Рыжик (СИ)

"Прафда? - прозвучало с робкой надеждой и... словно лохматый тёплый щенок доверчиво прильнул к рукам. - Ты меня не отдас этим страфным дядькам?"

Такого Люда уже стерпеть не могла.

"НИ-ЗА-ЧТО!" - решительно объявила она и повернулась к Юльке, обалдело наблюдавшей её немой диалог: - Прекрати! Пугать! Ребёнка!

- К'какого ребёнка?.. - хрипло выдавила та и начала настороженно приподыматься. - Ты что?!!

- Ну, не ребёнка... Какая разница! Он тебя боится...

- Бои-и-ится?.. - выразительно протянула Юлька, пятясь к двери. - Люсюньчик, ты только не волнуйся. Я ненадолго... Я сейчас приду... Мы что-нибудь придумаем...

Вот тогда Люда разозлилась. А когда она злилась, то запросто могла "убить-зарезать" любого... И масштабы резни её не смущали.

- Куда намылилась? - мрачно поинтересовалась она, сдвинув для убедительности на бок челюсть.

- Я... тут... На минуточку... - замялась подруга, но Люда пресекла её метания на корню.

- Даже не думай... - медленно проговорила она чужим загробным голосом и уставилась отрешённым взглядом куда-то мимо подруги. Юлька замерла у двери. Только широко распахнутые глаза слегка подёргивались от лихорадочной работы мысли. Люде стало даже немного стыдно.

- ...Никто не должен узнать. Ни одна живая душа... Собаки... Они почуяли меня. Они могли привести хозяина. Их пришлось убрать... - как бы сама себе продолжала бубнить Люда. - Олежка... Он что-то подозревает, он опасен, он может привести других... - и она перевела тяжелый, как приговор суда, взгляд на побледневшую Юлечку.

- Не... не... не... Он ничего не знает! - пискнула та.

- Пока не знает, - пригвоздила, словно крышку гроба, Люда. - Он догадается, он расскажет другим... Их тоже придётся убрать... Потом тех, кому рассказали они... И других, которые успели узнать дальше... Жаль, вы не умеете хранить тайны. Вас всех придётся убрать... И останешься ты одна. И выйдешь тогда, и глянешь на опустевшую Землю, и взовёшь к людям... Но одинок будет твой призыв... Ибо будет он - глас вопиющего в пустыне... И только на небе огненными буквами будет светиться надпись... - Люда драматически возвысила голос, сделала эффектную паузу и, выразительно глядя на Юльку, повертела пальцем у виска: - НЕ НАДО БЫЛО ЯЗЫКОМ ПАТЯКАТЬ, ДУРА!

Юлечка, так же глядя на Люду застывшими в ужасе глазами, пошатнулась, опёрлась о стенку и медленно по ней сползла.

- Юль! Юль! Ты шо?! - забеспокоилась Люда, хватая подругу за руку. - Кажись перебор...

"Нада доктара! - авторитетно поддакнула Миклуха. - Нада лецить!"

- Ты ещё - умница! Лечить она будет, видите ли... - вызверилась Люда. - Из-за тебя, между прочим, человеку плохо!

"Плохо... Не хоцю - плохо... За-а-алко!" - тут же захныкала сердобольная Миклуха.

- Да! Жалко! - подтвердила Люда. - Так что замкнийсе [прим. - "заткнись"] пока... - И она присела рядом с подругой, на лицо которой потихоньку возвращался румянец. - Юль, прости, я пошутила. Никто никому ничего не собирался...

- Ну ты и ду-у-ура... - вернулся к той дар речи.

- Ну, дура, - тяжко вздохнула Люда.

- И я дура... - печально констатировала Юленька.

"И я - дура! - обрадовалась Миклуха. - И я хоцю!"

Люда от неожиданности неприлично хрюкнула.

- Ты чего? - не поняла Юлька.

- Она... хм... тоже хочет с нами... за компанию.

- Компанию?! - кто "она" Юлька уже не переспрашивала.

- Ага! Ну, я - дура, ты - дура и она... туда же... - давясь словами, выговорила Люда.

Юлька недоверчиво глянула на неё, но от этого взгляда Люду скорчило окончательно и это оказалось заразным. Через минуту они обе изнемогали со смеху, сидя на корточках под дверью.

- ...за компанию!!! Ой, не могу!..

И только Миклуха, чувствуя в их веселье подвох, возмущенно требовала справедливости: "Хоцю как вы! Хоцю - дура!" А Люда, едва переведя дух и начав приподыматься, снова падала и хваталась за что попало:

- Ну мы и ду-у-уры!...

Надо ли говорить, что закончился день колыбельной? Ой, не надо... Потому что этот вой соседи запомнят надолго. Люда росла в семье одна, своих колыбельных не помнила, чужих нажить не успела. Но "Спят усталые игрушки...", робко предложенное Юлькой, отвергла с негодованием. Что за формализм! Кто сказал, что для "замучивания" детей до состояния утери сознания нужны всякие "глазки закрывай, баю-бай"? Главное - принцип! Длинно, нудно, бескомпромиссно...

"Чёрный во-о-о-о-орон, чёрный вора-а-а-а-ан,

Что ты вьё-о-о-о-ошься надо мно-о-О-О-О-ОЙ?

Ты добычи-и-и-и-и не дождёшься-а-а-а-а,

Чёрный во-о-о-о-орон, я не тво-о-О-О-О-ОЙ.

Ты добычи-и-и-и-и-и-и-и..."

Миклуха всё подвякивала - то подпевала, то прямо поперёк песни начинала трындеть о чем-то своём, - но и она на третьем куплете оставила попытки вмешаться в процесс и притаилась где-то на задворках сознания. Заглянувших на "шо за дурдом" девчонок, выпроводила Юлька. Потом вернулась, потынялась по комнате и, наконец, присела на кровати.

..."Расскажу-у-у-у-у я, чёрный вора-а-а-а-ан,

Не тая-а-а-а-ась перед тобо-о-О-О-О-ОЙ -

За рекой си-и-и-и-инеют горы-ы-ы-ы-ы,

Где кипе-е-е-е-ел кровавый бо-о-О-О-О-ОЙ.

За рекой си-и-и-и-и-и-и..."

К пятому куплету "пала" даже Юлька. Она прикорнула "на минутку" и уже не поднялась - только смачно сопела и пофыркивала в подушку. Сложнее было определить, угомонилась ли Миклуха. Поэтому Люда сделала напоследок контрольный "круг", один тягучее другого:

..."И опять забьётся поле-е-е-е

Под копы-ы-ы-ы-ытами коне-е-е-Е-Е-Е-ЕЙ.

Ой ты воля-а-а-а-а, злая доля-а-а-а-а-а,

Чёрных во-о-о-о-оронов темне-е-е-Е-Е-ЕЙ.

Ой ты воля-а-а-а-а..."

...и только тогда умолкла.

Тишина... Как же хорошо, когда дети спят!

Суббота. Одиннадцать утра. Сонэчко в виконэчко... Юлечка едва продрала глазки, потянулась... и вдруг настороженно повела ухом. За дверью кому-то было о-о-очень весело! Задорно-кокетливые голоса соседок усиленно заигрывали там с кем-то очень знакомым...

- Олежка? - удивилась, обрадовалась и взревновала Юлька одновременно. Она бодро откинула одеяло и уже рванула было к нему, любимому, благо с одеванием после вчерашнего можно было не заморачиваться, но её романтическое стремление было грубо срезано на самом взлёте.

- СССТО-О-ОЙ! - страшным шёпотом прохрипело сзади.

Юлька удивлённо оглянулась... и оторопела. Оказывается, Люда встала раньше. И уже успела разобрать Олежкин подарок - маленький настольный телевизор. То есть, совсем разобрать! Несчастный продукт японской техники лежал прямо на полу и, вероятно, морально готовился к тому, что масса его деталей окажутся лишними. Над ним с видом натурального маньяка-расчленителя стояла на коленях Люда, занеся словно для последнего удара отвёртку. И вот из такого положения она таращилась на Юльку круглыми от напряжения глазами.

- НЕ ОТ-КРЫ-ВАЙ! - почти одними губами прокричала она.

Юлечка пару раз растерянно хлопнула ресницами, потом посерьёзнела, решительно нахмурилась и, с видом спасителя Отечества, выскользнула за дверь. Люда выдохнула "фухххх!" и опустила руку.

Объяснялось всё просто. Суббота, семь утра, сонэчко в виконэчко... а тут тебе как комар над ухом:

"...ать...ее...ать, ...ать...пее...ать..."

Люда завозилась и попыталась заткнуть подушкой ухо. Не помогло.

"...мать...ее...ать, ...ать...ере...мать..."

Отчаявшись уснуть, Люда брыкнулась на спину и приготовилась слушать Мииклухин бред.

"Мать-перемать, мать-перемать, мать-перемать..."

"Шо?!! - Люду как пружиной подкинуло. - Миклуха-а-а! Ты чего материшься?!"

"А шо, низя?!" - ("О, мать! Пора завязывать...")