Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Рокъ Гинаръ нашелъ своихъ оруженосцевъ такъ, гдѣ приказалъ имъ ожидать себя. Посреди ихъ — верхомъ на Россинантѣ — сидѣлъ Донъ-Кихотъ, уговаривая бандитовъ отказаться отъ этой жизни, одинаково опасной для тѣла и души. Но большая часть его слушателей были грубые гасконцы, и рѣчь Донъ-Кихота не производила на нихъ особеннаго впечатлѣнія. Воротившись, Рокъ прежде всего опросилъ Санчо, получилъ ли онъ назадъ взятыя у него вещи?

— Получилъ, отвѣтилъ Санчо, и теперь не досчитываюсь только трехъ головныхъ платковъ, дорогихъ для меня, какъ три большіе города.

— Что ты городишь? воскликнулъ одинъ изъ бандитовъ, эти платки у меня, они трехъ реаловъ не стоятъ.

— Твоя правда, сказалъ Донъ-Кихотъ, но оруженосецъ мой цѣнитъ ихъ такъ высоко во вниманію къ той особѣ, которая дала ихъ мнѣ.

Рокъ Гинаръ велѣлъ отдать Санчо его платки, и выстроивъ затѣмъ свою шайку приказалъ разложить передъ бандитами вещи, деньги, одежду, словомъ все, что было награблено ими со дни послѣдняго раздѣла; послѣ чего, быстро оцѣнивъ всю эту добычу и переведши на деньги то, чего нельзя было раздѣлять, онъ распредѣлилъ все это между своими оруженосцами съ такой справедливостью, что ни въ чемъ не преступилъ ни одного пункта распредѣлительнаго права. Всѣ остались довольны, и Рокъ сказалъ Донъ-Кихоту: «если-бы съ этими людьми не быть такимъ справедливымъ и точнымъ, такъ не сладить съ ними никому». Услышавъ это, Санчо добавилъ, «по тому, что я вижу здѣсь, можно судить, какъ иного значитъ справедливость даже у воровъ». Въ отвѣтъ на это, одинъ бандитъ поднялъ аркебузъ, и вѣроятно размозжилъ-бы имъ голову Санчо, если-бы Рокъ не удержалъ его. Санчо весь затрясся и поклялся не раскрывать рта, пока онъ будетъ въ обществѣ этихъ господъ. Въ эту минуту прискакалъ бандитъ-часовой, поставленный слѣдить на дорогѣ за всѣми прохожими и проѣзжими и увѣдомлять атамана обо всемъ, что случится. «Господинъ мой!» сказалъ онъ Року «неподалеку отсюда на дорогѣ въ Барселону показалось много народу».

— Какого? того ли, что мы ищемъ или того, что насъ ищетъ? спросилъ Рокъ.

— Того, что мы ищемъ, отвѣчалъ часовой.

— Въ такомъ случаѣ впередъ, воскликнулъ Рокъ бандитамъ, и привести сюда этихъ людей всѣхъ до одного.

Бандиты поспѣшили исполнить приказаніе атамана, и Рокъ остался одинъ съ Донъ-Кихотомъ и Санчо, въ ожиданіи возвращенія своей шайки. «Нашъ образъ жизни, господинъ Донъ-Кихотъ», сказалъ онъ рыцарю, «долженъ несказанно поражать васъ; наши приключенія, кстати сказать весьма опасныя, должны казаться вамъ чѣмъ-то совершенно новымъ; и я нисколько этому не удивлюсь: трудно найти болѣе опасную и безпокойную жизнь чѣмъ жизнь бандита. Мщеніе, какое то ненасытимое желаніе мщенія, способное поколебать самое добродушное сердце, заставило меня взяться за это ремесло; отъ природы я человѣкъ добрый и мягкій, но желаніе отмстить одно нанесенное мнѣ оскорбленіе заглушило во мнѣ всякое другое чувство, и я упорно остаюсь бандитомъ, хотя очень хорошо понимаю, въ чему это можетъ привести. И подобно тому, какъ одинъ грѣхъ влечетъ за собою другой, какъ одна бездна ведетъ въ другую, такъ и мною до того овладѣло чувство мщенія, что я являюсь мстителемъ не только своихъ оскорбленій, но и чужихъ. И однако Богъ не лишаетъ меня надежды выйти когда-нибудь изъ лабиринта заблужденій моихъ и достигнуть пристани спасенія».

Благородная рѣчь Рока крайне удивила Донъ-Кихота. Онъ никогда не думалъ, чтобы между людьми грабежа и разбоя могъ найтись благородно мыслящій человѣкъ.

«Благородный Рокъ», сказалъ ему Донъ-Кихотъ; «человѣкъ, почувствовавъ, что онъ боленъ, и что ему необходимо лечиться дѣлаетъ первый шагъ въ выздоровленію. Вы знаете чѣмъ вы больны, и небо, или лучше сказать нашъ общій врачъ — Богъ укажетъ вамъ цѣлебное для васъ лекарство, чудесно исцѣляющее насъ мало-по-малу. Къ тому же грѣшникъ, одаренный умомъ, стоитъ ближе къ раскаянію, нежели глупецъ. Мужайтесь же, Рокъ, и ожидайте исцѣленія отъ вашей совѣсти. Если же вы хотите сократить путь къ покаянію и легче обрѣсти стезю спасенія, отправтесь со мною: я васъ научу быть странствующимъ рыцаремъ. Странствующій рыцарь претерпѣваетъ столько лишеній, выноситъ столько трудовъ, столько приходится испытать ему несчастныхъ приключеній, что вы можете смѣло обречь себя на эту жизнь въ видѣ искупительнаго бичеванія, и считать себя съ той минуты вознесеннымъ на небо».

Рокъ не могъ не улыбнуться этому совѣту, и перемѣнивъ разговоръ разсказалъ Донъ-Кихоту трагическую исторію Клавдіи Іеронимы. Разсказъ этотъ до глубины души потрясъ Санчо; красота и ярость несчастной дѣвушки произвели на него передъ тѣмъ глубокое впечатлѣніе. Между тѣмъ оруженосцы Рока вернулись съ такъ называемой ими охоты и привели съ собою двухъ благородныхъ всадниковъ, двухъ пѣшихъ пилигримовъ, карету, въ которой ѣхало нѣсколько женщинъ въ сопровожденіи шести слугъ верхомъ и пѣшкомъ — и наконецъ двухъ молоденькихъ погонщиковъ. Плѣнники ѣхали посреди окружавшихъ ихъ бандитовъ. Въ глубокой тишинѣ двигались побѣдители и побѣжденные ожидая, что скажетъ имъ великій Рокъ Гинаръ. Атаманъ прежде всего спросилъ двухъ благородныхъ всадниковъ: это они? куда отправляются и сколько съ ними денегъ?

— Мы испанскіе пѣхотные капитаны, отвѣтилъ одинъ изъ нихъ; товарищи наши въ Неаполѣ, а мы отправлялись въ Барселону: тамъ, какъ слышно, стоятъ въ рейдѣ четыре фрегата, съ приказаніемъ отплыть въ Сицилію; на нихъ мы собирались уѣхать. Съ двумя или тремя стами червонцевъ въ карманѣ мы считали себя богачами и радостно отправлялись въ дорогу; у бѣднаго солдата не бываетъ обыкновенно большихъ денегъ.

Съ такимъ же вопросомъ обратился потомъ Рокъ къ пилигримамъ. Пилигримы отвѣтили, что они намѣревались отплыть въ Римъ, и что у нихъ обоихъ найдется, можетъ быть, реаловъ шестьдесятъ. За тѣмъ Рокъ спросилъ, что это за дамы въ каретѣ, куда онѣ отправляются и сколько везутъ съ собою денегъ? Одинъ изъ лакеевъ, сопровождавшихъ верхомъ данъ въ каретѣ, отвѣтилъ, что это ѣдетъ дона Гіонаръ да Канонесъ, жена управляющаго неаполитанскимъ намѣстничествомъ съ маленькой дочерью, служанкой, дуэньей и шестью слугами, и что она везетъ съ собою около шестисотъ червонцевъ денегъ.

— У насъ набралось, значитъ, девятсотъ червонцевъ и шестьдесятъ реаловъ, воскликнулъ Рокъ. Насъ всѣхъ шестьдесятъ, сосчитайте же, сказалъ онъ бандитамъ, сколько приходится на долю каждаго; я плохой счетчикъ.

Услышавъ это, бандиты въ одинъ голосъ воскликнули: «да здравствуетъ Рокъ Гинаръ! многая ему лѣта! на зло судамъ и шпіонамъ, поклявшимся погубить его.»

Но не такъ радостно выслушали эти слова плѣнники. Капитаны понурили голову, дама сильно опечалилась, да не особенно обрадовались богомольцы, когда имъ объявили конфискацію ихъ имуществъ. Нѣсколько минутъ продержалъ ихъ Рокъ въ этомъ томительномъ ожиданіи, которое можно было прочитать на ихъ лицахъ на разстояніи выстрѣла изъ аркебуза, но онъ не хотѣлъ мучить ихъ слишкомъ долго.

— Будьте такъ добры, сказалъ онъ вѣжливо обратясь къ капитанамъ, одолжите мнѣ шестдесятъ червонцевъ, а у госпожи супруги управляющаго я попрошу восемдесятъ, для моей шайки;— вы знаете, господа, священникъ, живетъ обѣднями, которыя поетъ, — за тѣмъ вы можете безопасно продолжать вашъ путь; я вамъ данмъ провожатаго, чтобы не испытать. вамъ непріятностей въ случаѣ, встрѣчи съ другими оруженосцами моими, отправившимися на поиски въ разныя мѣста. Никогда не намѣревался я дѣлать что либо непріятное военнымъ, или оскорблять дамъ, особенно знатныхъ.

Офицеры не находили словъ благодарить Рока за его любезность и великодушіе; по ихъ мнѣнію, трудно было поступить въ этомъ случаѣ великодушнѣе Рока. Дона же Гіомаръ де Канонесъ хотѣла было выйти изъ кареты и кинуться къ ногамъ великаго атамана, но Рокъ не только остановилъ ее, но попросилъ еще извиненія въ сдѣланной задержкѣ и нанесенномъ ей убыткѣ, оправдываясь обязанностями, налагаемыми на него его суровымъ званіемъ. Госпожа въ каретѣ приказала одному изъ своихъ слугъ тотчасъ же отдать Року восемдесятъ червонцевъ, а капитаны заплатили уже потребованные отъ нихъ шестдесятъ. Богомольцы также собрались достать свои мошны, но Рокъ велѣлъ имъ оставаться спокойными. Обернувшись затѣмъ къ своей шайкѣ онъ сказалъ: «изъ этихъ ста сорока червонцевъ вамъ придется по два червонца на брата, и останется еще двадцать; дайте изъ нихъ десять этимъ богомольцамъ, а другіе десять этому доброму оруженосцу на память о насъ.» Послѣ этого принесли чернильницу и портфель, — Рокъ постоянно возилъ ихъ съ собою, — и атаманъ вручилъ начальнику конвоя, предназначеннаго сопровождать путешественниковъ, охранный листъ. Простившись за тѣмъ съ путешественниками, онъ позволилъ имъ продолжалъ путь, до того удививъ ихъ прекрасной наружностью, великодушіемъ и своимъ страннымъ образомъ жизни, что они готовы были видѣть въ немъ скорѣе Александра Великаго, чѣмъ прославленнаго бандита. Въ эту минуту одинъ изъ оруженосцевъ его сказалъ на гасконско-испанскомъ нарѣчіи: «нашему атаману пристало быть болѣе монахомъ, чѣмъ бандитомъ, но только съ этихъ поръ пусть великодушничаетъ онъ, если хочетъ, на свои деньги, а не на наши». Несчастный проговорилъ это не такъ тихо, чтобы Рокъ не услышалъ его; не долго думая, онъ обнажилъ мечь и раскроилъ дерзкому башку чуть не на двое. «Вотъ какъ я наказываю дерзкихъ, не умѣющихъ держать на привязи языка», сказалъ онъ. Бандиты ужаснулись, но никто изъ нихъ не отвѣтилъ ни слова; такое уваженіе, такую боязнь внушалъ въ себѣ атаманъ.