Краткая история белковых тел (СИ)

-- Та це ж от тебя, -- роняет между тем Оксана, и я замечаю, что голос её становится твёрже, увереннее, требовательнее.

Где же та, робкая дивчина из села Засечное, какую я знал несколько месяцев назад? Куда она подевалась?

-- Хватило одного раза, шоб залететь, -- без смущения добавляет девушка, как бы отсекая мои сомнения.

-- И чего ты хочешь?

-- Хочу? Я хочу, чтоб ты на мне женился, чтоб у дитя был батька...

-- А ещё, чтобы я взял ипотеку, купил квартиру и потом содержал вас обоих?

Оксана ничего не говорит, но по её глазам я вижу, что с таким вариантом она согласна.

-- А если отец не я, а, допустим, Петр Безручко? -- сомневаюсь в своём скороспелом отцовстве.

-- Не, Данила, это ты. Точно ты!

Она произносит слова уверенно, с видом рыбака, которому попала на крючок большая толстая рыбина и как бы она не трепыхалась, а с крючка уже не соскочит. Я пугаюсь и, действительно, чувствую себя так, словно попался. Все вопросы о генетической экспертизе, о Петре и его возможном отцовстве застывают на языке. В голове пусто и туманно, а аргументы против, никак не извлекаются из недр рассудка.

Я думаю о другом.

Неужели Оксана из обыкновенного белкового тела превратилась в хищницу и разрушила мою теорию о том, что люди не меняются, что они не могут с легкостью превращаться из добрых в злых, а потом обратно. Мне казалось -- это не так просто, потому что жизнь не маскарад, где можно менять маски по своей прихоти и быть сначала Винни Пухом, а потом стать графом Дракулой. Такие метаморфозы происходят только в сказках.

"А если могут, почему тогда я не меняюсь?"

Но на этот вопрос не успеваю ответить -- меня упреждает Оксана.

-- Так шо? Мне нужен второй ключ, притащить сюда шмотки от земляков. Слышь, Данил? Ты заснул чи шо?

Я вяло показываю рукой на вешалку в прихожей, на которой висят запасные ключи. В голове неотвязно болтаются мысли: неужто это Оксана, неужели с ней мне предстоит жить свою жизнь и она моя вторая половина? Нет, полный бред, чушь!

Между тем с излишним оживлением Оксана поднимается, идёт в прихожую и оттуда жизнерадостно кричит:

-- Я завтра с утра приеду с вещами.

-- Окей, приезжай! -- потерянно бормочу я.

22.

Итак, я живу с Оксаной. Она, как и Лиза, готовится рожать, требует постоянного внимания, капризничает. Гляжу на неё, и вспоминаю Кравчука:

Я живу на чужой территории,

И домой невозможен побег...

По вечерам, возвращаясь домой, задираю голову и смотрю на свет, горящий в окнах квартиры и у меня нет чувства, что кто-то меня ждет, что я кому-то нужен. Хотя нет, Оксане нужны мои деньги. И только!

Кравчук был чертовски прав -- домой невозможен побег, потому что эта миссия невыполнима. Нет у меня дома, и бежать некуда. И опять связаны руки. И что бы я не делал, результат всегда очевиден... И бла, бла, бла. Не хочется думать о том, что я хронический неудачник. "Лузерство как способ существования" -- так можно озаглавить мою автобиографию, если я её когда-нибудь напишу.

Но надежды не оставляют меня, надежды на лучшую жизнь.

Видимо поэтому, втайне от Оксаны, я порываюсь набрать номер Ани, той девушки-велосипедистки, написавшей губной помадой свой телефонный номер. Порываюсь, но мои порывы никогда не доходят до конца, не пересекают красную запретную линию.

И всё же, однажды...

Набираю номер, слышу гудок, и у меня тревожно стучит сердце. Наконец, раздается голос Ани:

-- Кто это?

-- Это... -- я замираю, не знаю, как себя назвать, -- это тот водитель, который попросил номер у тебя. У светофора, помнишь?

-- Нет! -- без долгих раздумий отвечает девушка. -- Слушайте, не морочьте мне голову!

-- Это было весной. Я тебя чуть не задел дверцей машины, и ты меня обозвала "козлом".

-- А так это ты? И куда ты пропал?

-- Дела были, далеко отсюда, а теперь вот вернулся.

-- Сидел что ли? -- в голосе Ани слышен смешок.

Я смотрю на часы, они показывают семь часов вечера. Я ещё на работе, в своем складском офисе. Спрашиваю с затаенной надеждой:

-- Не хочешь встретиться?

Аня ни минуты не колеблется.

-- Давай через час в центре!

-- Я буду.

Отключаюсь и начинаю собираться.

На улице меня встречает легкий снежок, он сыплет под ноги, ложится мягким ковром, и я думаю, что меня ожидает новая встреча, которая расставит всё на свои места, ведь встречи для того и существуют -- расставлять всё по полочкам.

Итак, иду на свидание, сопровождаемый веселым посвистом ветра и впервые за долгое время чувствую себя свободным. Спускаюсь по лестнице со второго этажа, выхожу во двор и вижу, что на складе грузчики заканчивают погрузку, урчат автокары, звучат громкие голоса.

Думаю, с удовлетворением, что они тоже скоро будут свободными, только в другом смысле -- как-никак конец трудового дня. Мне кажется, что чувство свободы объединяет всех нас, и потому я иду и радуюсь.

Всё складывается неплохо -- я свободен, падают снежинки и мне больше ничего не надо. Пусть где-то там за синевой летящего снега живет коварная и несчастная Лиза, а на другом конце города в моей квартире сельская девушка Оксана. Я не знаю от кого у неё ребенок, может и не от меня вовсе. Но мне жалко это бестолковое существо, пытающееся превратиться в хищницу. Я радуюсь, что приютил и не выгнал её.

А ещё хорошо, что я жив и не утонул в реке, в своем "Шевроле", не сгинул в боях на просторах Донбасса, и теперь могу видеть этот падающий снег с тёмных небес, могу идти на свидание, засыпанный снегом. У белковых тел тоже есть радости, даже такие мелкие и ненавязчивые, как остаться в живых после всех передряг.

Бородатый классик политэкономии заметил, что жизнь есть способ существования белковых тел. Всего лишь способ, может даже и не один. Но сколько бы их ни было, этих способов существования, тот, о котором писал старик Энгельс, мне нравится больше всего.

Август--сентябрь 2014г.

Terra incognita (лат.) - неизвестная земля.

Пушкин А.С. - "Город пышный, город бедный".

60