Очерк о родном крае (СИ)

- Да.

- И чего стоим? - охлопав себя по карманам, Анатолий Карлович жестом пригласил Марека на выход. - Потом можем к миротворцам заехать, никакие они не звери, у них тут штаб-квартира с пресс-центром на Демократической...

- Где?

- Это мы Советскую переименовали.

Секретарша при их появлении торопливо поднялась.

- Анатолий Карлович...

- Мариночка, вызовите нам машину, мы с господином журналистом прокатимся по нашим достопримечательностям. Глядишь, и потянется европейский турист в наши края.

- На грязи? - спросила секретарша.

Чуйков покраснел.

- На какие грязи? Там из всей инфраструктуры - одно крыльцо! Что я, крыльцо ему и всем европейцам буду рекламировать?

- Простите, Анатолий Карлович, - опустила глаза Марина.

- Все, мы уехали, - раздражено сказал Чуйков.

Марек направился было в сторону поста, на котором сидел Миша, но министр прихватил его за рукав.

- Куда вы?

- На выход.

- Это не тот выход, - многозначительно сказал Анатолий Карлович и пояснил: - Это для народа. Есть более спокойный.

Он повел Марека по коридору к незаметной лестнице.

- Здесь выход во двор, - объяснил Чуйков. - Рядом гараж. Внутренняя территория. Так и спокойней, и удобней.

Правда, пост охраны был и здесь.

Министр кивнул очередному Вове, мускулистому, каменнолицему. Они вышли наружу, на асфальтовую площадку, огороженную кирпичной стеной и гаражными боксами. Справа стена оканчивалась автоматическими воротами, за которыми дорога прорезала комковатый, с кислыми деревцами, пустырь.

Видавшая виды 'тойота', развернувшись, прижалась к тротуару. Водитель открыл переднюю дверцу.

- Транспорт подан, Анатолий Карлович.

- Смотрите, на чем власть ездит, - с гордостью сказал Мареку Чуйков, придерживая полу пиджака и забираясь на сиденье. - Где еще увидите?

- В Европе сейчас предпочитают велосипед, - сказал Марек.

Водитель хохотнул.

- Ага, по нашим-то колдобинам. Половина натовских 'Хаммеров' и так в ремонте.

- Да, - сказал Чуйков, - с дорогами у нас не все хорошо. Покрытие облезает за сезон хоть ты тресни. А где не покрытие, там вода, почва, кисель. Болото!

Марек уместился на заднем сиденье.

- Ну, куда мы? - спросил водитель, молодой, конопатый, улыбчивый, в кожаной кепке и с оттопыренными ушами.

Он повернулся, поглядев на Марека.

- На ликеро-водочный. Надо журналисту показать, - сказал Чуйков.

- Ага, стандартная программа.

- Ты рули.

'Тойота' прокатилась по двору и, коротко бикнув, выбралась за раскрывшиеся ворота. Пустырь, мимо которого они поехали через полчаса, Марек помнил хорошо. За двенадцать лет с его бегства он разве что несколько сгладился и поплешивел, но сохранился таким же неухоженным и диким, как и раньше, с вывалами бурой земли и растущим как придется ивняком. Правда, в памяти Марека присутствовал еще бытовой вагончик с продавленным лежаком и непристойными, нарисованными углем картинками на стенах. Но он то ли сгорел, то ли кому-то за эти годы сгодился.

- А про миротворцев что говорят?

- Это вторая популярная тема, - сказал Чуйков. - У народа две темы - власть, которая делает все, чтобы его извести, и миротворцы, которые оккупанты. Миротворцам, как чужакам, достается больше.

- Анатолий Карлович, - сказал водитель, - так ведь так и есть. Ходят по улицам с оружием, задираются, девчонкам проходу нет.

- Они - наши друзья, - упрямо произнес Чуйков. - Это не обсуждается. В Евросоюз пустят только с ними.

- Да уроды они, - вполголоса сказал водитель.

- Вова!

- Митя я.

- Ну, Митя! - Министр интеграции и развития постучал пальцем по торпеде. - Ты мне это все брось! Что о нас господин журналист напишет?

- А че напишет? У него, наверное, уже план составлен, что писать, как писать, с каким уклоном и придыханием. Свободная пресса!

- Он с Европы! - сказал Чуйков.

- Во-во! Когда у нас мародеры целые деревни обносили, где была эта пресса? Когда в Стельке по полгода мяса не видят, где она?

Марек отвернулся к окну.

Разговор прекратился сам собой. За стеклом дорога кривела, брала наклон, заскакивая на склон холма, и огибала непонятную яму, полную арматуры и черных пластиковых мешков, накрытых какой-то синей, наполовину съехавшей пленкой.

За поворотом в отдалении выросли несколько невысоких зданий по два-три этажа, красный кирпич, выкрашенные белой краской рамы.

Вокруг покачивалась седая трава.

Да, подумалось Мареку, за Стельку без мяса не заплатят. Не та тема. Сытый голодного не разумеет. Да и далеко эта Стелька от Кельна с Римом.

Не интересна ни немцу, ни итальянцу, ни голландцу какому-нибудь жизнь в Стельке. Это как Марс, далеко и безвоздушное пространство.

Есть ли жизнь в Стельке? Для Европы - однозначно нет. И Стельки самой нет, и республики. Разве что вот грязи лечебные появятся и сделаются популярными.

Лет через дцать.

Размышляя, Марек вдруг сделал для себя неприятное открытие: близких европейцам тем оказалось до противного мало. Бюргер, ищущий упоминание о Стельке в газете, - европейский, мало кому понятный юмор. Бюргеру интересен лишь он сам. А дальше, по мере спада этого самого интереса, идут футбол, автомобили, мигранты-мусульмане, пиво, субсидии и кредиты. Может быть, отпуск на Кипре или в Анталии.

Марек вздрогнул, потому что весь Евросоюз на миг предстал перед ним жуткой картинкой из валяющихся в грязи свиней.

Заразился!

Воздух здесь что ли тут такой, подпорченный? Раньше вроде и не думал в эту сторону, поднимался ступенька за ступенькой из эмигрантской нищеты над турками-соседями, над клоповником в Меркенштадте, вверх, вверх, к сияющим вершинам журналистского мастерства. И на тебе - свиньи, грязь.

Много ли вообще человеку нужно?

Не немцу, не испанцу, обычному человеку? Или здесь люди особенные? Тот же Андрюха, мама? Их ведь тоже не судьбы мира интересуют. Работа, зарплата, семья. Как везде и всюду. И до какой-нибудь деревушки в Португалии или лагерей беженцев на греческих островах, да даже до соседней области-республики...

Не готовы же они в лепешку расшибиться, если у греков или португальцев случится беда? Или готовы? Ох-хо-хо. Ответ Марек знал. Это вечное русское...

- Подъезжаем! - бодро произнес Чуйков.

'Тойота' подскочила на выбоине, здания ликеро-водочного завода надвинулись, одно, поприземистей, отскочило влево, открывая широкий проезд под шлагбаумом с будкой охраны сбоку.

Водитель притормозил, из будки выскочил охранник в камуфляже, за ним, облаивая автомобиль, рванулась на цепи овчарка.

Лай бил по ушам.

- Здравствуйте, Анатолий Карлович! - сунувшись к окну, отдал честь охранник. - Мы уже в курсе, что вы журналиста везете.

- Ну и молодцы. Проехать дай.

- Слушаюсь!

Охранник просеменил к тумбе с пультом, что-то нажал, раздалось жужжание, и шлагбаум поплыл вверх. Они тронулись.

- Это вот с советской поры, - обернулся к Мареку Чуйков. - Выслуживаются, честь отдают. Нет чтобы поставили - и работай. Полная денацификация нужна, - он вздохнул. - Всем бошки поотрывать и новые присобачить. Вот, кстати, еще одна байка ходит - будто натовцы биолабораторию привезли на нас опыты ставить.

- А не так? - спросил водитель, выкручивая рулевое колесо.

'Тойота' мягко остановилась у стеклянных дверей, за которыми маячили несколько фигур в белых халатах.

- Это сельскохозяйственная лаборатория, Вова, - сказал Чуйков. - Новые сорта пшеницы и ржи выводит для нашего региона. Представляешь, о нас же заботятся.

- Ага, по доброте душевной!

- Ну ты скажи! - Чуйков приоткрыл дверцу, выставил ногу, но задержался в салоне. - Нет у европейцев души. И слава богу! А расчет экономический есть. Им наше благосостояние сулит прямую выгоду. Мы и потребители, и производители, и, так сказать, на переднем краю биологического фронта.

Он выбрался из автомобиля. Марек последовал за ним. Им с улыбками вышли навстречу и принялись жать руки. Чуйков представлял: