История Сочинителя (СИ)

Чтобы достичь желанного берега, нужно пуститься в плавание - таков закон и моего сочинительства - без творческого процесса никто не достигнет новых берегов и Своих миров. Поэтому я совершенно не скрываю ничего из того, что сам знаю, и не делаю из этих знаний никаких тайн. Ибо свобода и воля обретается в действии.

Скажи я всем: вы можете стать богами, подобными тем, о коих мечтали ваши предки. Что это изменит?

Скажи я: у вас есть шанс создать собственный мир и получить в нём желаемое. Люди покрутят у виска пальцем и с тупым самомнением о своей мудрости побегут по своим делам.

Призови я их к творчеству, они скажут, что бездарны, или им будет лень, или они не увидят здесь земных выгод.

Людям нужны доказательства, между тем как доказательства авторского устремления и творческой реализации всюду - в каждом предмете, в каждом существе, в каждом явлении, во всей истории.

Но люди хотят "чудес" и отцовского покровительства, любящей бессмертной няньки, которая бы бесконечно за ним ухаживала и в один миг исполняла бы их элементарные прихоти.

От них ли скрывать знания, методы, законы и возможности, какие существуют всегда, но которыми овладеть может не всякий, а только тот, кто своеволен и жертвенен в творчестве.

Если перед древним человеком поставить автомобиль, он всё равно на нём не поедет. Точно так же не способен овладеть творческой властью человек для него моё откровение - тот же "автомобиль", но даже не из будущего, а из "безвременья", из самой сути бытия - извечный и не имеющий ни начала, ни конца процесс Сочинительства.

Поэтому скрывать нечего, а даже наоборот чревато - ибо кто станет скрывать от доктора свои болячки и не рассказывать ему о том - что болит, как, когда, почему и так далее. Скрытность даже для своевольных авторов чревата фатальным застоем.

Помнится, когда я испытывал на себе преследование властей, то осознал, что нет необходимости стремиться к публичной признанности, потому как она заставляла скрывать то, что я думаю, а значит замыкала меня в фатальные рамки и не давала возможности развиваться полно и быстро. Я понял, что можно писать - не то чтобы только для себя, а для саморазвития, которое, если вы хорошо вдумаетесь, собственно и есть смысл человеческой жизни.

Действительно, что не-творческий человек может обрести на Земле? Приятные ощущения и удовольствия - они не оставят и следа. Богатство не заберёшь с собой, а потомки утратят его. Взрастить сыновей и дочерей - но у каждого своя жизнь, и что там ещё впереди станется с потомками и кем они будут... Войти в историю, добившись власти? Но человечество имеет лишь временную память, такую же, как память об увиденных спектаклях, как память о выдающихся актёрах... Всё это земная бренная память. Чем более человек становится актёром здесь на Земле, тем менее памяти о нём в "неземном". Посмотрите на горы - как они огромны и непоколебимы, но именно они никогда не повторятся в новой вселенной. Они земные, и таковые как есть - сейчас, только на Земле, ибо в них отсутствует индивидуальное "я". Ни одна скала не повторится точь-в-точь. Поэтому и Актёры - это материал для воплощения авторских сюжетов, живые говорящие куклы, не знающие авторства, не имеющие творческого "я". Почему и в некоторых скалах, внутри камней можно увидеть застывшие лики людей, животных, пейзажи - таков итог безличностной жизни, таков финал соблазнившихся актёрством.

Вне творчества проигранная на Земле жизнь остаётся в памяти Творческого Начала - как вчерашний день, как шаг, как опыт, как возмужание, но не как будущее, не как возможность личностного участия в будущей жизни.

Если не было участия в осмыслении творческого процесса, а было лишь исполнение творческих "издержек", то и нет памяти о собственном "я", а есть лишь всеобщая многоликая функция актёрства. В этом смысле люди, функционирующие во властных структурах и все, кто никак не вычленился из актёрства, - низкая ступень человеческого развития. Не зря говорилось "первые станут последними". Потому что одни соблазнились, а другие не состоялись.

Отнюдь не трудно управлять обществом, для этого нужно лишь полностью отказаться от собственного развития и всю творческую энергию вкладывать в развитие социальной системы, в актёрство. Такое может делать практически любой, главное, чтобы он имел задатки для именно этого сценария, а другой для другого, третий для... и так далее. Тогда человек вообще ничем не жертвует, а наоборот, заставляет жертвовать других социальной системе, уводя их от творческого развития. Но это не жертвы творчеству, а жертвы социуму - приношение ему своих возможностей творческого развития. Служение хозяину, государю, вождю, отечеству - может быть не забыто ими и вознаграждено. Но как известно, такое социальное творчество и уходит в социальную историю, но отнюдь не в творческую.

Может быть, кому-то это печально слышать, но утешением для таких может послужить их вера, у которой всегда есть "хозяин", способный (или не способный) оценить их представления и их жизнь. Я это говорю без иронии, хотя немного лукавлю - ибо иерархия в Творческом Начале тоже существует, но она содержит совершенно иные смыслы, чем иерархия известности и власти на Земле. Я имею ввиду не только иерархию Авторства, но и иерархию оценки каждым "хозяином" своих "вероподданых".

Безличное обязательно станет каким-либо видом движущей энергии, подобной слепым земным инстинктам. Ибо никто никого не тянул за хвост и не один раз для каждого существовал момент своевольного выбора.

Я понимаю, как людей может отталкивать, гневить, а то и пугать моя история, но всё это обычные эмоции, никто никого не заставляет верить, каждый делает свой выбор и любой волен посчитать мои суждения выдумкой или чушью, или ненормальностью (замечательно, что в слове "суждение" уже заключено право каждого судить).

Нужно признаться, что творчество и Сочинительство сладостный процесс и порою - наивысшее наслаждение. "Мучения" и жертвенность здесь в ином - в отказе от "нормальной" человеческой жизни, в отказе от "естественных" человеческих устремлений, в "ненужности" людям, в неизбежности существования среди "непонимающих" тебя людей, в одиночестве и в преодолении человеческой ограниченности, в самом пути, которым до тебя никто не шёл и который грозит многими житейскими неприятностями, в "невозможности" обрести постоянство... И это тревожное желание успеть, с пониманием своей исключительности...

Творчество может захватить всецело, поглотить всё твоё существо, спалить твою жизнь, как спичку, выжечь изнутри твой разум, не справляющийся с громадой чувств и мыслей... Такое было не раз. И важно находить "серединный путь" а творчестве, не тот серенький способ, что у людей искусства, а путь, в котором можно не терять связь с миром и не растрачивать всю энергию разом и вслепую. Нужно притормаживать себя, накапливать энергию и смыслы и вновь отдавать, нужна цикличность, а не гонка. Нужно уметь уходить и возвращаться. И при всей неуправляемости творческого процесса необходимо уметь управлять им и находить свои желания и хотения, и идти от образа к смыслу и ещё многое другое, дабы не навредить себе и другим и не навредить себе в будущем.

Я писал эту историю достаточно быстро и ежедневно, но до неё был вынужден не касаться бумаги несколько лет. Но я не жалею о будто бы упущенном времени. Мои мысли и мои знания достаточно отстоялись и вызрели, чтобы обрести энергию и чтобы я за них отвечал. Иногда стоит отвлечься, дабы затем свежим взглядом окинуть пройденный путь и сформулировать пережитое и осознанное.

Я знаю, что можно выходить из активного творческого процесса и вновь возвращаться в него, а кому-то такие перемены не по силам или нет для этого способностей. Но и Сочинителю подобные метаморфозы даются нелегко. Это тоже к вопросу о жертвенности и для уяснения самого процесса.

Сочинитель постоянно делает усилия, чтобы входить в основной вселенский творческий ритм, чтобы попасть на стремнину реки, а затем вновь выйти на спокойный берег. Единственное, что он скрывает от людей - это свою не-человеческую сущность. Он вынужден играть роль "человека" и "молчать, скрывать и таить все чувства и мечты свои" от окружающих людей, но, естественно, не от творчества, ибо оно и не нужно всем окружающим, а всего лишь редким единицам, способным понять и принять. Понять могут многие, но принять опять же только единицы.