Дважды – не умирать

Как оказалось, стрелять из пистолета в кино – это одно. А в реальности – совсем другое. Урманов с унылым видом поковырял пальцем ровные круглые отверстия в мишени. Одна пуля зацепила край головы, две другие попали в район предплечья. В общем, если не убил, то ранил… Но очки за упражнение начислялись по расчерченным от центра мишени окружностям, поэтому удалось набрать только на «троечку».

Хотя, к радости курсантов, командиры на результаты этой стрельбы не очень то и смотрели. Пистолет – это так, баловство… Вот если бы из своего штатного оружия, автомата, промазал – тогда другое дело.

Из пулемета «Печенег» стрелять Урманову понравилось больше. И целиться удобно, и мощь оружия чувствуешь… Уперев растопыренные пулеметные сошки в оледеневший земляной настил, он дал несколько длинных прицельных очередей. Темнеющие впереди силуэты фанерных мишеней послушно опустились на снег.

– Эх! – восторженно воскликнул разгоряченный стрельбой Урманов. Классная машина!

– Да, – согласился с ним стоящий неподалеку офицер-оружейник. – Что правда, то правда.

Когда все курсанты отстрелялись, сержант Бадмаев построил отделение в колонну по одному и, дав команду «Бегом!», повел бойцов на другой участок. Туда, где им предстояло метать гранаты.

День был серый, метельный… С неба сыпал мелкий колючий снежок, похожий на манную крупу. Порывы ветра вздымали с земли белую снежную пыль, бросали курсантам в лицо. Втянув голову в плечи, Урманов пытался укрыться за широкой спиной, бегущего впереди Гвоздева.

Кроме сержантской учебной роты на полигоне были еще курсанты из школы снайперов. Их подразделение так же вело плановые учебные стрельбы. Курсанты-снайпера были одеты совсем по-другому. В валенках, в ватных штанах, в толстых овчинных тулупах они казались медлительными и неуклюжими. Расположившись в ряд на стеганых полосатых матрацах, они лениво смотрели в окуляры своих оптических прицелов и время от времени, пальцами в теплых шерстяных перчатках вальяжно и неторопливо давили на ружейный спуск. Сначала из ствола вылетало легкое облачко белесого дыма, потом доносился негромкий хлопок… И снова долгая, многозначительная пауза.

Время от времени их обходил солдат с большим зеленым термосом, наливая в железные кружки сладкий горячий чай.

Когда отделение Урманова легкой трусцой пробегало мимо, он в одном из снайперов узнал своего земляка, с которым вместе был в «карантине».

– Эй, стрелок! – весело крикнул Урманов, поправляя на бегу автомат. – Не спи, замерзнешь!

– Давай, давай!.. – с улыбкой ответил тот. – Не запнись там, смотри!

Обогнув позицию снайперов, курсанты спустились в низину и очутились возле невысокой кирпичной загородки. За ней, прячась от ветра, стояло несколько офицеров. В том числе и командир учебной роты капитан Курбатов.

Сержант Бадмаев дал команду «Смирно!» и начал было докладывать ему о прибытии, но капитан жестом остановил его.

– Пять минут перекур – и на инструктаж. Ты тоже будешь бросать. Первым пойдешь…

– Есть! – вздернув подбородок, ответил сержант.

Традиционно, метание гранат считалось одним из самых ответственных этапов обучения. Не случайно командир роты присутствовал на этом участке лично. Хотя гранаты предстояло метать не оборонительные Ф-1, с радиусом поражения до двухсот метров, а наступательные РГД-5, радиус действия которых ограничивался всего лишь двадцатью метрами, все равно меры предосторожности соблюдались исключительные.

Сначала капитан Курбатов продемонстрировал, как вставляется в гранату боевой запал, потом еще раз напомнил последовательность выполнения броска.

Курсанты впервые имели дело с боевыми гранатами. До этого держали в руках только учебные. Поэтому все немного волновались. Урманов тоже ощущал в груди знакомый холодок.

– Главное, – продолжал наставлять курсантов командир роты, – бросить гранату точно по направлению к цели, и чтобы она улетела хотя бы на двадцать метров. Тогда осколками вас не зацепит. Граната все-таки наступательная… Хотя раньше, с гранатами старого образца, всякое бывало. Случалось – осколки поражали самого бросающего. Поэтому, на всякий пожарный, лучше после броска пригнуться.

Капитан Курбатов осмотрел строй.

– Вопросы есть?

– Никак нет! – хором ответили курсанты.

– Тогда – на исходную!..

Первым на огневой рубеж вышел сержант Бадмаев. Как и подобает командиру отделения, он всем своим видом внушал уверенность и спокойствие. Капитан Курбатов сопровождал его чуть в стороне, внимательно контролируя все действия.

Сержант Бадмаев вставил запал, выдернул чеку и, широко размахнувшись, бросил гранату далеко вперед… Урманов видел, как в полете от гранаты с легким щелчком отскочила удерживающая взрывательная пластина. Сама болванка шлепнулась в снежный сугроб и спустя секунду взорвалась. Облако снежной пыли жидким фонтаном взметнулось к небу. Звук разрыва показался Урманову слишком тихим и каким-то совсем не таким, как показывают в кино.

Когда подошла его очередь, он с волнением принял из рук офицера холодную зеленоватую болванку овальной формы с жестким горизонтальным ребром, выдернул из нее пластмассовую пробку, вставил в открывшееся отверстие продолговатый взрыватель и осторожно вкрутил его внутрь по резьбе. Тонкая металлическая пластинка слегка пружиня, уперлась в ладонь. Урманов крепко сжал озябший кулак, прижимая ее к стальной рубашке гранаты.

– Вперед! – негромко скомандовал капитан Курбатов, ступая рядом по набитой в рыхлом снегу тропе.

Урманов слышал, как бьется собственное сердце. Холодный кусок железа, размером меньше банки со сгущенкой казался ему тяжелым и неловким.

«А если сорвется с руки во время броска? Упадет где-нибудь рядом?.. Что тогда?»

– Спокойно, – сказал, словно угадав его мысли, командир роты. – Главное – не суетись… Кольцо!

Урманов продел указательный палец в кольцо, с усилием потянул на себя. Тонкие металлические усики, удерживающие чеку взрывателя, мягко подались, выпрямились и легко выскользнули из фиксатора вместе с кольцом.

«Все… Теперь только стоит разжать пальцы и …»

От волнения у него вдруг заныло под ложечкой.

– Бросок!

Стиснув зубы, Урманов быстро шагнул вперед и, отведя в сторону полусогнутую руку, с силой бросил гранату в обозначенную на снегу цель.

– Пум-м-м-м! – сухо хлопнул после паузы взрыв, высоко подняв в воздух мутную белую пелену.

– Молодец, курсант! – похвалил его командир. – Давай, в строй!

Радостно улыбаясь, Урманов бегом вернулся к отделению.

– Пожевать бы сейчас чего-нибудь, а?

– Да, – согласился Гвоздев, поправляя подсумок на ремне. – Червячка заморить я бы тоже сейчас не отказался.

– А вон, пацаны… Кажется, везут.

Все посмотрели, куда указывал Мазаев. Переваливаясь по снежным ухабам, к ним приближался «Урал» с прицепленной сзади полевой кухней.

– Во-о-о-о! Это дело… – потирая озябшие руки, подытожил Панчук. – Самое время сейчас… Горяченького.

Обедать учебной роте пришлось прямо в поле. В условиях, так сказать, максимально приближенных к боевым… И это обстоятельство, и то, что через час им предстояло вести настоящие боевые стрельбы впервые не индивидуально, а в составе своих отделений, создавало особое приподнятое настроение.

В кузове покрытого брезентом грузовика стояли в ряд большие двухведерные фляги с супом. Возле них суетились два молодых воина из хозроты, в белых фартуках, надетых поверх солдатских бушлатов. Один раздавал хлеб, а другой, ловко орудуя широким половником, быстро разливал в подставленные котелки густой наваристый борщ.

Получив свою порцию, Урманов двинулся в сторону полевой кухни. Там тоже стояла очередь из курсантов, но на раздаче никого не было. Воспользовавшись паузой, Широкорад поставил на снег свой котелок, достал из-за пазухи маленький карманный фотоаппарат и сделал несколько снимков.

– А меня, кто-нибудь, сфоткайте!

Урманов сунул Гвоздеву котелок, взял у Широкорада фотокамеру.