Почему не иначе?

Про эту книгу

Я почти уверен — на свете не так уж много охотников читать предисловия. Поверьте, что и писать их менее приятно, чем самые книги. И все же на этот раз ни мне, ни вам без предисловия не обойтись. Я его написал, вам придется прочесть.

Это не мой каприз. Дело в том, что вы держите в руках не роман, не повесть, не сборник рассказов и не учебник. Это словарь, и притом — этимологический. Им надо уметь пользоваться.

Тот, кто слышит слово «словарь», чаще всего представляет себе томик, в котором ряды слов одного языка переводятся на другой:

по-русски яблоко, по-немецки апфель,

или наоборот:

по-немецки бирнэ, по-русски груша.

С такими словарями вы уже наверняка имели дело. Они очень полезны, прямо необходимы. При их помощи облегчают себе труд люди, занимающиеся изучением иностранных языков; без них как без рук переводчики…

Менее знакомы вам, вероятно, словари другого типа — толковые. Они русское (я говорю про русские толковые словари) слово объясняют — или, иначе сказать, толкуют — при помощи других, тоже русских: Бабушка — мать одного из родителей. Около — неподалеку, в окружности.

А зачем это?

На свете существуют сотни и сотни тысяч различных русских слов. Можете вы поручиться в том, что они известны вам все, от союза «А» до прилагательного «Ящурный», которое стоит последним в большинстве словарей? Конечно, нет.

Вы позабыли слово «штанген», а ведь это — определенный слесарный инструмент. Ему никогда не попадалось слово «звонница»; между тем так архитекторы и археологи называют совершенно особенного устройства колокольни древнерусских церквей. А вот она впервые наткнулась в книге на слово «чапура». Что оно значит? Оказывается, так на юге именуют обыкновенную цаплю; есть и такое слово в русском языке!

Выходит, что и толковые словари необходимы. Словари орфографические помогают нам писать правильно; орфоэпические — учат, как нужно произносить любое русское слово. Но тот словарь, который вы сейчас рассматриваете и предисловие к которому читаете, и не толковый, и не орфографический. Это этимологический словарь, и, хотя вам наверняка приходилось слышать слово «этимология» в школе, я очень сомневаюсь, чтобы вы ясно представляли себе, как такие словари устроены, какую службу они служат и как с ними надлежит поступать.

Купив фотоаппарат новой марки, вы навряд ли начнете сразу щелкать им направо-налево. Вы сначала обратитесь к инструкции. Но ведь инструкция — это предисловие к фотоаппарату, а предисловие — инструкция к книге. Вот почему избегать ознакомления с ним было бы неразумно.

Это не меняет главного: и инструкции и предисловия обычно не похожи на увлекательное чтение. Понимая это, я поставил своей задачей сделать свое предисловие как можно более занимательным, может быть даже забавным, только бы вы не отложили его в сторону. А в ту самую минуту, когда я вывел пером на бумаге слово «забавным», мне пришло в голову: а что, если с него и начать? Разве не может оно послужить мне трамплином для первого прыжка в таинственную область этимологии?

Решено — первая главка так и будет называться:

По-серьезному о забавном…

Возьмите три слова: заочный, заречный, забавный… Они похожи, как близнецы: приставки, суффиксы, окончания — все одинаковое. Корни, правда, разные, но ведь иначе и не было бы трех разных слов.

Так-то оно так, и тем не менее… Приглядитесь внимательно к этим трем корням. Корень «оч-» связан с «око» — глаз; «заочный» — это то же, что «заглазный». Корень «реч-» состоит в родстве с «река»: «заречный» — «находящийся по ту сторону реки». Тут все ясно.

А вот корень «бав-»: с чем, с какими словами вы прикажете его сопоставить? Какое значение у этого корня? Никакого? Это немыслимо: любой младшеклассник знает — основное значение слова сосредоточено в его корне. Так как же этот самый корень может не иметь значения? Как может он означать не более не менее как «бав-»? И откуда это самое загадочное «бав-» тут взялось?

Ответить на все эти недоуменные вопросы может единственная наука: этимология.

На берегах Марицы

В 1944 году вместе с Советской Армией я по территории освобожденной от фашистов Болгарии дошел до легендарной реки Марицы.

Прекрасная вещь чувствовать себя победителем и освободителем, — в Болгарии мы ощущали это с особой силой. Мало того, что болгары с живой радостью встречали нас, — они к тому же говорили «почти по-русски». Когда наш солдат вступал в беседу с болгарином, они, мило улыбаясь друг другу, все время пытались умерить темп разговора.

— Мил человек, — уговаривал русский, — не говори ты так быстро, говори помедленней!

— Моля те, другарю, не говори така борзо, говори бавно!

Первая половина этого болгарского предложения никого из нас не смущала: «така борзо» значит «так быстро». Естественно: «борзый конь» и по-русски «быстрый конь»… А вот неожиданное «бавно» наводило на размышления…

— Как же говорят — братский язык, самый близкий?.. Л получается все наоборот. У нас «забавно» — весело, потешно, а у них бавно — медленно. Где медленно, там какое уж веселье: раз медленно — значит, скучно. А?

Любопытно было вот что: сильнее всего протестовали офицеры, интеллигенты. Солдаты же из колхозников, привыкшие пользоваться в своем быту народными говорами русского языка, встречали это «бавно» как старого друга, ничуть ему не удивляясь. Не особенно поражало оно и меня, филолога. А, собственно, почему?

На берегах Ловати

В детстве и юности моей я много живал на берегах старой русской реки Ловати, неподалеку от города Великие Луки. В те времена эти места относились к Псковской губернии.

Среди псковичей я и сам стал псковичом, научился говорить на их своеобразном — русском, конечно, но в то же время и псковском — наречии. Оно во многом не походило на тот русский язык, которым мы пользовались в школе и дома, на котором были написаны книги, печатались газеты.

Птицу ястреба псковичи звали «сова», а ночную пернатую хищницу сову именовали «лунём»; в других частях России так зовут совершенно другую дневную птицу. Белая бабочка-капустница тут называлась «мяклыш»; все ночные серенькие мотыльки ходили в «попелушках». Совсем особый язык…

Поэтому я не приходил в недоумение, слыша, как один пскович говорит другому:

— Ногу сломать, друг ты мой любезный, — дело сильно забавное: сломать-то — хруп, и готово, а вот покеда она срастется — лежи дожидайся!

Мне и в голову не приходило, что «забавное» тут могло обозначать «веселое» или «потешное», — какое уж там! Но его новый смысл было нетрудно вывести, слыша другие псковские перемолвки.

— Вот фокус! — рассказывали мне. — Думалось, тую луговину за день выкошу, а пробавился и все три дня…

Или какая-нибудь обремененная заботами мать сердито кричала поутру белоголовой семилетней помощнице дочке:

— Машка маленька! Живо бежи к тете Степе за спичками, да гляди, копа, ни минуты чтоб не бавиться: одна нога там, другая тут!

Было проще простого сообразить: «копа» — тот, кто копается, медлит; «бавиться» значит тоже «задерживаться», «медлить», а, пожалуй, еще и «проводить время в праздности», «отлынивать от работы».

А тогда легко определялось псковское значение и корня «бав-», и прилагательного «за-бав-ный». Оно тут значило: связанный с потерей времени, задержкой и промедлением.

На Псковщине начала века я привык к этому смыслу слов, связанных с корнем «бав-»; но вскоре мне стало ясно, что то же самое можно наблюдать и в других областях нашей страны. Знаменитый толковый словарь Владимира Даля содержит такие народные слова, как «бавить» — медлить, тянуть дело; как «бавленье», «бавка» — задержка, затяжка… С чего бы я стал дивиться болгарскому «бавно»? И мне и всем тем русским людям, для которых народные говоры, областные диалекты русского языка были родными, оно показалось и старым знакомым, и вполне ясным по смыслу словом. Без особых размышлений приняли наши солдаты и разные близкие к этому «бавно» болгарские слова: «бавеж» — «промедление», «бавя» — «медлить».