Жеребята (СИ)

- Подожди, о Игэа! - попросила она. - Дни идут, а я всякий раз спускаюсь с Башни, не получив ответа.

- Тису не хочет твоей смерти, - воскликнул Игэа.

- Я хочу Его смерти, - просто ответила Сашиа. - Но я еще не слышала призыва. Вместо этого было что-то странное... этой и прошлой ночью...

Она положила флейту и свиток в корзину, и, протянув к Игэа руки, сошла к нему - с верхней площадки на нижнюю.

- Что же случилось, дитя мое? - спосил он в нарастающей тревоге.

- Игэа, ты веришь в сынов Запада? - прошептала Сашиа.

- Раньше - не верил, но поверил после того, как правитель Фроуэро лишил Игъаара власти и отдал все аэольцу Нилшоцэа.

- Да. И это Нилшоцэа убил его, - кивнула Сашиа.

- Это тебе и грезится? - осторожно спросил Игэа.

- О нет! Об этом может догадаться всякий разумный человек... - отвечала она, и продолжала тихо:

- Ночью, до рассвета, здесь кто-то был... я не могла видеть его, но я слышала его голос, он разговаривал на староаэольском... Он обещал, что вернет жизнь Каэрэ и Аирэи, если я соглашусь на брак с Нилшоцэа! - О, это был дурной сон, дитя мое, - отвечал ей Игэа, беря в свои влажные от волнения руки ее трясущиеся ладони. - Это был пустой, дурной сон.

- Он называл себя "богом болот Эррэ", - сказала она. - Он требовал, чтобы я совершила с ним священный брак, и тогда он даст мне силу... Я ударила его флейтой по лицу... раздался хруст... кровь на флейте... я убила его...

- Тише, дитя мое, - проговорил Игэа, обнимая ее. - Как ты могла убить бога болот? Кто-то решил подшутить над тобой, и поплатился. Но больше я не отпущу тебя одну ночью на Башню. Я...

- Игэа, послушай меня... - продолжила Сашиа. - Внизу стоит стража. Сюда никто не может войти, и отсюда никто не может выйти. Он, этот Эррэ, появился из пустого проема, вот оттуда, куда обрывается, отходя от площады Дев, вторая, древняя, лестница. Посмотри - он упал туда, но тела там нет!

- Дитя мое, пойдем домой, - в растерянности произнес Игэа.

- Мне надо принять Обет башни как можно скорее! - воскликнула Сашиа.

- Нет! - закричал Игэа, падая перед ней на колени в отчаянии - она упала на колени тоже, держа его за руки. - Нет! Ради памяти Аирэи, ради милости Тису!

- Да! - раздался снизу торжествующий голос Баэ. - Вот он - жрец карисутэ, жрец Тису! А это ведь запрещено! Вот он - Игэа Игэ! Он не захотел меня усыновлять! Злой, плохой, нехороший хозяин! Он любил Огаэ! Он стал жрецом Тису!

Вся эта бессмысленная скороговорка словно повисла в утреннем чистом воздухе, среди разгорающихся лучей рассвета.

Игэа и Сашиа обернулись - и увидели сокунов. Тогда Сашиа поцеловала Игэа, начертила крест на его ладони, и в следующее мгновение прыгнула, словно взлетела вверх - на площадку Дев Всесветлого.

Она сорвала с себя белое покрывало, и, омочив его трижды в кувшине с вином, бросила кувшин вниз - на камни площади.

- Всесветлый! К Тебе иду! - закричала она так, что сокуны остановились, а Баэ смолк.

- В три дня Тебя достигну! - воскликнула она, стоя у края и держа омоченное в вине покрывало на вытянутых руках.

- Так, с одной разобрались, - сказал Уэлиш, возглавлявший отряд сокунов. Он заметно похудел на новой службе. - А ты пойдешь с нами, - добавил он, глядя исподлобья на Игэа, выпрямившегося во весь рост, стоящего со скрещенными на груди руками.

- Видишь, кого я принес? - спросил он, доставая из корзины Патпата, домашнего ужа. - Смотри же внимательно!

И сокун по кивку Уэлиша разрубил животное на несколько окровавленных извивающихся кусков.

Уэлиш с наслаждением взглянул в померкшие глаза Игэа.

- Мы сейчас идем в ладью. Ты отражешься от учения карисутэ - или признаешь себя последователем Тису.

+++

Его вели по улицам Тэ-ана, связанного сыромятными ремнями - и народ с ужасом жался к стенам, видя бывшего советника царевича Игъаара в разорванной до пояса рубахе, но уже без почетной золотой цепи. Лишь маленький золотой медальон вздрагивал на его яремной вырезке.

Игэа шел, подняв голову - его светлые волосы облепили лицо, мокрое от слез и от пота.

Его связали ремнями за запястья, и он шел между стражников, протянув руки вправо и влево, как будто обе руки его были живыми, и в его власти было их простирать в стороны.

Он не видел жреца Фериана, Лоо, стоящего на крыше своего роскошного дома и с довольным видом рассказывающего что-то двум своим женам. Он кивал в сторону Игэа, и две жены подобострастно улыбались и тоже мелко кивали и кланялись своему мужу-господину, а третья, самая молодая, закутанная в покрывало, вытирала слезы.

Игэа не видел бегущую за сокунами Тэлиай. Не видел он и то, как она споткнулась, и упала ничком, разбив в кровь лицо.

А Баэ бежал вместе с мальчишками, среди которых был и толстощекий Эори, и они все кидали в Игэа копками грязи из сточной канавы.

- Мерзкий фроуэрец! Гнусный карисутэ! Да покарает тебя Уурт! - кричали они. Баэ кричал громче всех, противно заикаясь и отрыгивая слова. Так он кричал, пока кто-то из сыновей кузнеца Гриаэ не догнал его и не опустил ненадолго вниз головой в сточную канаву.

А Игэа продолжал свой путь к храму "Ладья" среди молчащих, идущих маршем сокунов. Несколько раз он споткнулся, но удержался на ногах.

Вдруг с одной из крыш раздался громкий крик, привлекший к себе внимание всех, кто смотрел на Игэа Игэ:

- Вы слышите раскаты грома? Вы чувствуете, как рокочет вода под землей?

Это кричал Нээ.

- Подземные воды! Это - знак Табунщика, знак Всесветлого! - кричал Нээ, перепрыгивая с крыши харчевни на соседнюю и удаляясь по крышам в кварталы бедноты, где дома лепились один к другому, как стайка испуганных птиц.

- Подземные воды поднимаются! Горе тому, кто не ждал и не верил! Горе тому, кто не хранил лодки на чердаке!

Сокуны натянули луки, но Нээ уже скрылся, соскользнув между домишками. Крыша харчевни, пробитая стрелами сокунов, стала похожа на шкуру диковинного зверя из болотистых краев Фроуэро.

Солнце уже сояло над храмом "Ладья", когда на площадь стал сбегаться народ. Среди криков Игэа слышал проклятия и благословения, слышал имена Всесветлого и Уурта, Сашиа, Аирэи, Великого Табунщика и свое...

Его втащили под свод храма - и гул толпы стих.

- Что же, Игэа Игэа Игэан, - сказал Уэлиш таким голосом, словно перед ним стояло блюо с жертвенным мясом, - если ты - не карисутэ, то плюнь на это изображение Матери Тису, и вытри о него ноги. А еще лучше - справь здесь нужду! Если ты, конечно, не обгадился уже по дороге сюда от страха!

Сокуны захохотали.

- Ну же, - скривил рот в гадкой улыбке Уэлиш.

Игэа отступил назад, к выбеленной стене - насколько мог, так как сокуны крепко держали ремни, стягивающие его сжатые добела кулаки. Но он все-таки смог прижаться к стене и попытался шевельнуть языком, присохшим к сухому и жесткому небу, вдохнул воздух храма - отчего-то повеяло ароматом трав, и он вспомнил Огаэ, и то, как они вместе собирали травы...

Он набрал воздух в легкие и с трудом выдохнул:

- Я...

Горло его было сухим и горьким, словно там собрались солончаки верховий реки Альсиач.

- Я... - начал он снова, пытаясь найти в этом своем горле, сухом и соленом, звуки для слова "карисутэ".

Но вдруг сокуны, мгновенно отпустив ремни, державшие Игэа, шарахнулись от него и попадали на колени, объятые суеверным страхом.

Растерянному Игэа хватило присутствия духа для того, чтобы обернуться - но он не успел ничего разглядеть: что-то тяжелое и острое ударило его по голове, словно срезая ухо. Он вскрикнул. Теплая струя залила его шею и грудь, и в это время земля под его ногами качнулась, словно пошла вспять. Инстинктивно, чтобы остаться на ногах, Игэа пробежал три шага вперед, и поэтому смог увидеть в появившемся среди расходяшихся в стороны стен проломе полуденное солнце, вокруг которого сияли тысячи радуг, и сверкали молнии - до горизонта.

Земля качалась и двигалась под ногами Игэа, и он, потеряв равновесие, упал навничь. Уже лежа он слышал топот ног сокунов, убегающих в страхе из храма. Они кричали нечеловеческими голосами, словно стая диких зверей, бегущая от лесного пожара. И еще он услышал крики с площади: "Землетрясение! Землетрясение!"