Желтый саквояж

Остап, быстро шагавший по узкому плиточному тротуару, испытывал странное чувство. Ему казалось, что время удивительным образом вернулось назад, и он идёт не на заранее обусловленную явку, а слушать лекции в политехнику.

Сейчас, петляя узкими, ещё средневековыми улочками города, парень с особой остротой чувствовал, что если бы не война, то он ходил бы здесь в студенческой фуражке и наверняка не только посещал занятия, а порой, держа в руке букетик фиалок, спешил бы на свидание с дивчиной.

Но время настало другое. Фиалки были лишними, да к тому же и сельская маринарка несколько выделяла Остапа из общего потока пешеходов, заставляя парня думать не о несостоявшихся студиях, а о том, чтоб побыстрее добраться к памятнику Мицкевича, где ему предстояло встретиться со связником.

Выйдя наконец к нужному месту, Остап ещё издали заметил такого же, как и он сам, юнца, который, держа в руках газету «Правда», топтался у памятника, время от времени поглядывая по сторонам. Чуть повременив, Остап подошёл к нему сзади и негромко, так чтоб не слыхали другие, поинтересовался:

– Правда это файна [112] газета?

Юноша повернулся, без видимого удивления внимательно посмотрел на Остапа, а потом, демонстративно свернув газету в трубочку, спросил:

– Я, полагаю, пан студент?

– Так, политехники, – подтвердил Остап и, словно извиняясь за свой вид, слегка развёл руками.

– Понимаю… – юноша улыбнулся. – Идите за мной.

Едва слышно насвистывая «Милонгу», он не спеша пошёл вдоль витрин, и Остап, выждав немного, зашагал следом. Так они миновали центр и, попетляв вокруг Высокого Замка, вошли в маленький дворик, куда выходили двери нескольких то ли квартир, то ли просто каких-то помещений. Юноша молча показал рукой на одну из дверей и нырнул назад во входную браму [113], а Остап, поднявшись по ступенькам, нарочито раздельно, стукнул три раза и, не ожидая ответа, вошёл в темноватый коридор.

Помещение, в котором очутился Остап, имело неприветливый вид. Пустое, почти лишённое мебели, если не брать во внимание стола и двух стульев, оно из-за высоких тёмных панелей выглядело хмуро. Пока парень осматривался, сбоку от него открылась неприметная, скрытая швами панели дверца, и в комнату вошёл человек.

Остап повернулся и, прямо-таки физически ощутив на себе пристальный взгляд хозяина, доложил:

– Я Левко. Прибув за наказом [114].

– Витаю [115] тебя, друже Левко, – взгляд хозяина слегка потеплел, и он представился: – Я Тарас.

– Друже Тарас, – Остап невольно подтянулся. – Меня направил до вас друже Змий, но сейчас мне надо сообщить ему…

– Что, что-то случилось по дороге? – перебил Остапа Тарас.

– Так, – Остап кивнул.

– Выкладывай, – Тарас показал парню на один из приткнувшихся к столу стульев и сел сам.

Собравшись с мыслями и не садясь, а только зачем-то взявшись рукой за спинку стула, Остап выложил:

– В поезде я случайно встретился с поручиком Зенеком и, как было мне приказано раньше, сумел завязать с ним знакомство.

– И что сейчас ты знаешь, где находится этот самый Зенек? – уточнил Тарас.

– Нет, не знаю, – Остап отрицательно качнул головой. – Но мне удалось узнать, что Зенек напрямую связан с майором.

– С каким таким майором? – Тарас внимательно посмотрел на разволновавшегося парня.

Остап догадался, что нужны пояснения и начал:

– В самом конце войны наша боёвка перехватила польскую колонну. Майор, который ею командовал, скрылся и, как оказалось, никуда не ушёл, а остался, и, мало того, я убеждён, что поручик Зенек, за которым я следил лично, подчинён майору.

– Всё передадим, но ты, друже Левко, расскажи подробнее, – и Тарас снова показал Остапу на стул.

Поручик Зенек сидел на трухлявой колоде и сосредоточенно обстругивал перочинным ножом тонкую веточку. Кора срезалась полосками, а он, машинально срывая пальцами отделившиеся лоскутки, думал о своём.

Ему вспоминалось, как пару дней назад он вышел к перекрёстку с распятием [116] и почти до обеда сидел на обочине, прежде чем рядом с ним остановилась проезжавшая мимо двуколка, а правившей ею возница назвал пароль.

Потом поручик уселся на мягко качнувшееся сиденье, и двуколка покатила сначала просёлком, а позже свернула в лес, и ещё долго её колёса стучали по корневищам, густо пересекавшим петлявшую между деревьями, едва годную для проезда тропу, прежде чем они добрались к поляне, на которой стояли три добротных шалаша.

Как оказалось, в этом укромном лагере жили семь человек. Шестеро жолнежей занимали два крайних шалаша, а в свой, центральный, их командир подпоручик Боцян любезно пригласил Зенека, где для новоприбывшего тут же приготовили место.

Подпоручик вообще сразу начал выказывать Зенеку своё расположение и при первой возможности старался завязать беседу. Вот и сегодня, едва заметив скучающего в одиночестве поручика, он подошёл и, усаживаясь рядом, спросил:

– Пан поручник говорил, что он лётчик?

– Да, а что? – Зенек перестал стругать палочку.

– Наверно, побывали в бою?

– Было, – Зенек вздохнул. – Но всего два раза, первый раз стрелял по немцам прямо на аэродроме, а второй, когда «мессершмитт» подловил в воздухе наш РВД-8.

– РВД-8? – присвистнул Боцян. – Против истребителя?.. И как?

– Как, как? – Зенек зло поджал губы. – Сжёг он нас! Второго пилота убило, а я с парашютом выпрыгнул, так немец, гад такой, за мной ещё и дальше гонялся…

– Понимаю, – Боцян повозился на колоде. – У нас тоже…

– А пан подпоручник в каких частях воевал? – поинтересовался Зенек.

– Двадцать первый бронедивизион. 13 ТКС [117], 8 броневиков, 30 автомашин, – с оттенком гордости перечислил подпоручик.

Зенек уловил эту интонацию и предположил:

– Вероятно, удачней, чем у меня, сложилось?

– Да, броня, есть броня, – согласился Боцян и уточнил: – Нас перед самым началом отсюда под Ченстохов перебросили, потом бои, и 11 сентрября все, кто уцелел, назад на место прежней дислокации вернулись…

– А дальше что, воевать кончили? – прерывая возникшую паузу, спросил Зенек.

– Дальше?.. – Боцян ещё немного помолчал. – Дальше соединили с остатками 81-го бронедивизиона, у них R-35-е и Гочкис Н-35 ещё были, и всех маршем к границе, на Яблоницу…

– А почему пан подпоручник сразу, как всё решилось, в Румынию не ушёл? – удивился Зенек.

– Да потому, – Боцян чертыхнулся, – что ранили меня. Пока вылежался… А тут Советы пришли, ну я и в лес…

Зенек уже заметил, что Боцян всячески избегает в разговоре причин возникновения этого отрядика, но зная, что все они напрямую подчинёны майору Вепшу, ничего уточнять не стал, а вместо этого задумчиво произнёс:

– Знать бы, что с нами теперь будет?..

Ответить Боцян не успел, потому что к ним бегом примчался один из жолнежей и, ещё не успев отдышаться, доложил:

– Пан подпоручник, поручник Вепшик прибыл!

И действительно, через каких-то пять минут из чащи появился сопровождаемый двумя жолнежами некто штатский, в котором Зенек с удивлением узнал офицера, приезжавшего вместе с майором Вепшем к месту падения РВД-8.

Гость подошёл ближе и, едва вскочившие с колоды хозяева поприветствовали его, обратился к поручику:

– Как добрались, пан Зенек? Пан майор беспокоился.

– Нормально, – бодро ответил Зенек и добавил: – К тому же в дороге интересная встреча была…

– И я не без новостей, – улыбнулся Вепшик. – Кстати, пан майор просил уточнить, пан пилот ещё не разучился летать?

Вопрос удивил поручика, и пока офицеры по приглашению подпоручика шли к его шалашу, Зенек так и сяк прикидывал, с чего бы это вдруг такой интерес…