Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.

И несмотря на то, что российские службы утверждают, что все боевики-смертники были ликвидированы, бои в г. Беслане длились еще не менее восьми часов! (Это рассказал грозненский фотокорреспондент, который там лично присутствовал.) От школы остался остов – по разрушению видно, что штурмовали с использованием тяжелых орудий.

Многие страны выразили сочувствие и предложили помощь пострадавшим. Почему правители не умеют договариваться? Почему дети должны участвовать в бойнях?!

П.

06.09.

Алина начала против меня настраивать команду. Все началось с того, что она решила собрать деньги для покупки сервизов.

– Сервизы необходимы для работы на ТВ! – сообщила она.

Директор сие действие одобрил.

При этом офис ТВ переехал из правительства в другое помещение, на улицу Ленина. Здесь настоящий барак. Под ногами нет пола. Цемент! Из мебели стоит посреди зала один кривоногий деревянный столик. Вот и весь офис.

– Денег на сервизы у меня нет, – сказала я, умолчав, что на еду себе и матери – тоже.

Все скривили злобные рожи, а Алина ответила, что в таком случае я их команде не подхожу! Пух на это посмеялся.

Он часто уезжает на своей машине с Алиной за канцтоварами, но еще ни разу их не купил почему-то. Забывает.

В команде шесть племянников директора. Все нигде не учатся. Никакой работы нет. Сотрудники с утра до ночи сидят за кривоногим столом на цементном полу барака и сплетничают. Нет камер, нет компьютеров. Ничего!

– Как работать будем? – спрашиваю.

Молчат. Деньги “отмывают”?!

Приходила новая девушка – Ева. Ей 26 лет! Она чеченка, но в ее роду есть русские – мама и бабушка. Еву взяли на работу. Она подарила мне духи, а я ей журнал со своим рассказом.

– В 1999 г. я работала на радио, – рассказала новенькая. – Делала передачу о президенте Масхадове. Я его видела только по телеэкрану и страшно перепугалась, когда меня в 2001 г., посреди ночи, забрали из дома сотрудники ФСБ. Меня долго допрашивали, о чем я даже вспоминать боюсь, а потом оставили на ночь у себя. Мне повезло: ближе к утру я сумела договориться с одним из важных чинов. Он меня на следующий день отпустил с подпиской о невыезде, и я тут же сбежала к бабушке в Россию.

В общем, как я поняла, телевидение – фикция. Все сидят без дела, валяют дурака. Пух каждый день обещает работу, говорит, будет офис, и на это ему выделяются деньги. Зарплату я не видела ни единого раза. А деньги на дорогу (добираюсь двумя транспортами) теряю каждый день.

На днях забегала к Байсари. Спрашиваю:

– Где бабушка Лиля?

Отвечает, что в местном “доме престарелых”. Но там – пьяницы и бомжи. Бабушка Лиля плакала и туда не хотела!

– Квартира ее, – говорит Байсари, – у хозяев!

Где бабуля?

08.09.

Сегодня я и мама, проходя в районе конторки “Мемориала”, что скрылась от глаз древесными кронами, повстречали больного мальчика Тиму и его несчастную маму Зарган. Тима подрос и немного стал слушаться старших. Хотя по-прежнему неистово кричит от ужаса, услышав гул самолета или скрежет танковых гусениц. Чеченка Зарган исхудала. На ней был выцветший халат коричнево-желтого цвета и старый поношенный пиджак, в котором мы встречали ее в зимнее время года.

Увидев нас, бывшие соседи по району бросились с объятиями. Слава богу, у меня нашлось печенье, которое я незамедлительно отдала Тиме, а моя мама, порывшись по карманам, сунула смущенной Зарган какую-то мелочь.

– Никто не помогает! – расплакалась прямо на улице Зарган. – Никому мы не нужны. Кто при должности – грабит, кто нищий – подыхает.

– Все наладится! – утешала ее я, отчаянно понимая, что ничем не могу помочь.

– Ничего не наладится! – перебила меня Зарган. – Достойных сынов похоронила земля. Выродки и убийцы надели погоны. Вот! – Зарган потрясла кипой бумаг. – Это документы о том, что у нас ничего нет! Нет жилья, нет средств, нет лекарств. Никто не оказывает нам помощь. Я с сыном опять живу в подвале чужого разбитого дома.

Тима, увидев, что мать плачет посреди улицы, стал ее обнимать. В его взгляде была осмысленность, и я подумала, что невзгоды, возможно, помогут ему выздороветь.

Мы спросили, ходила ли Зарган в правозащитные организации. Она ответила, что ходила, но все обещают помощь на словах, а в реальности жизнь продолжается по старому сценарию. Потом Зарган заявила:

– Я уже приняла решение. Скоро все закончится.

Мы с мамой в ужасе на нее воззрились. Мне подумалось, что она решила свести счеты с жизнью, потому как ее черные глаза лихорадочно горели.

– Не вздумай! – сказала мама. – С кем Тима останется?

– Он со мной будет! – воскликнула Зарган. – Я возьму его с собой!

Тима доверчиво прижался к матери, а я ответила:

– Зарган, ты этого не делай. Мы вам поможем. Клянусь, мне зарплату дадут на ТВ, я вам до копейки ее отдам.

– Нет, зарплату не возьму! Вы сами нищие, скитаетесь, – ответила она и поправила свой головной платок. А потом, то истерически плача, то громко смеясь, Зарган выложила нам свой план.

– До войны, – сказала женщина, – мы жили хорошо. У нас был дом, был сад и была работа. Я была счастлива, но не знала об этом: со мной были мой муж, ребенок, и были живы родители. Но Россия устроила тут войну. Моих родителей убили в селе. Их нашли расстрелянными у калитки собственного дома. Мой единственный сын сошел с ума от взрывов, а муж, не выдержав горя, прогнал нас. Сейчас у мужа другая семья.

Я не оставила своего мальчика. Мы ходим от подвала к подвалу, голодаем. На работу берут по знакомству – простому человеку не устроиться. Безработица.

Хотела я на днях забраться на многоэтажное сгоревшее здание и прыгнуть оттуда с Тимой. Думала, скажу ему, что это – игра, а потом все будет хорошо. Шла туда с такими мыслями и встретила у рынка старуху. Она просила милостыню. Старуха была русской, в большом платке. Она остановила меня и спросила: “Куда ты идешь?” Я стала плакать. Оказалось, это моя бывшая учительница по русскому и литературе. Просто я ее не узнала.

И рассказала старуха, будто Рамзан Кадыров, сын покойного президента, как царь, беднякам помогает. Если кто упадет ему в ноги и попросит, то его сердце смягчается, и он щедро дает деньги больным детям и старикам. Попасть к нему нельзя – десятки охранников с оружием будут стрелять. Когда едет кортеж его машин, неизвестно, в какой из них находится он. Но ходит такая весть, будто на дороге в его родное с. Центорой есть место, где можно спрятаться и переждать.

И вот, благодаря этой старухе я передумала умирать. Я решила, что мы с сыном поедем на дорогу, ведущую в с. Центорой, спрячемся в кустах и будем ждать. Я возьму с собой старое одеяло – укрыть Тиму, ведь ночевать холодно. Говорят, Рамзан раз в несколько дней проезжает по тем местам. Мы выбежим перед кортежем его машин и упадем на колени. Вдруг нас не убьют?

Я ведь буду с ребенком. Мой ребенок болен! Мы станем кричать на чеченском языке: “Помоги нам! Помоги!” Вдруг он нас услышит? Тогда все наши проблемы решатся. А если нас убьют, открыв стрельбу из автоматов, проблемы тоже решатся. На все воля Аллаха!

От изумления ни я, ни мама не могли сказать ни слова. Отговаривать Зарган было бесполезно, она ухватилась за безумную идею, как за единственное спасение.

– Пойдемте и вы со мной, – предложила напоследок она. – Упадем на колени вместе!

Мы вежливо отказались, сославшись на то, что ее положение более страшное, чем наше обычное выживание.

– Береги сына. Удачи вам! – сказала моя мама, обняв ее.

И Зарган с Тимой мелькнули возле памятника Трем героям и пропали под зелеными кронами деревьев.

10.09.

Привет!

Была в родной “Молодости”. Свинячий дикий скандал не заставил себя ждать. В нем участвовали Моргана и Царица. Причем все события, касающиеся скандала, они же заранее и подстроили. Вначале Царица отправила меня с заданием в Международный комитет помощи. В тот самый, в котором помощи было не добиться – даже когда я голодным подростком приходила туда с директором своей школы.