Дурной пример заразителен (СИ)

И ведёт себя девушка в этом одеянии естественно, даже деловито: ставит чайник на плиту, что-то себе стряпает, подходит к окну глянуть, какая там погода, гладит кошку. Собственно, это и есть самая домашняя одежда, если хорошо топят и нет лишних глаз (мои не в счёт).

А предположим, что "мимо окна", закрытый от меня стеной, сидит за столом некто, скажем, в одних семейных трусах, и его супруга (или сестра) кормит. Какое тут стеснение, если все свои? Я вот тоже мог бы вообразить, что нахожусь с этой девушкой в одной кухне, сам её не стесняюсь, и она меня тоже... Может, была бы у меня сестра и мы росли бок о бок, не одеваясь дома, как на люди, то и взаимное бельё появилось бы естественным образом, а то и родители бы к нам присоединились. Но время упущено, девочек я всё время видел одетых "на люди", и вот, нате - их бельё уже вызывает представление о "неодетости", а не обыденной одёжи в тёплом доме.

Принаблюдывая за незнакомкой, припоминаю "бельевые" случаи из своей жизни.

Когда я был маленьким, пришла в гости к моей маме её институтская подруга (какое это интересное, трудно выговариваемое слово - ин-сти-тут-ска-я. Значит, подруга особенной быть должна, верно?). С сыном своим пришла, Вовой. И направились мы вчетвером по городу, заходя во всякие магазины, а основным нашим пунктом была "оптовка" - тоже, по сути, магазин, где прилавок теснится к прилавку, и всё это организуется в ряды - пересекающиеся клетками или длящиеся без пересечений. Люди, много людей, гомон, яркие этикетки, запахи... У любого малыша голова кругом пойдёт. А у двоих - вдвойне.

Вова был уже большим мальчиком, на голову выше меня - и самостоятельным. Поэтому, когда "наши женщины" пошли в женский отдел на втором этаже, ему поручили меня и оставили походить на первом. Он, конечно, тут же принялся показывать мне эту самую свою самостоятельность. Но то ли денег ему не оставили, то ли он скупился - мы ходили, басовито приценивались, но не покупали.

И вдруг, это произошло в продольных, а не клетчатых рядах, мне приспичило в туалет. Малая нужда. Я ведь дома не сходил, потому что мама не хотела "задерживать людей". Тогда, впрочем, и не хотелось, и я только потом понял, как важна эта профилактическая мера.

Пришлось признаться Вовке, он же теперь обо мне заботится.

- Щас найдём "два ноля", - ответил он тоном бывалого.

Как будто я сам не искал! Когда уже начало чувствоваться, я особо внимательно стал приглядываться к окружающей обстановке. Знал уже, что должны быть буквы М (мне сюда) и Ж (не сюда, ни в коем случае, но рядом ищи М), те же "два ноля", треугольные пиктограммы "широкие плечи" и "юбка", и даже обозначение WC было мне знакомо (спасибо папе). Место общественное, можно сказать - людное, и туалеты тут должны быть - хотя бы один. Но ничего подобного почему-то не замечалось.

Но Вовка - бывалый, он должен знать. Правда, нельзя сказать, что он уверенно повёл меня в известное ему место, а действовал скорее по принципу "это где-то тут". Озирался, сворачивал, судя по лицу - припоминал.

- Кажется, здесь, - произнёс наконец.

Мы остановились около неширокого прогала между двумя клетушками с прилавками внутри. Между собой такие клетушки отделялись стенками, вот две такие стенки тут и не сходились. Да ещё что-то суживало этот проход, вроде как край стола торчал. В глубине этого прохода я увидел знакомые очертания ряда раковин, повеяло чем-то детсадовским... Похоже, и вправду здесь, хотя и без таблички.

Крепко, словно остерегая упустить, держа меня за руку, Вовка решительно шагнул в проход - и вдруг встал как вкопанный, словно напоролся на что-то. Впрочем, он и вправду напоролся. С высоты (то есть низины) моего роста хорошо было видно, как из-за края стола выдвинулась нога (ну, голень со ступнёй) и преградила путь.

- Не спеши так, мальчик, глянь сперва на меня, - послышался женский голос.

Мальчик глянул и решил, что молча не получится. По выражению лица, наверное.

- Тё... - он вдруг замолк на полуслове, солидно откашлялся и продолжал уже басом: - Скажите, пожалуйста, мужской туалет здесь есть?

- Мужской платный, - ответил голос. Это моего опекуна обескуражило.

- А... другого никакого тут нет? - нарочитый детский басок растерялся и перешёл в обычный голос.

- Женского, что ли? - усмехнулась вахтёрша. - Так он тоже платный. Да и не грудной ты, чтоб туда проникать.

- Да нет, не женский, а... - заминка.

- Отдельные кабинки, что ль? Они ещё больше платные. Вон, видишь на стене прейскурант?

Нас по-прежнему не пускали, но я зашёл сбоку и увидел тётеньку, сидевшую за столом, край которого суживал проход, разглядел по всей длине её ногу, остановившую "на всём скаку" Вовку. Нога была обнажённой, и я сперва подумал, что тётя - в мини-юбке, на которые я насмотрелся, гуляя по рядам. Но потом понял, что это всё-таки трусы - цветастые, как мамин домашний халат. Верх снизу был виден хуже, и только когда тётя встала и взяла швабру - то ли протереть пол, то ли давая нам понять, что разговор окончен, то стало видно, что сверху она в того же окраса лифчике. Всё вместе, я знал, называлось "бикини".

Насмотрелся я в рядах на топики и шортики покупательниц, но чтобы вот так, как на пляже... Да в белье или там в бикини даже мама дома себе не позволяет! Кстати, материя какая-то тусклая, словно давно не стиранная - или наоборот, часто застиранная.

- Мы ещё походим, - пытался тем временем сохранить лицо Вовка.

- Ну, походи, покопи, надуйся. Всё равно сюда ведь придёшь. Тогда тяни вперёд руку с денежкой, а не ногу без оной. Ну, до скорого!

Мы отошли в сторонку.

- Видишь, Сеня, здесь платно всё. Ты очень хочешь? До мамы дотерпишь?

Ну да, очень, а вот до мамы... Она мне быстро туалет устраивала, и терпеть не приходилось. Отсутствие денег не останавливало.

- Вов, а почему она раздета? Тут же не пляж.

- У неё там, на вешалке, халат висит. Знаешь, как мужчины, когда им жарко, снимают пиджак и вешают на спинку стула? А снаружи её и не видно почти, только когда заходишь. Так тебе приспичило или пока терпимо?

Я не знал, сколько вытерплю, поэтому на всякий случай шмыгнул носом.

Вовка увлёк меня в какой-то угол, где людей меньше, и, нагнувшись, зашептал в ухо:

- Ежели ты лопаешься, я и пожертвовать собой могу. Попробую прошмыгнуть "зайцем", она меня начнёт ловить, отвлечётся. Я... это... свяжу её боем. Тут уж ты не зевай, проходи в кабинку и дуй, только быстро, а то она со мной разделается и тебя в плен возьмёт.

Свяжет боем, в плен. Охоч же этот Вовка до военных слов!

- Она же крупнее и сильнее тебя, это же тётенька! Пинком выгонит и ещё подзатыльник даст, - усомнился я.

- Быстро не справится, я приём один знаю. - Он ещё ближе придвинулся ко мне: - Расстегну ей на спине лифчик, а если повезёт - то и стяну. Женщины этого ох как не любят, у них же титьки в стороны расходятся. Пока она собой займётся, я ей все деньги, что она собрала, раскидаю, нехай ползает и собирает. Но это если только ты очень хочешь, крайний случай. Войну ведь придётся объявлять, сам понимаешь.

На моём лице, наверное, отразилось недоверие, потому что Вовка добавил:

- Не сомневайся, я это умею. Когда мать меня в детстве (хм-хм, взрослый какой!) мухобойкой бить собиралась, я ей всегда что-нибудь из одежды портил. Пояс халата выдерну или чулок спущу. Приходилось и лифчик расстёгивать, это вернее всего. Смешно: она меня этой грудью кормила, а чуть не визжит, как девушка-недотрога. Я забираю мухобойку и начинаю ею отмахиваться. А бикини ещё легче расстегнуть, чем бельевой лифчик.

Потом уже, когда мы припоминали этот случай, Вова добавил, что мама чаще всего передавала его отцу - для порки ремнём.

- Ремнём, поди, больнее?

- Тут не боль важна, а принцип. Не должна женщина наказывать мужчину, даже малолетнего. А тем более - какой-то мухобойкой, ставя на одну доску с мухами. С отцом же мы общаемся по-мужски и друг друга понимаем. Он может ударить сильнее - но не ударяет. Я могу заплакать и запросить пощады - но не плачу. Вполне достойное общение двух мужчин. Родись он позже меня и будь моим сыном - точно так же было бы. А женщинам меж нами делать нечего. Бей лучше мух на кухне!