Желтый саквояж

Постояв вроде бы просто так, майор обратился к Зенеку:

– Може, пан ма пшепалиць? [102]

– Если «Мева» пана устроит… – и с безразличным видом Зенек протянул майору пачку сигарет, украшенную силуэтом чайки.

Какое-то время оба молча курили, а потом майор наклонился и тихо спросил:

– Вы как?..

– Да никак, – Зенек глубоко затянулся. – Прячусь по тому адресу, что вы дали…

– Да я ж говорил при встрече, – майор сердито пыхнул дымком. – Сразу надо было туда идти.

– Это как считать, – отозвался Зенек. – По крайней мере мы узнали, кто был возле самолёта…

– Но саквояжа у него нет, – возразил майор. – Вдобавок НКВД вами заинтересовалось. Как видите, дела паршивые…

– Считаю, что саквояж всё-таки сгорел. – Зенек отставил руку и, словно находился в гостиной, осторожно стряхнул пепел. – Мы на той поляне всё вокруг обыскали, а вероятность того, что там был ещё кто-то, мала.

– А пан не догадывается, что вероятность пожара учитывалась? – хмыкнул майор. – У саквояжа двойное дно и в нём стальной контейнер с документами.

– Значит, поиски продолжаются?

– Именно так, но уже, к сожалению, без вас, – спокойно подтвердил Вепш и неожиданно громко сказал: – Пан не продаст мне всю пачку «Мевы»?

– Пожалуйста… – Зенек протянул сигареты майору.

– Благодарю, – громко сказал Вепш, взял пачку и протянул поручику сложенную пополам десятку.

Принимая деньги, Зенек нащупал в середине твёрдый картон железнодорожного билета и усмехнулся. Такая конспирация ему показалась лишней. Но буквально через минуту, после того как майор исчез в толпе, Зенек неожиданно приметил неизвестно откуда взявшегося здесь Остапа и, в свою очередь, метнулся на перрон.

Остап же, одетый в домотканую маринарку и ничем вроде бы не отличавшийся от сновавших по площади мужиков, стоял как вкопанный. Минуту назад он случайно приметил в толпе Зенека, а когда пригляделся к его собеседнику и понял, что это не кто иной, как тот самый майор, растерялся.

Сейчас он не знал, как быть. То, что ему надо проследить за поляками, Остап понимал прекрасно, но не знал, будут ли они садиться на поезд. А когда парень для начала решил подойти ближе, он вдруг увидел, что майор исчез. Раздосадованному Остапу не оставалось ничего другого, как поспешить за Зенеком, но едва они вышли на перрон, как паровоз, окутавшись белыми клубами, дал первый гудок, а когда пар рассеялся, Остап уже не увидел поляка.

Остап заметался по перрону и вдруг почти что налетел на Зяму. Однако милиционеру было не до него. Он стоял под открытым окном вагона, из которого, к огромному удивлению Остапа, выглядывала Рива. Поняв, что Шамесы уезжают, Остап на какой-то момент напрочь забыл про Зенека и замер, не сводя глаз с девушки.

Она тоже его увидела, её глаза вдруг широко распахнулись, и она взмахнула рукой. На её лице появилась странная улыбка, а Зяма, решив, что всё это относится к нему, что-то залопотал, в то время, как Остап так и не шелохнулся до тех пор, пока тронувшийся с места вагон не проплыл мимо, после чего парень со всех ног бросился догонять уходивший состав…

Поезд, на который в последнюю минуту, вскочил Остап, давно выбрался из пригородного тупика и теперь неспешно катил колеей. Рельсы тут были проложены по насыпи, с обеих сторон которой тянулось бесконечное болото, изредка перемежавшееся маленькими участками леса.

Людей в третьем классе было как сельдей в бочке, но Остап, забившись в самый дальний угол под нависающую полку, чувствовал себя в безопасности, хотя и машинально прислушивался к болтовне неуёмной бабы, трещавшей по меньшей мере на полвагона.

– И на перроне весь час [103] жолнежи ходят и у всякого документы пытают. А если там щось не так, то враз до свого начальника…

– Да, дуже серьозна влада… Дуже… – вздохнул Остапов сосед и, притиснув парня плечом, выглянул в окно. – Кажись, подъезжаем, вёрст семь осталось…

Услыхав это, Остап встрепенулся. Слова о жолнежах ему запомнились, и, значит, следовало пораньше подойти к выходу. Одновременно, неизвестно почему парень вдруг вспомнил Риву, которая тоже ехала в одном из соседних вагонов, и ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть девушку.

Остап неторопливо поднялся и, едва начав протискиваться к тамбуру, совсем рядом, в соседнем купе, увидел Зенека. Какой-то момент они смотрели друг на друга, потом Зенек сорвался с места и, безжалостно отпихивая мешавших ему пассажиров, метнулся к двери. Ещё не отдавая себе отчёта, Остап бросился за ним, но в вагоне начался шум, толкотня, и когда Остап в конце концов всё же протиснулся в тамбур, он едва успел заметить руки Зенека, который на всём ходу соскочил с поезда. Не раздумывая, Остап кинулся следом, как-то ухитрился приземлиться на ноги, но, сделав пару шагов, не удержался и кубарем полетел с насыпи.

Очутившись в болоте и кое-как встав на ноги, Остап сразу увидел Зенека, только что вылезшего из той же грязи. Обстановка получалась необычная, и, видимо, поэтому Зенек, уже выбравшийся на сухое, вместо того чтобы «сделать ноги», закричал:

– Ты чего, гад, за мной гонишься? Ты ж мне чуть ли не на голову сиганул!

– Нет, как можно, – неожиданно для самого себя стал извиняться Остап. – Вы, пане, поймить, я порозумиться [104] хотел, а вы так, ну и я…

– Ладно, – досадливо махнул рукой Зенек. – Пошли. Дорогой с тобой «порозумиемся».

– А куда? – Остап начал вытирать от грязи лицо.

– А куда с тобой, дураком, пойдёшь? Ясно, в НКВД!

– Не шутить так, пане… – Остап начал вылезать из болота. – Меня самого не сегодня завтра НКВД злапае [105]…

– Да? – ехидно скривился Зенек. – То-то ты вместе с ними той ночью за мной гнался…

– То що вы, пане, то случай, я поясню… – Выбираясь из грязи, начал Остап, но едва он ступил на сухое, как сильный толчок швырнул его обратно в болото. Очутившись после такого неожиданного нападения чуть ли не по пояс в грязи, Остап поднял голову и зло посмотрел на Зенека.

– Что, мазур, никак убить меня хочешь?.. Ну то вбивай! – Остап рванул из-за пояса ВИС и со злостью швырнул его под ноги Зенеку. – Вбивай!

Зенек спокойно взял пистолет, передёрнул затвор и прицелился Остапу в лоб.

– Ты кто, гайдамака?

– Я – украинець!.. А вы… Вы, паны пыхатые, мало того, что войну проиграли, ещё и нас под Советов сунули!

– То не мы сунули, – злобно огрызнулся Зенек. – То немцы, друзья ваши!

– Немцы, говоришь? – зло выкрикнул Остап. – Та они мне таки ж сами вороги!

– Ага, а ты, выходит в НКВД служишь?

– Опять вы «за рыбу гроши», – горестно заключил Остап и принялся объяснять: – Ну случайно мы тогда столкнулись, случайно. Слово чести… Я ж живу там рядом и домой шёл. А у вашей ограды машину увидел и пошёл посмотреть, а тут вы… Я подумал, что и меня тоже схватят, вот и побежал следом…

– Ну хорошо, – Зенек неожиданно спрятал пистолет. – Вылезай. Пойдём отсюда.

Остап завозился, нащупывая ногами кочку потвёрже и вдруг, глядя в упор на Зенека, спросил:

– Пане, а чего вы в меня не стреляли? Вы ж хотели…

– Хотел… – спокойно подтвердил Зенек и вдруг протянул руку, помогая парню выбраться…

Сельский парубок Дмитро Иванчук терялся в догадках. Он вроде ничего такого не натворил. Ну, двинул солдата по морде, это да, но ведь и сам получил добряче. Правда, получилось, что он помог Остапу сбежать, но понятно, это же не кто-нибудь, а брат…

Но, похоже, москали ничего понимать не хотели, а так и держали Дмитра в каталажке. Впрочем, когда Дмитро ещё входил в ячейку КПЗУ, там говорили, как себя надо вести в тюрьме, и парубок, вспомнив про эти наставления, старался по возможности соответствовать.

Вот только условия, в которых содержали парня, мало напоминали то, к чему его готовили. Достаточно сказать, что в камере, где Дмитро сидел вроде бы с такими же бедолагами, было человек десять, а временами и того больше.