Краткая история белковых тел (СИ)

-- Ну и как? -- армеец испытующе смотрит в мое лицо.

-- Что как?

-- Готов продолжить на Юго-Востоке?

Я отрицательно машу головой. Нет, я не готов продолжать на Юго-Востоке. Эта война, как я уже уяснил -- не для меня. Я там чужой. На лице мужчины написано разочарование, но, надо отдать ему должное, он не занимается уговорами, не сулит заманчивые перспективы или деньги. Он встает, сухо кивает на прощанье, уходит.

19.

И вот я вернулся.

Город не ждет меня, живет своей жизнью, абсолютно далекой от жизни города-призрака на Донбассе. Море огней, шум машин и люди везде: на улицах, в офисах, в метро. Они кажутся такой большой и огромной массой, как будто некто высосал их из других городов и весей пылесосом и высыпал в беспорядке здесь, в моём городе. Так что с непривычки, пробираясь по тротуарам в густой и текучей толпе, мне приходится искусно лавировать.

Однокомнатная квартира, которую я снимал, оказалась закрытой, и я потратил некоторое время на поиски хозяйки, чтобы попасть внутрь. Заплатил ей за съем жилья за последние два месяца, а ещё мысленно поблагодарил, что она не выкинула мои вещи и не пустила новых квартирантов. Ведь я исчез внезапно, без объяснений.

Внутри ничего не поменялось, только добавилось пыли, укутавшей мелкой белесой плёнкой мебель и одежду. Почистив покрывало на диване, я принял горизонтальное положение и задумался о том, чем бы стоило заняться.

Для начала следует поместить резюме на сайтах работодателей, позвонить знакомым, тем, кто меня еще помнит, а потом ждать. Ожидание -- тоже работа, кропотливая, нудная, выматывающая. Так мы ждали в засаде в Донецке в один из последних дней, перед тем, как меня ранили. Сидели в кушерях возле полуразрушенной пятиэтажки и ждали, когда появится корректировщик огня -- дом занимал удобное положение и был самым высоким на улице.

"Значит, придется ждать, -- думаю я. -- Всё равно деваться некуда".

Из старых знакомых на мой звонок откликается Василькевич.

Мы встречаемся с ней на улице. Ранняя осень. Деревья сбрасывают свой лиственный желто-зеленый наряд, но не торопятся с этим, а делают постепенно, как будто природа отмерила равные порции листьев, которые должны оказаться на земле. Благодаря этому, дворники не сильно утруждаются с уборкой.

-- Пойдем в кафе? -- предлагает Алёна.

-- Пойдем! -- соглашаюсь я, под вялое шуршание метлы.

В помещении бара-кафе тепло и уютно, мы пьем кофе.

-- Ну, рассказывай! -- беру инициативу в свои руки, -- что у вас новенького?

Алёна к моему удивлению ведет себя по-другому -- не так, как раньше. Будто за стенами банка она сбросила образ вечной девушки-хохотушки. Сегодня она не хохочет, она серьезна, и я даже ловлю в глазах её грустное выражение.

Это меня озадачивает.

-- Новенького? Всё по-старому, -- роняет она, размешивая сахар ложечкой. -- Ах, да, ты не знаешь, Ивана уволили по сокращению штатов.

-- Что, Кравчука? Не может быть!

-- Да, сократили. Недавно с ним разговаривала -- ищет работу. Но сам понимаешь, для топ-менеджеров найти подходящее место сложнее, чем нам с тобой.

-- Это верно! -- соглашаюсь с ней. В глубине души такой расклад меня не удивляет -- Кравчук всегда был амбициозным сукиным сыном, по сути, ничего собой не представляющим. Большие понты при никудышным багаже в башке.

Колокольчики радости поют в моей душе -- приятно сознавать, что твой враг повержен, хотя бы и временно. Теперь бы расквитаться с Лизкой за её вранье.

-- А что с Лизой? -- я интересуюсь, чтобы быть в курсе и разработать план мести.

-- С ней не очень хорошо, -- наклонив голову, замечает Василькевич.

-- Что так?

-- Короче, она такая ходила на УЗИ и с ребенком что-то не то. Требуется коррекция, иначе он будет инвалидом. Так что Лизка сейчас в трансе. Да, кстати, её нынешний хахаль Евгений Иванович, как услышал о проблемах, так сразу и свалил. Вот гад, прикинь?

-- Козёл! -- в замешательстве соглашаюсь я, после чего сижу неподвижно, оглушенный новостью.

У Лизы проблемы? Кто бы мог ожидать? Выходит, не всё так шоколадно в их мире, и жизнь хищников, пожирающих белковые тела, тоже не безмятежна. Они вынуждены страдать и терпеть, совсем как мы.

Итак, план мести придется отложить. Пожалуй, Лиза и без меня будет наказана. Но я не жалею Соснину, ведь именно она поспособствовала, чтобы жалость моя улетучилась, как дым. Именно она приложила руку, создав проблемы в моей личной жизни, а Кравчук создал проблемы на работе. Они, если говорить высокопарно, лишили меня воли к жизни и тогда я упал с моста.

Хорошо, что Донецк всё исправил.

-- А ты где пропадал? -- отрывает меня от раздумий Алёна.

Я пью полуостывший кофе, невкусный, безароматный, с ответом не тороплюсь.

-- Был в Египте, на Красном море. Поехал на экскурсию, а автобус, прикинь, попал в аварию. Ты же знаешь, как ездят эти безбашенные египтяне! Так вот, водила гнал без остановки, наверное, не выспался и мы слетели с дороги.

-- Да ты что! -- округляет глаза Василькевич.

-- Ага! Я сломал руку и ногу, а у других было и похуже.

-- Да! -- качает головой Алена с сочувствием. -- Надо было нам позвонить, мы бы к тебе приехали, навестили.

-- Незачем беспокоиться! -- тихо бормочу я.

-- Что ты говоришь? -- Алена наклоняется ко мне.

-- Не хотел беспокоить, -- говорю громче.

-- А-а, понятно...

Алёна допивает кофе, но я читаю в её глазах интерес. Мне кажется, она не очень верит в мою версию о египетском приключении, мне кажется, она что-то подозревает. С другой стороны, моё лицо стало смуглым, загорело, когда я был в Донбассе -- не отличишь от египетского загара, так что рассказ мой должен выглядеть правдоподобно.

-- Устроился?

Её вопрос звучит просто и бесхитростно, но я ищу скрытый подтекст.

-- Нет, в свободном поиске. Что ты так смотришь?

-- Думала, ты нашел работу. Ты ведь у нас был самым перспективным.

-- Я?

-- Конечно. Лизка потому тебя и выбрала, а не Ваню. Евгений Иванович у неё потом появился, уже после того, как ты уехал.

-- Погоди, кого она выбрала? Меня? -- я делаю паузу, старясь сообразить, о чем она говорит. Может я что-то упустил в своей прошлой жизни, чего-то не понял. -- Ты думаешь, я отец ребенка?

-- А кто же?

-- Мм... -- я нечленораздельно мычу, но воздерживаюсь от откровений.

Вот это поворот сюжета! Стоило уезжать на войну, чтобы вернувшись напороться на такое. Впрочем, решаю про себя встретиться с Лизой в ближайшее время. Надо развеять пустые домыслы в отношении меня, а поскольку их источником является Соснина, то и разговаривать надо в первую очередь с ней.

Нельзя сказать, что мнение Василькевич, Кравчука или Лизы меня сильно волнует. После того, что я видел в Донбассе, меня уже ничем не удивишь, не напугаешь, не обидишь. Я там выжил -- вот, что главное. Но... Распускать слухи, что я отец ребенка? Слухи опасны тем, что со временем превращаются в правду.

Я даже на миг представляю, как Соснина подаст на меня на алименты, затем суд, исполнительный лист. Однако тут же ограничиваю безудержную фантазию -- теперь есть генетическая экспертиза, она мне поможет.

Между тем Василькевич закрывает тему с отцовством и разрешает себе немного пофлиртовать.

-- Встречаешься с кем-нибудь? -- игриво допытывается она.

-- Пока нет, не до того было, -- бросаю опрометчиво и вдруг спохватываюсь, что Алёна начнёт подозревать меня в обмане, что она может задаться вопросом: если не девушками, то чем ты чувак занимался таким важным?

Но Василькевич относит мою реплику на счёт лечения после аварии: "Мол, не до того было -- пришлось лечиться". Меня устраивает её невнимательность.

-- Лечился, -- поясняю я, -- а что?