Богатство

на свой счет полетучку.

- На свой-то счет накладно станется...

Да, недешево! Не каждый каюр согласится в такие морозы ехать не меньше трех месяцев, чтобы добраться до разумных властей с жалобой на камчатского начальника. Пока до Аяна едешь Охотским побережьем, собаки уже скорчатся от усталости, а сам каюр превратится в обмороженное и засаленное от грязи чудовище... Тысячи, ведь многие тысячи миль пролегли в пустынном безлюдье!

Папа-Попадаки разумно сказал, что если уж тратиться на каюра, так надо "бить" телеграмму не во Владивосток, а прямо в Санкт-Петербург - министру внутренних дел Плеве.

- И то дело, - одобрил его Расстригин. - Пускай разорюсь, но полетучку отправлю. А вот с Соломиным-то как быть?

Доктор придвинул к нему свой стаканчик.

- Налей-ка. Мне нужно, - сказал он, выпив, - изучить две серьезные книги по психиатрии. Соломин - дурак, но это еще не доказано. Я докажу это вполне научно, и тогда мы его сковырнем в канаву как ненормального... Налей-ка, Серафим Иваныч, еще капельку!

- Да пей. Жалко, што ли? - охотно подлил ему Расстригин. - Но книжки-то небось толстые?

- Вот такие, - показал Трушин на пальцах.

Папа причмокнул, сочувствуя доктору. Расстригин дельно спросил Трушина:

- За месяц с наукой управишься?

- За месяц... это точно... Налей-ка!

Времени для изучения курса психиатрических наук понадобилось, однако, гораздо больше месяца, ибо Трушин, восприняв "капельку" от стола Расстригина, попал в полосу жесточайшего запоя, а когда врач начал приходить в себя, Соломина в Петропавловске не оказалось - он уехал далеко-далеко...

Собирая ясак без помощи спирта, Соломин забрался в такую глушь северной Камчатки, где коренные жители, еще не испорченные цивилизацией, не ведали даже любовного поцелуя, а при встречах обнюхивали друг друга... В попутчики себе он взял казака для охраны пушнины и студента Сережу Блинова, чтобы молодой человек не закис от скуки. Вдали от города Соломин сразу же ощутил радушие и приветливость, от которых отвык за последнее время. "Камчатский народ, - вспоминал он, - по-видимому, хорошо понял, какую линию я веду, а потому насколько скверно относились ко мне в Петропавловске, настолько хороший прием и, главное, доверие встретил я во всех отдаленных селениях Камчатки..."

До глаз закутанный в меха, Соломин лежал в узеньки партах, будто на лавке, рядом с ним поспевали через сугробы нарты с Блиновым, следом ехал казак, на попечении которого находился целый караван нарт, заваленных доверху кипами ясачной пушнины... Соломин делился со студентом:

- Всю Камчатку нам все равно не объехать, а значит, и ясак остригу лишь отчасти. Но соберу головку годового промысла, а уж хвост пускай отгрызают всякие Расстригины.

Ему стало привычным видеть мельканье собачьих лап, оставлявших иногда на снегу кровавые следы. Полюбив бесхитростных жителей Камчатки, он отдавал должное и камчатским собакам - ах, как они выносливы, как умны и активны, всегда готовые усердно служить человеку!