Наглое игнорирование (СИ)

И как всегда оказался прав, когда пришлось переводить инструкцию к странным стеклянным баклажкам, в которых что-то болталось и был виден стеклянный стержень. Все очень было похоже на лампочку электрическую, только погрубее, а оказалось – ослепляющая граната. Волков, как признаный длиннорукий гранатометчик, взял картонную коробку на 4 такие баклажки и зафитилил их одну за другой максимально далеко – метров за тридцать. Пыхнули они и впрямь достойно, аж глаза заслезились, да и зрение не сразу восстановилось у тех, кто таращился в ту сторону, а потом там дымищем все заволокло и пришлось ждать, пока снесет в сторону.

Пожали плечами, решив, что штучка не вполне понятная и не везде ее применить можно, но – в правильном хозяйстве все пригодится.

А на следующий день, на утреннем построении командир медсанбата вызвал из строя и лично поблагодарил каждого, пожав руки тем, кто вчера отметился в перестрелке.

И опять Берестов удивился, как такие пустяки воодушевляют людей, особенно когда увидел толпившихся у свеженького "Боевого листа" мужиков. Такого фурора центральная газета "Правда" не имела!

Рапорт о происшествии пошел наверх, хотя рассчитывать на что-то серьезное было непросто – разве что может "За отвагу" удастся выцарапать для ключевых участников. Сейчас, когда война уже уверенно шла к концу, начальство на медали было куда щедрее.

Свежеоприходованные телеги тут же пошли в дело – корпус захватил в ходе разгрома сидевших в котле остатков трех немецких дивизий солидные склады и сейчас медики получали снабжение из трофейного имущества, благо пройдоха начштаба очень хорошо снюхался с командиром корпусной трофейной роты.

К чести адъютанта старшего надо отметить, что даже на уже на проверенном складе сумел найти очень ценное добро – несколько крепких серых ящиков, тяжелых, но компактных – в которых хранились новехонькие (потом, правда, оказалось, что сделано все это было еще в 1940 году) эмалированные таблички – дорожные указатели, которыми можно было отметить пути доставки с передовой до медсанбата. Стрелки, красный крест и много что еще, что нужно для маркировки эвакуации. Совпадали эти указатели с нашими практически по всем статьям, только вот вместо "хозяйство Быстрова " были таблицы, где черным по белому было написано "Hospital". Берестова немного смущало это название, хотя весь комплект позволял легко и надежно маркировать все этапы эвакуации. Написано не по-русски, но в конце концов…

Ящики начштаба привез и показал коллегам. Солидные эмалированные указатели, цветные и видные издалека и даже в темное время, определенно выглядели внушительно и после утрясания с руководством были приняты в работу.

Как ни странно, ни малейших сложностей у тех, кто вез в медсанбат раненых эти таблички не вызвали, привыкли к ним моментально и даже чуточку гордились, потому как – смотрелось! Ну и удобно, конечно.

А гордость была вызвана простым фактом – медсанбат не был госпиталем, это как младший лейтенант в сравнении с майором, если на понятные понятия переводить. Потому как бы статус у медиков повышался сильно, не хухры-мухры, да и раненые, как ни странно, сразу успокаивались, когда такие таблицы видели, везут-то ажник в госпиталь, а надпись понимали даже и не шибко грамотные, нужда заставит калачи есть. И теперь даже между собой сестрички и санитары свое заведение стали называть госпиталем, что, конечно, было неверно, но медики такому не препятствовали. Потому как в глубине души и сами стали чуточку считать, что у них – госпиталь.

Тем более, что худа от этого никому не было.

Странное ощущение во рту заставило немного отвлечься от дороги. То, что он уже долго едет, высунув язык, отчего тот обсох и теперь дает странные ощущения, не очень сильно удивило Волкова. Напряжение было чудовищным, пот по спине тек ручейком, словно в ливень и грозу, только вот не было никакого дождя, а был первый серьезный выезд в одиночку, да еще и в составе колонны, и старшина, матерый служака, уверенный в себе мужик, разволновался так, как сроду не помнил.

Из полученных, наконец-то, машин для медсанбата ему достался для перегона старый, откапиталенный грузовичок газовского производства. Точнее сказать – не старый, по всем приметам – полностью деревянная кабина, одна фара, заменяющие нормальные двери брезентовые полога с деревянными ограждениями- как их называли шоферы – "косынками", гнутые сварные крылья, вместо глубоких штампованных, транспорт был военного уже производства, но отходила эта полуторка по фронтовым дорогам явно на пять жизней. То, что с самого начала четвертая передача самопроизвольно стала выключаться, точно показало, что хоть и отремонтированная вроде коробка передач была изношенной преизрядно. Небось просто поменяли совсем уж убитые детали на менее поношенные с других, совсем раздолбанных авто. Это не понравилось.

Вариантов было ровно два – отказаться от машины, или все же взять ее в расчете на трофеи. Начальство решило – взять. Отсутствие штатного количества грузовиков просто душило медсанбат, крайне трудно было работать, все же штаты рассчитывали грамотные люди. Тем более сейчас – когда корпус пер вперед, как паровоз, неся при этом лютые потери, без грузовиков "было невыразимо печально" – как любил говорить бывший раньше шеф-поваром вокзального ресторанчика повар.

Вырезать из суковатой палки "пятую скорость", как называли на своем жаргоне водители, смог командир транспортного взвода, опытный спец, чего уж говорить. Теперь рогатина, вставленная в распор между рычагом переключения скоростей и "торпедо" машины позволила держать обеими руками руль. И хоть немецкие дороги были не в пример лучше советских, баранку крутить приходилось все время – и побит был асфальт и много всякого хлама громоздилось на обочинах. Тяжелое бревно танковой пушки, свешенное на дорогу, от которого Волков не без труда увернулся, только подтверждало сложность поездки. Разглядеть стоявший на обочине немецкий громадный танк не получилось, только краем глаза мазнул по стальной туше, все внимание ушло на чертов ствол со жбаном дульного тормоза. Хорошо еще дорожники из комендантской службы покрасили пушку белой краской, видать уже кто-то впилился. Пришлось крутить руль тут же в другую сторону, чуть не улетел с дороги, завилял, еле-еле разминулся с шедшим впереди грузовиком, с трудом занял свое место.

Перевел дух, тело как окостенело. Хоть в принципе его и выучили водить машину, но то было как экзамен – самостоятельно вести в колонне, что любому шоферу известно – самое сложное. Когда сам по себе едешь – можешь и остановиться и наоборот – приударить по газам, сам выбираешь. как ехать, а тут – вот так едь, как другие, ни быстрее, ни медленнее. Ух, тяжело, особенно если сравнить с опытными водилами, им все просто, шутки-прибаутки, еще и девчонок задирать успевают.

Полуторка еще впридачу груженой идет, еще сложнее – инерция больше, правда, дорогу держит лучше. Затарились на складах грузами для медсанбата, всякого набрали. Тем более – в трофейной роте свои люди, пришлось с началом боевых действий откомандировать трех человек для медико-санитарной разведки, приказ такой пришел. Теперь источники воды проверяют, качество продуктов и медикаментов – годно или нет. Старшина радовался – получили харчей разных, питание можно улучшить сильно, один рис чего стоит, пшено-то уж надоело.

Консервов набрали опять же от души – и датское сгущенное молоко и норвежская рыба и французская курятина и паштеты, да и прочих разных всяких полно. Ведомостей три листа! Такого разнообразия наша промышленность не поставляла, да и от американцев шел в основном только спам – жирная ветчина, тушенка свиная, то есть, да лярд – сало в банках. Оно питательно, но приедается быстро, не шибко вкусное, тем более – когда человек раненый, вкус у него портится и все жрать со смаком не выходит.