Молитва

Этот ответ действительно важен для Бога. Какое удовольствие одаривать нас, если мы не

признаем ценности дара? Помните, что сказал Иисус, когда только один из десяти

исцеленных от проказы вернулся Его поблагодарить? Реакция Спасителя в высшей степени

красноречива.

Мы постоянно напоминаем детям, что за подарки надо благодарить: «Что надо сказать

тете?» Нам, как и детям, необходимо выработать у себя привычку говорить Богу «спасибо»,

чтобы не заболеть потерей духовной памяти.

Чтобы приобрести и поддерживать эту прекрасную привычку, благочестивые евреи не

менее ста раз в день благословляют Бога. И действительно, в кварталах, где живут

ортодоксальные иудеи, часто можно услышать невнятное бормотание — это евреи

благодарят Творца. В Талмуде написано, какими словами благодарить Создателя, когда

слышишь гром или видишь молнию, за пищу разного вкуса, за восход и за закат солнца, за

различные ароматы, за деревья, горы и озера. Одно из моих любимых талмудических

высказываний — благодарение Бога, «Который создал Свои творения такими разными».

Наверное, если бы я выучил эти благословения и произносил их каждый день, я был бы

внимательнее к присутствию Бога в повседневной жизни. (Я произношу благодарственную

молитву перед едой, но вот вопрос: как часто я при этом действительно испытываю чувство

благодарности?)

Из молитв Иисуса, записанных в Библии, примерно половина непроизвольных. Он

произносил их в ответ на только что произошедшее событие: возвращение семидесяти

учеников, появление пищи, воскресение Лазаря. И у апостола Павла благодарственная

молитва прорывается в середине послания внезапно, неожиданно — иногда он прерывает

молитвой обличение или предостережение. Когда ему на ум приходит поблагодарить Бога за

один из Его даров, то мысль апостола взлетает, как птица, вырвавшаяся из клетки, и он тут

же восклицает: «Благодарение Богу!»

Действительно, кто, как не Бог, от Которого исходят великолепные, совершенные дары,

заслуживает нашей хвалы? Нам не надо изобретать специальные комплименты, чтобы

ублажить Бога, — необходимо лишь отдать Ему должное. Когда я аплодирую и кричу «Бис!»

по окончании концерта или протискиваюсь вперед, чтобы увидеть, как победитель

марафонского забега пересекает финишную черту, я делаю это добровольно и с большой

охотой, которая, как известно, пуще неволи. На короткое время я забываю о себе,

восхищаясь теми, чьи достижения во много раз превосходят мои. Перед лицом истинного

величия страсть к соперничеству исчезает.

В течение пятнадцати лет я покупал абонементы на выступления Чикагского

симфонического оркестра, одного из лучших оркестров в мире. Однажды я специально

заплатил за то, чтобы присутствовать на совместной репетиции хора и оркестра, когда они

готовились к исполнению грандиозного «Немецкого реквиема» Иоганнеса Брамса. Дирижер

Маргарет Хиллис старалась добиться совершенства звучания. А мы, гости, получали

удовольствие, когда она тормошила музыкантов: «Альты! Если бы он хотел ми-бемоль, он

бы так и написал! Дайте мне ми!» Время от времени обнаруживал себя опыт работы

Маргарет в церковном хоре: «Легато, легато! Это ведь не «Вперед, воины Христовы» в

обработке Брамса», — проворчала она один раз. В другой раз она обратилась к музыкантам

со словами: «Будьте добрыми пресвитерианами, верьте в предопределение: не упускайте из

виду следующую строку!»

В устах перфекционистки, каковой является Хиллис, даже комплименты имели

назидательный оттенок. «Это хорошо для любого оркестра в мире…», — сказала она после

одного особенно выразительного пассажа. Потом помедлила пару мгновений и добавила:

«…но не для Чикагского симфонического». К концу репетиции она, словно из последних

сил, заклинала сидящих перед ней виртуозов: «Если вы не верите в Бога, то верьте хотя бы в

Брамса!»

Прошло несколько дней. Сидя на балконе концертного зала, я слушал исполнение

«Немецкого реквиема». Судя по всему, музыканты достигли идеала, к которому стремилась

мадам Хиллис. Музыка накатилась волной торжественной печали, окрашенная горем самого

Брамса, почти одновременно потерявшего мать и друга, Роберта Шумана. Она звучала, как

раздумье о тяжкой доле человека — «всякая плоть — трава» (Ис 40:6) и о единственном

уповании: о прощении и воскресении, которое Бог обещал во Христе.

Музыка и слова вознеслись ввысь, наполнили зал. Этот звук, льющийся отовсюду, не в

силах воспроизвести никакая техника. И вдруг в один миг реквием превратился для меня в

молитву, восхваляющую Господа. Несколько моих друзей, поющих в хоре, говорили, что с

ними произошло то же самое. Может быть, то же самое происходило и с оркестрантами,

которые верили хотя бы в Брамса, и, несомненно, так было и с самим композитором. Для

нас, слушателей, захваченных музыкой, в это время ничто другое не имело значения — ни

работа, которую надо закончить, ни беспокойство о здоровье, семье и финансах.

Неважно, кто и как возносит хвалу — виртуозы в высоком концертном зале или старик,

бормочущий молитву в убогой часовне в соседнем квартале. В любом случае, хвала — это

добровольное смирение перед Благим и Всевышним. Я видел, как Боно, солист рок-группы

U2, усмирил двадцатитысячную толпу орущих фанатов, начав петь псалом, в котором

повторялся рефрен «Аллилуйя!» Многие из тех, кто подпевал и громко аплодировал, славили

только Боно, но другие вместе с певцом возносили хвалу и славу Тому, Кому она и была

предназначена, — Богу.

Мы отдаем дань хвалы тихо или торжественно, в одиночестве или вместе с братьями и

сестрами во Христе. Да, мы встаем на колени, но, поднявшись, становимся выше, потому что

хвала не унижает, а наполняет нас. Восхваление помогает нам занять место,

предназначенное нам во Вселенной, и признать за Богом Его место. Как сказал поэт Джордж

Герберт, мы все призваны быть «служителями хвалы».

Благодарю Тебя, Господи, за тело мое!

Филип

Мой наставник и соавтор доктор Пол Брэнд начинал день с

благодарственной молитвы за чудо жизни и за дивное устройство

человеческого тела. Он упоминал разные части тела — сердце,

мозг, клетки, иммунную систему — и возносил хвалу Богу за эти

искуснейшие творения, благодаря которым возможна жизнь. «Мне,

врачу, приходится выслушивать жалобы на то, что некоторые части

тела ведут себя не так, как предусмотрено, — говорил он мне. — Но

какое чудо, что миллиарды клеток человеческого тела день за днем

работают без перебоев! Об этом нельзя забывать».

Брэнд считал молитву первейшей защитой от мучающих его

хронических болей. Когда он не мог заснуть, он вставал, накидывал

халат и бродил босиком по тропинкам лепрозория. При этом Брэнд

старался выбирать дорожки, посыпанные ракушечником,

остроконечные частицы которого причиняли при ходьбе некоторую

боль. Ощущения, вызванные ходьбой по ракушечнику и по мокрой

траве вместе с ночным звуками, доносящимися с болот,

соперничали с болью в спине или в желчном пузыре и частично

заглушали ее.

Доктор Брэнд вспоминал об одной такой ночи: «Я не помню

точно, когда начал петь. По-моему, сначала я просто вслух

благодарил Бога, удивляясь и восхищаясь красотой пейзажа и

звездами, сверкающими в вышине. Потом я обнаружил, что пою

строфу из любимого гимна. Птицы поднялись в воздух и улетели

прочь. Нелли, моя собака, навострила уши и с недоумением

смотрела на меня. Я огляделся, пришел в себя и подумал: что за

картина будет, если ночной дежурный обнаружит ведущего