Краткая история белковых тел (СИ)

-- Я не вор!

-- Называй это как хочешь: освоением бюджета, распилом бабок. Мне всё равно! Если у тебя прилипает к рукам, значит, нам не о чем разговаривать! Всё, иди! Ты мои слова понял.

Ошарашенный, я выхожу из кабинета начальника. На душе дерьмово. Что же задумал этот скользкий тип, Евгений Иванович? Просто так меня кинуть не получиться, мы обратимся в суд, у нас есть все бумажки.

Остаток дня дорабатываю на автомате -- читаю письма, что-то пишу в ответ, пытаюсь участвовать в общей болтовне с коллегами о погоде, свежих банковских новостях и тому подобной лабуде. Но в голове безотвязно болтается разговор с начальником: а ведь точно уволит! И еще заставит через суд возвращать потраченные бабки на рекламу.

После шести вечера в офисе обычно никого не остаётся, но я никуда не тороплюсь, жду, когда компьютер выключится. Сижу в полумраке, поскольку окна здания выходят на теневую сторону. Тихо. Вокруг ни души.

В сумраке хорошо думается, и я пытаюсь сообразить, как быстрее выскочить из ситуации, чтобы не получить больно по башке, но ни одной свежей мысли меня не посещает. Всё крутится вокруг мести, вернее, моего желания нагадить Евгению Ивановичу. При этом я допускаю даже привлечение бандитов в качестве коллекторов, которые за определенный процент выбьют из успешного предпринимателя-разводилы имеющийся должок. Однако понимаю, что таких же бандитов может нанять и он. Нет, этот аппендикс тупиковый.

Так ничего путного не придумав, я встаю, и в одиночестве спускаюсь на лифте.

Летние улицы полны вечернего гомона, люди идут домой с работы, кто-то гуляет -- в разгаре период отпусков. Многие рестораны окнами выходят на улицы города, окна не закрыты шторами, и я наблюдаю, что твориться внутри. Оказывается, много народа любит посидеть вот так, после работы вечером за бокалом вина, потрепаться за жизнь.

Девушки чаще сидят с молодыми людьми. Они беззаботны, весело щебечут о своём. Хотя попадаются иногда и столики занятые только женским или мужским полом, поскольку в тренде одногендерное общение.

Иногда компании состоят из солидных людей. Мужчины сидят в рубашках и галстуках, пиджаки аккуратно развешены на стоящих рядом вешалках с плечиками. Возле них, в расчете на щедрые чаевые, услужливо порхают молоденькие официантки.

Я равнодушно скольжу взглядом по этому изобилию ресторанного общения, впрочем, похожему на сияющие витрины магазинов с выставленными там манекенами. Только здесь манекены одушевленные -- они жуют, пьют, смеются.

Медленно продвигаюсь по улице. Домой сегодня не тороплюсь, там нет для меня ничего интересного, тем более, что съемные квартиры всегда имеют особенную ауру -- чужого, не своего дома. В них неуютно.

Под вечер жара спадает. Дует сильный ветер, гоняя легкую пыль, еще не прибитую водяными струями поливальных машин. Поливалки поедут по дорогам города ночью, когда все уже спят, похожие в ночи на гудящих жуков с большими усами. Но это будет ночью. А сейчас мне приходится щурить глаза от пыли, иногда прикрывать их ладонью.

Впереди показывается очередной ресторанчик, небольшой и милый. Огромные окна освещены розовым светом, белые столики тесно расставлены в небольшом зальчике. Народу много -- почти все они заняты. Я подумываю о том, чтобы зайти в этот ресторан, выпить виски и взбодриться.

Но затем неожиданно обращаю внимание на столик, стоящий почти у самого окна. За ним сидит четыре человека, они активно общаются, не замечая мою изумленную фигуру, застывшую по другую сторону оконного стекла. Это мои коллеги с работы: Лиза, Алена и Иван, а с ними, как ни странно, Евгений Иванович. Они весело разговаривают, потягивают красное вино из больших фужеров, у них хорошее настроение. Вся компания, как я погляжу, приготовилась провести долгий приятный вечер. Вся, кроме меня.

И вот я стою, как дурак, смотрю на них, медленно соображаю.

Вижу, что Кравчук, бесспорно, знает Евгения Ивановича, ведет себя с ним, как со старым знакомым. Неужели их только что познакомила Соснина? Нет, не похоже -- они знакомы давно. И тут меня осеняет догадка: не с этим ли своим приятелем Иван хотел меня познакомить для заключения договора по рекламе, не с ним ли предлагал попилить бабки? Но в этом деле участвовала и Лиза. Именно она взяла меня на презентацию, она свела с Евгением Ивановичем. Значит, она с ними заодно? Наверное, и Алёна тоже.

Один я -- лох, которого использовали втёмную. Почему-то слово "втёмную", почерпнутое мной в одном детективе, показалось наиболее подходящим. Меня использовали втёмную, как грабители используют тёмную ночь, под покровом которой можно обтяпать грязные делишки. Наивная тёмная ночь!

8.

Это вечернее открытие, совершенное мною на улицах города, не дает покоя. Я почти не сплю, ворочаюсь в темноте, представляя ту кару, которую обрушу на головы коварных интриганов. "Почему я? -- думаю в полусне, -- почему они выбрали меня?" И сам себе отвечаю: "Из-за бабок. Это же элементарно, Ватсон!" Вроде ничего личного, но все равно обидно. И Лиза с изумрудными глазами. Она ведь мне нравилась, а теперь...

История, начавшаяся со встречи с этой девушкой, не получит продолжения. Так я думаю сонной головой, так мне кажется. Или не так?

Все истории движутся своим чередом, имеют начало, конец, потом возникают снова. Они кружат нас в нескончаемой круговерти, как щепку в водовороте, прибивая то к одному берегу, то к другому. Сейчас я вижу, что водоворот относит меня далеко от Лизы, уже унёс, и я на другом берегу. Но это еще не конец, на продолжение я надеюсь.

Если представить историю в виде пирамиды или круглой башни и смотреть изнутри, от основания, тогда взгляд затеряется в высоте, в бесконечности свода конуса. Там апогей каждой истории, там она заканчивается. "Я еще не достиг апогея, -- эта мысль назойливо выносит мозг. -- Еще не достиг!"

Переворачиваюсь на другой бок, чтобы отогнать от себя навязчивые мысли, но они возвращаются тем или иным образом. Одна картинка сменяет другую, заставляя плыть в вязком мареве полусна, путать реальное с вымыслом. Странные видения снова копошатся в мозгу, и я чувствую, что нахожусь не у себя в съемной квартире, в этой кровати, а в других координатах времени. Я мыслю, следовательно, не существую. Я анти-Декарт, но уже не белковое тело. И это странное ощущение -- быть не белковым телом...

Под утро я проваливаюсь в короткое тяжелое забытье и потом на работу еду с несвежей головой, едва открытыми глазами. Мысли, пришедшие прошлой ночью, продолжают возвращаться разрозненными кусками, несвязанными блоками. Вот, например, о конусе, как модели любой жизненной истории. Я думаю об этом, механически отслеживая сигналы светофоров.

"Неужели жизнь строится по правилам геометрии? Слишком просто!" И ещё. "Истории могут затягивать нас без наших желаний, когда понимаешь, что ущерб очевиден, но ничего сделать не можешь. Ничего не можешь противопоставить. Хотя на презентацию с Лизой я поехал сам, меня никто не заставлял. Я думал, что у нас завяжутся отношения". Глупый расчет! Как в одном мини-анекдоте: "Я женился по расчету, но он не оправдался".

Пока я предаюсь мизантропии, мой "Круз" медленно продвигается в толпе таких же машин, спешащих на работу. У одного из светофоров я отвлекаюсь, и рука случайно дергает руль. "Шевроле" вильнув, едва не наезжает на девушку-велосипедиста, остановившуюся с краю дороги.

В последнее время улицы города накрыла очередная мода -- ездить на работу на велосипедах. Все было бы хорошо, если бы заранее оборудовали велосипедные дорожки. Но дорожек нет, бедняги-велосипедисты снуют между машин, как надоедливые мошки, которых хочется прихлопнуть рукой. Ну, некоторые не выдерживают и прихлопывают их капотами или дверцами машин.