Почему не иначе?

Что еще? Пожалуй, вот что. В этимологии, откровенно говоря, бесспорных истин меньше, чем в какой-либо другой области языкознания. Этимологи неустанно работают над уточнением своих гипотез. Они выдвигают всё новые и новые предположения чуть ли не по каждому, даже уже давно объясненному слову.

Бывает, конечно, что ученый мир сразу соглашается с таким предположением: никто не спорит в наши дни против утверждения, что слово «мышца» происходит от слова «мышь». Но очень часто случается наоборот: слово — одно, а объяснений — несколько. Одни этимологи думают: «варежка» — значит «варяжская рукавица», скандинавского образца. Другие возражают: «варежка» связано с древнерусским «варити» — «оберегать», «защищать». «Варежка» — это «обережка»…

Было бы очень неверно в таких случаях считать, что который-либо из ученых тут «напутал», «допустил промах», Нельзя возмущаться: «Как же так? Один — одно, другой — другое! А где же правда?»

Ученых много: «сколько голов, столько умов», но все умы идут разными путями к одной цели — объяснению слова.

Пока она не достигнута, мы всегда можем столкнуться не с одним, а с несколькими предположениями, со спорами и несогласиями. Давно известно: в спорах-то и рождается истина!

Вот, кажется, и все. А теперь желаю вам всяческого успеха в ваших первых шагах по этимологическим дебрям. Эти шаги будут тем прямее и размашистее, чем больше вы будете, интересуясь этимологией, расширять запас и повышать уровень общих ваших знании, — всяких знаний — языковедных и исторических, но археологии и по истории культуры.

Эти шаги будут тем сбивчивее и медлительней, чем больше в вас окажется самоуверенности и торопливости, от которых с таким трудом отделываются многие начинающие этимологи.

Впрочем, я уверен — подобные недостатки вам несвойственны.

Счастливого пути за пределы моей книжки!

Лев Успенский

Внимание!

В «Словаре» могут встретиться новые для вас, непонятные слова-термины. Познакомьтесь с ними.

Аканье. Звук «о», когда на нем не лежит ударение, не все мы выговариваем одинаково. В некоторых областях России говорят как написано: кОрОва, пОлОтно… В других же заменяют «о» не очень ясным звуком, иногда очень похожим на «а»: кАрОва, иногда звучащим совсем неопределенно: 'п?расён?к (поросенок)… Это и называется «аканьем» (а противоположное явление — «оканьем»). Случилось так, что в литературном русском языке, в языке людей образованных, с течением времени укрепилось «аканье», а не «оканье». Потому мы с вами пишем «мОрковь», а говорим «мАрковь».

Ассимиляция (или «уподобление»). В древнерусском языке растение чечевица звалось «сочевица» — сочный, питательный плод. Почему же оно превратилось в «чечевица»? Звук «с», говорят ученые, уподобился звуку «ч», который за ним следовал; произошла его ассимиляция. Наблюдаются и противоположные случаи: тогда мы имеем диссимиляцию, или «разуподобление».

Буквы старославянские. Как я ни старался изображать звуки всех языков только двумя азбуками, русской и латинской, нашлись среди них такие, для которых пришлось взять буквы старославянские: иначе русские слова пришлось бы писать при помощи французской азбуки. Перечислю сейчас эти буквы.

Ѫ— так вот выглядел в древности «юс большой»: у древних болгар он обозначал особый, до нас не дошедший звук — носовое «о» (несколько напоминающий его звук во французском письме обозначается как «on»). Если древнерусские и старославянские слова изображаются латинскими знаками, на месте «юса большого» ставится звук «Q».

ѧ — а это «юс малый»; он обозначал второй носовой звук — носовое «е». В научной транскрипции его изображают как «е» «с лапкой» — «ę». Носовые звуки уцелели в польском языке; однако поляки обозначают свое носовое «о» как «ą» и носовое «е» как «ę».

Ъ, Ь — эти два знака сохранились и в нашей азбуке, только означают они теперь совсем не то, что когда-то. В старину оба они выражали краткие и невнятные звуки, вроде тех, которые мы встретили, описывая «аканье». Наши предки, пожалуй, могли бы написать «пърасенок» или «бьрьг» вместо «берег», чтобы обозначить звуки средние между «о» и «а», между «е» и «и». Мы превратили эти «буквы», т. е. знаки звуков, в чистые значки, никаких звуков не выражающие. А вот языковеды прибегают к ним, когда нужно изобразить именно один из этих древних звуков: «вълкъ» — «волк», «льнъ» — «лен».

Гаплология. Бывает, в слове сталкиваются два одинаково звучащих слога: «зна-ме-Но-Но-сец». Сплошь и рядом с течением времени один из двух исчезает: мы теперь говорим «знамеНОсец». Это явление называется «гапЛОЛОгия», по-гречески — «простословие». Гаплология играет известную роль в нашем языке: она превратила в наше «пряный» древнее «пеПЕряный» (т. е. «перчистый»); из старого «шиВОВОрот» она сделала современное «шиВОрот». Вы спросите: почему же тогда она «гапЛОЛОгию» не превратила в «гапЛОгию»? Потому, что такому преобразованию поддаются только слова, часто встречающиеся в разговорной речи, выговариваемые быстро и небрежно. Ученые, премудрые термины от гаплологии застрахованы: «гиппопотам» вряд ли когда-нибудь превратится в «гиппотама»…

Диссимиляция. Явление, прямо противоположное ассимиляции: оно меняет звук так, чтобы он стал не похожим на соседний, а отличным от него. Древнее «веЛбЛюд» постепенно превратилось в «веРбЛюд»: второе «л» не потерпело себе соперника… Это и есть диссимиляция.

Звездочка. Читая словарь, вы будете то и дело находить в его статьях слова, перед которыми стоит вот такая «звездочка» (*). Что она обозначает?

Она говорит вот что: «Слово, которое я сопровождаю, пи один ученый не слышал и не видел написанным. Оно принадлежало языку, исчезнувшему задолго до нас. Но, действуя по правилам сравнительного языкознания, наука может «восстанавливать» и внешний облик и смысл таких слов. По данным, которые она находит в словах языков-потомков исчезнувшего, языков-родственников и наследников его. Так палеонтологи «восстанавливают» внешность, а порою даже характер и образ жизни древнего, не существующего теперь животного, какого-нибудь археоптерикса или мегалозавра, по его костям, найденным в земле, по отпечаткам его следов на каменных породах, по множеству признаков.

Чтобы никто не принял слово «восстановленное» за слово действительно обнаруженное в какой-нибудь древней рукописи, надписи или любом другом источнике, перед ним и условились ставить сигнальную отметку — меня, «звездочку».

Звукоподражание. В каждом языке есть некоторое число слов (пе очень много), которые образованы при помощи подражания звукам внешнего мира. Таковы наше «кукушка» или такие слова, как «шорох», «топот», «бренчание», «дребезг»… Увидев в статье о слове пометку: «звукоп.» или «звукоподр.», знайте, что это слово образовалось именно таким способом.

Калька. Лет пятьдесят или шестьдесят назад среди учеников, занимавшихся в школах немецким языком, ходило такое считавшееся забавным утверждение: «Слово поднос, если перевести его на немецкий язык, должно звучать как «унтерназэ», потому что «под» по-немецки — «унтер», а «назэ» — это «нос». Забавным в этом не слишком остроумном утверждении представлялось то, что в действительности перевод слова «поднос» на немецкий язык дает слово «прэзэнтирбрэтт» («дощечка для поднесения»), а ничуть не «унтерназэ». Это последнее слово представляет собою не правильный перевод, а грубую кальку нашего «поднос». Значит, под словом «калька» подразумевается не обычный перевод слова на другой язык, а особый — когда копируется само строение этого слова: «об-йект» — «пред-мет»; «интер-йекцио» — «междо-метие». Калька — перевод слова не в целом, а по составляющим его частям. Кальки встречаются обычно только в ученой, терминологической части словаря. Слова обычные не положено калькировать.