Дважды – не умирать

– Хорошо, хорошо… – успокоил его Кирилл Максимович. – Я их обратно, как договаривались, на своей машине привезу.

Купленный диван погрузили в мебельный фургон; туда же забрались и курсанты. Железная дверь с металлическим лязгом и скрипом закрылась за ними.

– Отбой, товарищи курсанты, – произнес Широкорад и вальяжно развалился на обтянутом толстым полиэтиленом диване.

– Подвинься, – потеснил его Мунтян, присаживаясь рядом. – Сань, а ты чего?

Урманов тоже присел.

Машину слегка покачивало на ухабах. Внутри фургона было холодно и темно. Лишь в едва заметную щель у двери слабым лучиком пробивался дневной свет.

Снова лязгнул железный засов, дверь отворилась.

– Приехали, – оповестил их Кирилл Максимович.

Щурясь на солнце, курсанты спрыгнули на заметенный снегом тротуар.

– Какой этаж? – деловито осведомился Мунтян.

– Третий.

– Ну, это ерунда… – обрадовался Широкорад. – Мне однажды пришлось холодильник на десятый затаскивать.

Поднатужившись, курсанты дружно взялись за дело, и вскоре диван занял подобающее ему место в квартире Кирилла Максимовича.

– Спасибо, ребята, – растроганно поблагодарил их хозяин. – Раздевайтесь, проходите к столу. Руки вон там можно помыть… Сейчас чайник поставлю.

В квартире у капитанского тестя было просторно. На стенах висели картины и пара икон. Ожидая, пока чайник закипит, курсанты с любопытством оглядывались по сторонам.

– Вы работаете или на пенсии? – поинтересовался Мунтян.

– Я? – переспросил из кухни хозяин. – Работаю… Директором музея. Местного, краеведческого.

– А это, видимо, экспонаты? – подмигнув ребятам, в шутку предположил Широкорад.

– Нет-нет, что вы! – неожиданно серьезно отреагировал Кирилл Максимович, входя в комнату с подносом. – Это все лично мое…

– А иконы? Вы что, верующий?

– Да… Почему это вас удивляет?

– Не знаю… – пожал плечами Широкорад.

– Вы атеист? – догадался Кирилл Максимович. – Понятно… Ну, а вы, молодые люди, тоже?

Мунтян смутился, пробормотал что-то невнятное.

Урманов помедлил с ответом. Никогда прежде никто не спрашивал его об этом. Есть Бог или нет, верит он или не верит? А тут…

В доме Урмановых никогда не было икон. И никто не говорил с ним о вере. Но от матери он постоянно слышал: «С Богом… Храни тебя Господь… Бог накажет… Бог поможет» Может быть поэтому, когда в семье случилась беда, – сильно заболел младший брат, – он втайне просил помощи у Бога. Просил по-детски, наивно, бесхитростно… Не зная молитв и не имея представления, кто такой этот Бог, и как он выглядит. Но кто еще мог помочь, если не эта всемогущая сила?.. Еще ему вспомнилось, как бабушкина сестра, старая учительница, всю жизнь свою прожившая атеисткой, перед смертью вдруг научилась читать церковные молитвы. Разбитая параличом пожилая женщина, переписывала неверной, дрожащей рукой обращенные к Богу слова в школьную линованную тетрадку. После смерти эти исписанные листки нашли у нее под подушкой… А любовь? К кому было обратиться, как не к Богу, когда в одночасье его безоблачные отношения с девушкой, которую он любил, внезапно оказались разбиты.

– Я верую… – твердо сказал Урманов.

– Правда? – лицо Кирилла Максимовича озарилось улыбкой. – это прекрасно… Довольно редко, кто в вашем возрасте может это так уверенно произнести. Я ведь по себе помню… К вере человек приходит с годами. И чем больше испытаний ему выпадает, тем крепче его убежденность… «Я не верю в Бога», – так может сказать только тот, кто никогда в своей жизни не был в ситуациях опасных, страшных, тяжелых. Кто жил легко и беспечно. Но наступает день и час, когда каждый осознает, что без Бога в душе – он ничто, просто пыль…

– А если я не осознаю, что я пыль? – задиристо вставил Широкорад.

– Значит, твой час еще не пришел.

– А если и в семьдесят лет будет так же?

– Возможно… Но в семьдесят один, ты вдруг можешь прозреть. У каждого свой срок и своя линия жизни… Чаще всего люди приходят к Богу либо из любви к ближнему, либо из страха перед собственной смертью. Любовь и страх – всего лишь инструменты…

– В церковь ходите?

– Хожу. Хотя и не так часто… Понимаете, у меня свои взаимоотношения с Богом. Я не ортодоксальный верующий, считаю, что совсем не обязательно скрупулезно следовать церковным канонам. Да это никто и не требует. Главное – чтобы мысли и поступки человека были правильными.

– Но разве у атеиста мысли и поступки не могут быть правильными? – вмешался Мунтян. – Если я, например, люблю своих близких, не нарушаю законов… Имею я право не считать себя изгоем? Ведь в вашем понимании все вокруг должны быть верующими стопроцентно?

– Ну, вы меня прямо за инквизитора держите! – благодушно рассмеялся Кирилл Максимович. – Напротив, я ко всем отношусь с пониманием… Но просто мировоззрение атеиста и верующего – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Атеист считает, что всего в этой жизни он может добиться сам. Ну, и добивается, как умеет… Пока молод, успешен, полон сил – все вроде бы ничего. Но жизнь устроена так, что в один прекрасный момент может внезапно измениться. И что тогда?.. Ведь по большому счету, все, что нас окружает не очень-то надежно. Здоровье, богатство, власть – все это довольно хрупко и эфемерно. Близкие люди, которых мы любим, тоже могут исчезнуть в любой момент. Кроме веры, в этом мире ни на что больше нельзя положиться. Только эта опора дает возможность смотреть в будущее без страха.

– А убийцы, садисты?.. Как же они? – спросил Урманов.

– Понимаете, человеком может считаться только тот, кто хотя бы пытается соответствовать божественным заповедям. А эти… Может, они и не люди вовсе.

– А кто?

– Роботы биологические, без души и сердца.

– Для чего же тогда они нужны на земле? – возмутился Широкорад. – Для чего войны, катастрофы, катаклизмы природные, когда люди гибнут и страдают от горя?

Кирилл Максимович озадаченно потеребил бороду.

– Если честно, ребята, я и сам не знаю для чего. Но уверен – так надо…

– Кому?

– Нам с вами.

– Философия… – Широкорад усмехнулся. – А умирать, небось, и верующим и не верующим одинаково страшно. Ну, вот вы, к примеру, сами-то смерти боитесь?

– Боюсь… – лицо Кирилла Максимовича стало серьезным. – Но я знаю одно. Жить без веры – еще страшнее. А смерть… Раз уж ты пришел в этот мир, то должен будешь рано или поздно отсюда и уйти. Тут, как говорится, без вариантов… Пугает неизвестность: что там, как? И все же смерть – это скорее для окружающих. Для самого человека – просто переход в иное состояние. Он же в этот момент не наблюдает себя со стороны. Может быть и не понимает, что с ним происходит… Два раза не умирать, а один раз – не миновать. Все там будем… Впрочем, что это мы о таких вещах заговорили? Я, старик, и то об этом стараюсь не думать. А уж вам-то… У вас еще вся жизнь впереди… Давайте-ка, друзья, за стол.

Хозяин дома постарался на славу. Стол ломился от вкусной еды. Отвыкшие от гражданской пищи курсанты за обе щеки уплетали угощение.

– Это ваша жена готовила? – спросил Широкорад, с набитым ртом, поддевая вилкой тушеное сочное мясо.

– Нет, это я сам, – ответил Кирилл Максимович. – Вкусно?

– Угу…

– Жена у меня уехала погостить, к родственникам… Так что я тут один хозяйствую.

– Где вы научились так готовить? – осведомился Урманов.

– Жизнь всему научит… Вот, я помню в Бразилии…

– А вы были в Бразилии?

– И не только. Я ведь по специальности ученый-биолог… Вон, на третьей полке, – он указал на книжный шкаф, – несколько книг – мои.

– Сами написали?

– Ну, да…

– Надо же! – воскликнул Мунтян. – Такой знаменитый человек…

– Да какой я знаменитый, – улыбнулся Кирилл Максимович. – Разве что дети в ближайшей школе, да пенсионеры во дворе знают меня.

Когда закончилось чаепитие, курсанты отнесли посуду на кухню. И хотели было помыть, но хозяин решительно воспротивился.

– Не надо, не надо… Я сам.