так откровенна с Крайновым, что ему делалось не по себе. Кто она ему? Не подруга, не любовница, но уже и не просто коллега. В этот момент ему отчаянно хотелось оторвать её руки от батареи и зажать в своих ладонях. Сделать так, чтобы ей стало тепло, чтобы она ничего не боялась.

- Утром надо переться в театр, - грубо сказал он. - А сейчас...

Он собирался прибавить '...спать', но удивился сам себе: ему совсем не хотелось, чтобы Нина уходила. В её присутствии даже эта угрюмая комната с видом на заставленный грузовиками двор казалась светлее и уютнее.