Краткая история белковых тел (СИ)

Иван как бы дружески хлопает меня по плечу и отходит. Однако мне кажется, что в его жесте нет ничего дружеского, скорее, этот жест выглядит покровительственно. А может, так только кажется?

Я ставлю стакан остывшего кофе на столик, настроения допивать уже нет.

Ох уж эта моя подозрительность? Она выглядит так плебейски, словно я мнительный маленький человечек, перманентно готовый к обидам.

Через пару дней говорю со своим непосредственным начальником о предложении Евгения Ивановича. Мне нужно еще около десяти тысяч долларов, чтобы осуществить новый проект. Деньги для банка небольшие и я знаю, что заполучить их можно, но Арсений Павлович, мой начальник, прижимист.

-- Тебе зачем? -- бурчит он, перебирая маленькими неуклюжими руками с короткими пальцами, бумажки, валяющиеся на столе. Я всегда удивлялся тому, как он с такими детскими пальцами умудрялся быстро печатать на клавиатуре.

-- Понимаете, Арсений Павлович, клиент неплохой подвернулся. Предлагает печатать банковскую рекламу на постерах, и размещать их в метро. Но надо чуть-чуть увеличить бюджет.

-- Ты же знаешь, нам нельзя превышать лимиты, -- возражает начальник. -- Нам на год отпустили тридцать тысяч долларов. Ты уже спустил почти двадцать, а впереди еще полгода.

Арсений Павлович замолчал, равномерно постукивая короткими пальцами по столу. Этот стук напоминает звук метронома, который использует настройщик роялей. Тук-тук, кап-кап. Словно на стол кладут монеты, а Арсений Павлович медленно, со знанием дела, их отсчитывает. По одной.

-- Но мы можем попросить директора добавить бабок! На крайний случай! -- не сдаюсь я.

-- Тридцать тысяч! Ты меня слышишь? Ни центом больше! И потом, зачем нам постеры в метро? Может, еще прикажешь биллборды на Красной площади развесить? С такими темпами мы банк пустим по миру.

-- Я на эту тему разговаривал с Кравчуком, -- покривил я душой.

-- И что он сказал?

-- Поддержал. Сказал, что метро -- оригинальная идея, что её надо использовать.

-- Н-да... -- задумчиво ворчит Арсений Павлович.

Ему определенно хочется мне отказать, и я вижу это невооруженным глазом. Но с Кравчуком Арсению Павловичу ссориться не с руки. Из Кравчука может получиться могущественный враг, а зачем эта беда моему начальнику? Он осколок от ушедшей управленческой команды, случайно уцелевший после корпоративной бури, пустившей ко дну старый банк. Поддержки у Арсения Павловича никакой, и я не понимаю, кто и зачем его держит. Может, о нем просто забыли?

-- Ладно, попробую что-нибудь сделать, -- нехотя выдавливает начальник, -- запрошу "Голову", но ты не сильно надейся. Там сейчас экономят.

-- Могу намекнуть Ивану, чтобы позвонил в головной офис. Для ускорения.

-- Не надо!

Сижу, зарывшись в бумаги. Работа рекламщика скучна и однообразна, в ней нет ничего героического и романтического, никакого драйва. Нашел клиента, заключил договор, оформил выплаты и получил продукцию. Затем, разместил её в масс-медиа среди homo sapiens, и опять начинаешь сначала. Всё как на конвейере. Да это и есть конвейер пиарщиков.

Услышав непонятное шуршание, поднимаю голову и обнаруживаю, что рядом на стул присел Степан Соснин, муж Лизы. У него заговорщицкое лицо. Он делает вид, что пьет кофе, утащив пластиковый стаканчик из помещения кофе-пойнта. Впрочем, кофе уже в стаканчике нет. Легкая пластиковая оболочка вырывается, норовит вылететь из его неловких пальцев и залить оставшимися в нем каплями коричневой жидкости мои бумаги с очередным договором, разложенные на столе.

Я с опаской смотрю на руку Степы, на его пальцы, которые могут в любой момент разжаться из-за одного неудачного движения.

Невольно загораживаю свое сокровище локтем, как если бы под моей рукой лежали ценные предметы, например, купюры долларов, евро или пачки рублей, а не простые бумажки, которые можно восстановить в случае порчи. Однако мой жест собственника вызывает у Степана непонимание, и он еще ближе двигается к столу вместе со стулом.

Вообще Степан часто заходит к нам. Он здесь, практически, свой человек, хотя и без постоянного пропуска.

-- Слушай Дэник, - по-свойски обращается ко мне Соснин, едва наклонившись вперед, -- ты ничего не засёк?

-- В смысле? Что именно?

-- Ну, Лизку. Ни с кем не видел?

-- Нет. А что с ней?

-- Понимаешь, чувак, есть у меня мысли... подозрения...

-- Какие? -- я притворяюсь непонятливым, хотя роман Кравчука с Лизой -- это секрет полишинеля нашего офиса.

-- Мне кажется, она с кем-то встречается. И я не знаю... Короче, можешь за ней присмотреть?

-- Шпионить что ли?

-- Нет, не шпионить, а так...

Простодушный Степан замолкает, не в силах подобрать подходящего слова. Конечно, в своем автосалоне он имеет дело только с железками. Им не нужно доходчиво объяснять, что к чему, подбирать слова, убеждать. Ещё проще с легковерными лохами, которым надо впарить очередное детище российского автопрома. Подведи их к авто, ткни в ценник и увидишь горящие от безумия глаза, глаза голодной мыши, лезущей за недорогим сыром в мышеловку. Кстати, мышеловке всё равно, какой по цене сыр в ней лежит -- главное щелкнуть пружиной по башке.

-- Ты хочешь, чтобы я приглядывал бесплатно? -- небрежно бросаю я, и Соснин удивленно смотрит в мои непроницаемые глаза.

-- Да, ладно! -- бормочет он. -- У тебя же тачка есть. Давай я зимней резиной отдам. Какая у тебя машина, я забыл?

-- "Шевроле Круз". А ими тоже торгуете? У вас же только "Лады Приоры".

-- Через знакомых достану, не парься! Лады?

-- Лады! -- неуверенно соглашаюсь я, не очень понимая, как и где я буду следить за Лизой. А самое главное, зачем мне это надо?

-- А ты вообще, как сам? -- вдруг интересуется Степа, отодвигаясь и посчитав, что самая важная часть разговора позади.

-- Нормально! Работаю.

-- А в личной жизни как? Тёлки есть?

-- А у кого их нет? -- спрашиваю я в ответ и надеюсь, что Соснину надоест изображать великосветский разговор, и он отстанет, наконец, даст спокойно поработать.

-- Да-а, -- глубокомысленно мычит Степан, как бы соглашаясь со мной. Он замолкает, однако длительный умственный процесс для него непривычен: -- Не хочешь на футбол сходить?

-- А кто играет?

-- Спартак с ЦСКА.

-- А ты за кого болеешь? -- интересуюсь между прочим, сам-то я никудышный болельщик.

Степан ни секунды не медлит.

-- За Спартак, конечно.

-- И шарфик красно-белый есть?

-- Да всё, что нужно. Присоединяйся сегодня! Жаль, что пиво запретили приносить, но мы с пацанами после отрываемся.

Я пожимаю плечами как бы в раздумье, хотя, разумеется, ни на какой стадион не собираюсь. Не моё это: сидеть, горланить кричалки, цепляться к фанатам другой команды, получив по морде между делом, а потом засесть в пивбаре и гоготать, вспоминая стычку. Нет, не моё!

-- Короче, ты это самое, звони, если что! -- предлагает Степан, заметив мою нерешительность.

-- Позвоню!

Вместо Степана звоню спустя несколько дней Евгению Ивановичу.

-- Евгений Иванович, это Данила Изотов. Я по поводу наших договоренностей. Смету мне утвердили, деньги выделили, так что можно заключать договор.

Голос директора рекламно-издательской фирмы звучит расслабленно.

-- Данила, добрый день! Подъезжай в офис, оформим бумаги. Как только деньги упадут на счёт, сразу приступим к работе. Обещаю, что через три, ну, максимум четыре дня постеры будут расклеены.

-- Меня устраивает! -- немедленно соглашаюсь я, хотя некоторые нотки в голосе Евгения Ивановича настораживают. Эти нотки звучат так, словно его голосом отвечает Иван со своими вальяжно-ласковыми интонациями: "Только ради Вас!", "Будьте любезны!".

"Окей!" -- добавляю про себя для уверенности.

Взгляд мой скользит в сторону Алёны. Она сегодня в хорошем настроении, пришла на работу, демонстрируя татуировку в виде сине-красной розы на левой ступне. Часть лепестков прикрыта сандалией и Василькевич сняла обувь, чтобы демонстрировать это кожное художество во всей красе.