«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах)

— Чем занимался до войны?

— Окончил восьмилетку, затем с тридцать шестого по тридцать восьмой годы служил в армии, после армии был сельским учителем под Воскресенском…

— Ладно. Не хочешь о своем прошлом, о происхождении, давай о службе.

— Повторно был призван в Красную Армию по мобилизации 24 июня сорок первого в 245-ю стрелковую дивизию.

— Звание?

— Лейтенант…

Я давно подметил, что военнопленные, сообщая дознавателям о своих бывших воинских званиях, произносили их особо подчеркнуто, как бы с распрямившейся душой от того, что в них признали попранное за годы пребывания в немецком плену человеческое достоинство. Еще бы! Совсем недавно их называли «крисгефаген» или «хефтлинг», «хунд» или «швайн» — военнопленный или арестант, собака или свинья.

Леонов неотрывно смотрит ему в глаза.

— Ты говоришь «лейтенант»? А откуда это мне известно? Может, ты самозванец?! Вот пройдешь проверку, тогда и называй себя лейтенантом. Понятно? А теперь давай подробно, как попал в плен?

— Я ведь все рассказал искренне… В сентябре сорок первого дивизия под Старой Руссой попала в окружение, в декабре оставшиеся разбросанные части пытались небольшими группами выйти из окружения, но никто не знал, где располагались наши…

Леонов вновь открывает папку, разворачивает исписанные листы, внимательно читает, водит пальцем по строчкам, задумывается, потом, вдруг вскинув глаза, резко спрашивает:

— Будем работать или будем изворачиваться, а, Страшнов? Брось! Путаник великий! В анкете ты указываешь, что попал в окружение 8 сентября и вышел из него в октябре, сейчас говоришь, что был в окружении по декабрь сорок первого. Перепутать осень с сильными декабрьскими морозами невозможно. Конечно, с кем выходил из окружения, тоже не помнишь?

— Выходили втроем: я, сержант Сергеев из моего батальона и старшина, фамилию не знаю…

— Я что тебе, идиот? На что надеешься? Чего тянешь, душу выматываешь?! Ты говоришь, воевал, а я, по-твоему, в бабки играл? Ты признавайся, как поднял руки перед немцами. Признавайся?!

— Я все вам рассказал…

— Врешь! Врешь ты все, Страшнов! Из воды сухим норовишь выйти! Нет, не выйдешь! Нас не обведешь! Мы тоже не лыком шиты!

Он приподнимается со стула, негодуя, размахивает рукой перед носом Страшнова, тычет пальцем ему в грудь, лицо его становится багровым, кричит:

— Нет, ты нас не проведешь! Советские органы сильны! За кого ты меня принимаешь?! Я уже десять лет служу в контрразведке! Ты это можешь понять или нет?! Ты, Страшнов, мелко плаваешь, чтоб дурачить меня! Как это ты не помнишь, как поднял руки, сдаваясь в плен?! — Трясущимися руками достает папиросу, спички и закуривает.

— Я ведь рассказывал… ничего не помню… был ранен в голову…

— Перестань повторять дурацкое: «Я уже рассказывал». Если надо будет, расскажешь сто раз! Четвертый час бьюсь с тобой. А ведь у меня ты не один. Я думал, ты умнее… Не хочешь признаться, как сдался в плен, так ответь: ты хоть один побег совершил? Нет?! Что ж ты, мать твою, так и сидел?

— А как же… не один побег, а три… я рассказывал…

— Я не желаю слушать сказки, врешь ты все! Да и куда ты мог бежать? Скажи лучше, — он угрожающе понизил голос, — перестанешь врать или хочешь сесть посидеть? После плена, да еще в своей тюряге годочков пятнадцать? Ну?.. Смотри, я тебя упеку. Тогда уж, если и выйдешь, то только седым.

Страшнов, опустив голову, заплакал. Леонов, успокоившись, уже ровным голосом сказал:

— Иди, Страшнов, и еще раз серьезно подумай. Лучше сейчас честно признаться в том, как ты добровольно сдался в плен, как сотрудничал с немцами. Будь уверен, мы все выясним!

Через неделю Страшнов был отправлен в армейский спецлагерь НКВД, куда ежедневно отправляли десятки подозреваемых. Там, к его счастью, нашлись военнопленные, которые подтвердили, что вместе со Страшновым совершали неудачные побеги из лагерей вначале в Польше, затем в Германии. Лейтенант Страшнов оказался честным человеком, с немцами не сотрудничал, но узнать, исполнилась ли угроза Леонова осудить его за измену Родине и отправить отбывать срок на родине, мне было не дано.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Сов. секретно.

ШТ из ШТАБА ГСОВГ.

Подана 18.06.45 г.

10 ч. 22 м.

Комендантам лагерей №№ 207, 210, 226.

Немедленно проверьте и сообщите в отдел контрразведки, не находится ли у вас в лагере польский партизан Доушник Рихард, родившийся в Париже в 1908 году. По имеющимся данным он является агентом английской разведки.

При обнаружении, немедленно задержать. Если Доушник из лагеря убыл, донесите, когда, куда, с какой командой или эшелоном.

ОТНОШЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 71 АРМИИ

Начальнику ОКР «Смерш» подполковнику Полозову.

Присланные Вами материалы допросов на выявленных среди репатриантов лагеря № 207 бывших «власовцев»: Москалюка, Перетягина. Шевчука, Гиндасова, Товстопятова — возвращаю без санкции на их арест.

Согласно Постановлению ГОКО от 4 ноября 1944 г. и СНК СССР от 6 января 1945 г., приказанию командующего 1-м Белорусским фронтом от 7 февраля 1945 г. все служившие в немецкой армии, в специальных немецких формированиях, «власовцы», полицейские и прочие подлежат немедленному направлению через сборно-пересыльные пункты в спецлагеря НКВД.

В соответствии с этим прошу отправить указанных лиц вместе с материалами расследования по назначению.

ДОНЕСЕНИЕ СТАРШЕГО СЛЕДОВАТЕЛЯ ОКР «СМЕРШ» КАПИТАНА МАЛЫШЕВА

Военному Прокурору 71 армии.

Прошу разрешения на продление сроков ведения следствия и содержания под стражей арестованных отделом контрразведки «Смерш» репатриантов лагеря № 207 по подозрению в измене Родине, злодеяниях, творимых вместе с немцами на временно оккупированной советской территории, и завербованных агентов.

В процессе следствия по возбужденным делам установлено:

Шмунис Михаил Семенович, 1907 г. рожд., урож. УССР, г. Хорин, проживал в г. Астрахань, гражданин СССР, еврей, бывший член ВКП(б), исключен в 1937 г., образование 7 классов, бывший военнослужащий Красной Армии, правительственных наград не имеет.

В 1942 году, находясь в лагере для военнопленных в г. Седлец (Польша), вошел в доверие к немецким властям и добровольно поступил на службу к немцам.

Работая переводчиком в лагере, Шмунис вместе с немецкой охраной лагеря всячески поддерживал фашистский режим, систематически издевался над советскими военнопленными, жестоко избивал их за опоздание на построение для отправки на работу и за уклонение от работы на немцев, а военнопленного Бибика раздел догола, поместил в корыто с холодной водой, избил шваброй и резиновой дубинкой. Лично убил Петрова и Селедцова за то, что они из-за истощения не смогли подняться с нар для выхода на работу.

Находясь на службе у немцев, Шмунис скрывал свою национальность от немцев, сменил фамилию Шмунис на Трескунов.

В целях установления личности Шмуниса 23 июня 1945 г. сделан запрос начальнику Астраханского ГО НКВД, в связи с чем продлен на 1 месяц срок ведения следствия и содержания под стражей арестованного Шмуниса М.С.

В Управление Военной Комендатуры г. Темплин в мае с.г. были направлены временно на работу в качестве переводчиков два брата из репатриантов: Луценко Антон Антонович и Луценко Павел Антонович, откуда они 20 июня сбежали.

Не доезжая двух километров до американской зоны оккупации, они были задержаны патрулем военной комендатуры, арестованы и доставлены в лагерь.

Как установлено следствием, цель побега — переход в американскую зону оккупации. В целях подтверждения преступной деятельности и выяснения фактов их добровольной службы в войсках СС на территории Украины и Белоруссии в 1943–1944 гг. и участия в карательных действиях, сроки нахождения под стражей и ведения следствия продлены на 2 месяца.