Часть третья (СИ)

" Я могу снимать и тратить эти деньги, но разумно, ибо поступать по своему усмотрению, значит поступать разумно, а когда вернусь в Москву на летние каникулы, отчитаться перед Борисом Петровичем за каждый доллар. Надо снять немного денег, поменять свой наряд, посетить парикмахерскую, сфотографироваться и послать фото матери, и...Борису Петровичу. Чем я хуже этой Зои и Жанны?"

Когда она появилась в банке и предъявила свою карточку, клерк пробил ей еще миллион долларов. Дважды по пятьсот тысяч с интервалом в три дня.

-- Я хочу снять...десять тысяч, -- заикаясь, сказала Матильда.

-- Брать наличные нет необходимости. Я сделаю вам карточку, с которой вы можете пойти в любой магазин и там купить все, что хотите, и с вашей карточки снимут, потраченную вами сумму, -- просвещал ее клерк.

Матильда сменила свой наряд, сделала модную прическу, сфотографировалась, и вернула занятые деньги, Зое. Фотографии вышли хорошие: Матильда сама себе понравилась, но отправлять не стала, ни матери, ни в Москву Борису Петровичу: близились летние каникулы, и она готовилась к отъезду сначала в Москву, а потом в Днепропетровск к матери. Зоя с Жанной теперь еще больше приставали к ней: что, да откуда? Но Матильда отмалчивалась. Хвастаться своим богатством не имело смысла, это и так было видно. Теперь она одевалась намного лучше и прическу меняла чаще и даже тусоваться ходила, но куда, никто не знал.

12

Анастасия Измайлова отдыхала в Салониках на берегу Эгейского моря, где не только теплые дни, но и сказочные ночи, которые окутывают человека теплом, как шикарным одеялом из самого нежного гагачьего пуха. В первые дни ей казалось, что она не на земле, а в раю, настоящем раю, потому, что на земле такого просто быть не может. Здесь так много отдыхающих и у всех такой счастливый вид, что глядя на все это, невольно сам становишься счастливым. Сам воздух пропитан любовью и счастьем. Уезжая из Москвы, она положила в банк десять тысяч долларов и взяла карточку, по которой могла тратить здесь, сколько душе угодно.

Ася с первого же дня поняла, что ее окружают зажиточные люди, среди которых немало новых русских, но это не просто любители погреться под лучами южного солнца, поваляться на шикарном песке, чистом, как кукурузная крупа импортного производства, а это люди с тугими кошельками. Здесь и шага не сделаешь без денег, или без карточки, с которой стекают доллары, как вода с желобка под уклоном.

Единственное что ее беспокоило и заставляло чувствовать себя не в своей тарелке, это шрам во весь живот, не позволяющий появиться на пляже в миниатюрном купальнике, к которому так липнет мужской глаз. Но и здесь она нашла выход: загорала в закрытом купальнике, а на пляж шла в миниатюрном светлом халатике, застегнутом на все пуговицы.

К концу второй недели ее личико не только загорело, но и округлилось и ребра, выпиравшие раньше, покрылись жирком, талия приняла более четкие очертания. И...появилась мажорная (завораживающая) улыбка. Ей казалось, что здесь отдыхают сплошные американцы: все улыбаются по всякому пустяковому, ничтожному поводу и без повода. И она стала улыбаться. А как же? Эта улыбка и главное глаза, живые, зовущие, бездонные, привели к тому, что по ее следу, на некотором расстоянии, несколько вразвалку начал следовать двуногий зверек с рыжими волосами, гордо поднятой головой и приобретенной уверенностью, пришедший к нему вместе с тугим кошельком.

Он шел в миниатюрных плавках туго прилегающих к ногам, заложив туда кусок свернутого в рулон полотенца, будучи уверен, что многие женщины оценивающим взглядом смотрят на мужскую фигуру, и, в то же время краешком глаза, как бы невзначай, задерживают свой взор на мужском достоинстве, спрятанном под одеждой. И, увидев такой "гигантский" бугор, поневоле начнут испытывать внутреннюю дрожь, а потом станут искать пути к знакомству и близости. Рыжие волосы, веснушки на лице, низкий лоб и приплюснутый нос мало кого интересуют.

На ногах покрытых темной шерстью, с едва заметными завитками, были дорогие пляжные тапки, чем-то похожи на сандалии, в которых ходили когда-то богатые древние греки. Генрих или попросту Гена следовал за Асей на расстоянии десяти метров и эту дистанцию не сокращал и не увеличивал. Так удобнее. Если она случайно повернет голову, все равно ничего не поймет, мало ли отдыхающих направляются в сторону моря. Ася свернула вправо и направилась туда, где меньше народу, расстелила полотенце, сняла блузку и легла на спину. Генрих устроился чуть поодаль.

-- Простите, который час? а то у меня часы..., купался в них, и после этого начали барахлить, хоть и выложил я за них шесть тысяч долларов. Наверное, подделка.

Генрих стоял во весь свой гигантский рост, демонстрируя свой интим нестандартных размеров. Ася приподняла голову, захлопала глазами, она не присматривалась специально, просто ей это в глаза бросилось, но она тут же повернулась, извлекла свои часы из-под полотенца и сказала:

-- По-местному: десять.

-- Благодарю вас, -- сказал Генрих. -- Если не возражаете, я устроюсь поближе и буду вас охранять. Я рад, что вы русская. А то уж думал: гречанка. Признаться, я преследовал вас, на расстоянии, конечно. Смотрю: идет впереди красивая зверюшка, и я тут же, мимо воли, превратился в охотника: вы уж не обессудьте.

Ася приняла сидячее положение, еще раз критически оценивая его внешность, и тут же почувствовала что-то неладное внутри, некая горячая волна атаковала ее таз и застряла в потайном месте, будто ей кто-то шепнул: этот мужчина -- гигант.

-- И много зверюшек вы полонили? -- спросила она.

-- Да что вы, я не из тех, а потом, я приехал недавно, всего дня два тому. Давайте знакомиться: Генрих Иосифович, или просто Гена.

-- Анастасия Ивановна.

-- Искупаемся?

-- Пожалуй, -- согласилась Ася.

Ася хорошо плавала, а Генрих хорошо нырял. Он подплывал снизу и как бы невзначай касался груди, иногда ног. Ася визжала, стучала кулачком в рыжую грудь, и все это кончилось тем, что он брал ее на руки, крепко прижимал к своему телу, а потом кидал в воду.

Вскоре Ася устала и вышла на берег. Генрих же поплыл так далеко, что она его почти не видела. Вскоре греческие службы погнались за ним на моторной лодке и заставили вернуться к берегу. Ася в это время была занята собой. Она поняла, что произошло что-то такое, над чем надо серьезно подумать и выбрать правильную линию поведения.

С одной стороны Борис, который любит ее, и когда она вернется крепкая, цветущая, будет ласкать ее ночи напролет, стараясь, чтобы она забыла все, что с ней случилось в больнице. А с другой стороны... Борис далеко, почти на другом конце света, он никогда не узнает, как она вела себя, с кем подружилась..., целовалась и все такое... "А этот Генрих..., да у него там двадцать пять сантиметров. Интересно, какие ощущения можно испытать с таким мужчиной? Должно быть кайф необыкновенный. Что если попробовать, не изменять, нет, об этом не может быть и речи, а только попробовать, всего один раз? Ну что тут такого? Девственности ведь я не лишусь, правда? Я это давно сделала".

Она успокоила себя, но ненадолго. Мысль о том, что она уже давно живет на деньги Бориса и что отдыхает здесь, благодаря Борису, подобно муравью, ползущему по спине, тревожила ее совесть. "Нет, этого не будет, и быть не может. Проклятая похоть, как ты смазываешь мои пятки, чтоб я поскользнулась на каменных плитах!"

Она повернулась на живот, уткнула лицо в полотенце и плотно закрыла глаза.

Вскоре появился Генрих, он улегся почти рядом и какое-то время щадил ее уединение, не прикасался к ней. Она оценила его рыцарский поступок, повернула голову и спросила:

-- Вы спортсмен?

-- Да, у меня первый разряд по плаванию, но я покончил со спортом. Бизнесом занялся. Бизнес это деньги и неплохие, а спорт..., он пока на задворках. У вас тоже фигура...спортсменки.