Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание

Не начальствования домогается человек любомудрый. И худую любовь оказали тебе твои услужники, под другим лицом осмеявшие свои собственные дела. Поэтому, если переменишься теперь и уврачуешь грех, то, может быть, рана и подживет, хотя и не без труда; если же останешься при том же и станешь величаться худой победой, то болезненна язва моя, говорит Писание, откуду исцелюся (Иер. 15:18)? потому что твое почитаю своим. Но хотя так думаю и так пишу, однако же, если желаешь свидания со мной, не отрекусь от сего.

218. К нему же (207)

Признаюсь, что прекрасный и добрый сопресвитер Сакердот – мне друг, и пусть будет другом, тем более что он привязан к тебе. Ибо, и обвиняя тебя, не отложил своей приязни, но сделал скорее братский упрек, нежели враждебное обвинение. Впрочем, я не так прост и опрометчив, чтобы произнес суд прежде, нежели выслушаю обоих; и не подозревай этого. Да и в самом письме, которое ты осудил в дерзости (если только прочел его не без внимания), касался я не столько тебя, сколько тех, которые возбуждают вас и из нашего малодушия извлекают ту выгоду, что есть чем самим позабавиться. В каком же расположении писал я к тебе, можешь узнать это таким образом: объезжающие молодых коней упражняют их в езде на таких местах, где есть яркие цвета, что-нибудь страшное, крутизны и скаты; и это нужно не для того, чтобы их пугать, но чтобы приучить не пугаться. To же и я имея в уме, сделал письмо свое несколько жестким. Ибо много есть способов упражняться в любомудрии. И благодарение Богу, что нашел тебя не чуждым любомудрия и не привязанным к веществу, но кротким и принадлежащим к нашему двору, почему и пишешь скромно и желаешь свидания! Поэтому если одаришь нас им, то хорошо сделаешь; и будь уверен, мы примем тебя с отеческим оком. А если удерживает тебя еще зима, то попотчуем пока таким увещанием: ничего не предпочитай, даже и теперь, дружбе и единомыслию с братом Сакердотом и, поверь мне в этом, случившееся между вами признавай не иным чем, как искушением лукавого, завидующего твоему любомудрию. Но ты смело и мужественно подвизайся при первом искушении, чтобы не сделал он второго, потом третьего, а вслед за сим и многих искушений, напротив же того, удалился от тебя побежденный и пристыженный. Ибо знаю, какие брани воздвигает он; я научен этому и долговременностью, и борьбой с ним.

219. К Елладию (200)

Что ни буду говорить тебе, все буду говорить от доброго расположения; а потому всего справедливее будет тебе выслушать мой совет или, по крайней мере, извинить меня в том, что подаю советы. Не многие одобряют наш поступок с достопочтенным нашим братом и сопресвитером Сакердотом, как основанный больше на какойто клевете, а не на справедливом суде. И именно хвалят те, которые, хотя, может быть, не знают дела целиком, однако же видят конец, каков он сам по себе. Это, может быть, увидишь и сам, потому что не мое дело входить в твои дела, так как сам ты имеешь право предписывать другим, что делать. Но умоляю твою доброту, во-первых, о том, чтобы предоставил ты человеку сему все попечение о делах, о которых он доселе заботился. Ибо, сколько бы кто ни был терпелив или тверд в любомудрии, однако же не легко ему простереть свое любомудрие до того, чтобы перенести великодушно, когда лишают его стольких трудов и столько привычных ему занятий. Если же это невозможно, то, во-вторых, прошу, чтобы касательно попечения о бедных распорядился ты, как тебе заблагорассудится, возложив оное на людей, которых сам признаешь годными, заботу же об обителях и о братиях оставил за ним, чтобы не огорчить его новым распоряжением, а еще более не огорчить братий, которые привязаны к нему привычкой и для которых удаление его так же болезненно, как и расторжение единого тела или члена. Ибо некоторые из них приходили уже ко мне и оплакивали это. Если находишь, что этот человек и сам по себе имеет нечто достойное уважения, что и справедливо, то уважь его ради него самого, ради седины и ради трудов, как тех, какие подъял он для Бога, показав в себе благоговение даже выше своего возраста, так и тех, какие нес он, быв питателем нищих и предстателем за братий. А если это кажется тебе малым, то, конечно, не оставишь без уважения меня и моей просьбы. И прежде всего прошу тебя, отложи гнев свой на него и огорчение, и умоляю, приблизь его к себе, как отец сына. Если чем и огорчил он тебя, чего, однако же, не думаю, то прости это ему для меня. Не пиши и не говори о нем ничего недостойного как его, так и твоей кротости. А если что и написано, изгладив это, не выводи наружу своей скорби, которую лучше скрывать, нежели объявлять посторонним; ибо таким примером, кроме прочего, научишь и его великодушию.

220. К нему же (201)

Послание твое отчасти весьма кротко и человеколюбиво, а отчасти не умею как и сказать, по крайней мере для меня огорчительно; да и не без причины, как сам себя уверяю в этом. Ибо или справедливо (чего, однако же, не думаю) обвиняется брат и сопресвитер наш Сакердот, – и сие прискорбно (и как не скорбеть, когда такое благоговение и столько трудов уничтожены в такое короткое время?), или это клевета, подстроенная завистниками, – и в таком случае горько видеть, что по наветам отчуждается тобой человек, столько близкий к тебе по жизни. Посему прими мое рассуждение, которое в настоящих обстоятельствах признаю самым лучшим и полезнейшим. Послал я к тебе самого брата, лучше же сказать, сопроводил, когда сам он шел уже к тебе, чтобы самому уврачевать скорбь и открыть тебе все по самой истине. Он утверждает, что готов в одном оправдаться, а о другом доказать, что понесено ложно. В этом уверил он и меня, как человек, который говорит со страхом Божиим.

221. К Омофронию (209)

Приглашаешь меня на собор. Желал бы я столько иметь телесных сил, чтобы прийти к вам и без приглашения и видеть ваш священный дом – этот Христов приют, корень святых ветвей, воистину яко матерь веселящуюся о чадех, также веселящихся (Пс. 112:9). Знаю это, уверен о Господе, и потому, если и нечто прискорбное случилось ныне с вами, с дерзновением говорю, что не будет угашен светильник Израилев, хотя и тушится дыханиями лукавого, и не вскроется более благость Божия, хотя Господь, по неизреченным законам Своего Домостроительства, и скрывает ее от боящихся Его; а, напротив того, еще более будет прославлена и возбудит удивление вашим терпением и непостыждающим упованием. Это же внуши и досточестнейшему сыну моему Сакердоту, то есть не унывать духом, и не подвергаться чему-либо недостойному себя самого, но так управлять обстоятельствами, чтобы и скорбное обращать в предмет любомудрия. Пусть еще послужит досточестнейшему нашему епископу; пусть еще укрепляет братий, чтобы паче всего не рушилось мое дело, которое предположил я о Господе и которое так важно и славно. А если сие невозможно, то покажем себя умеренными и преодолеем зависть, чтобы не подать против себя никакого повода лукавым и напрасно на нас враждующим.

222. К Фекле (214)