Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.

“Малое знание – хуже всего. И при пожарах говорю я о дубравах тишайших.” Н. Рерих.

27.01.

Перечитывала дневник, где мне 11 лет! Там Сашка, мой сосед по улице Заветы Ильича, осенним вечером признался мне в любви. Ему десять. Многое еще не случилось на тех желтых потертых страницах.

Наше время похоже на закольцованную ленту. Умерев, мы можем оказаться как в “прошлом”, так и в “будущем”, поскольку это совершенно не важно для “настоящего”. Иногда я говорю о себе в прошедшем времени, будто уже умерла.

Искала тетрадь, где чертила звездные карты, но не нашла ее.

Все-таки хорошо, что я совсем маленьким ребенком занялась йогой. Это дало мне некоторые преимущества: научилась видеть “волшебные сны”!

Мои стихотворные строки из старой тетрадки 1997 года:

Я согласна с Е. Блаватской: “В мире нет ничего, что выдумал бы сам человек. Все, о чем он может подумать, существует реально”.

29.01.

Какие страшные меня окружают люди! Многие не знают, кто такие Сократ, Платон, Аристотель. Они не читали Гомера! Они заняты воровством, спиртным и войной.

Как спасти нашу планету?

После смерти нельзя соединяться с Двойником. Согласно древним учениям, Зеркальный Двойник – это искусственно созданное энергетическое тело. Мы создаем его сами, концентрируясь на земных желаниях. В последний миг перехода, подумав не о Боге, а о доме, родных, друзьях, мы дадим Двойнику силу. Тогда произойдет следующее: Душа соединится с ним, и на какое-то время мы станем призраками. Теми, кто блуждает между пространствами, не имея “массы покоя”.

Чтобы обрести истинную невесомость, придется ждать, пока истлеет тело. Мы не сможем уйти в ВЫСШИЙ мир. Нужно думать лишь о Боге в момент перехода по тоннелю.

Жаль, у меня нет ни Учителя, ни Ученика. Я совсем одна.

Хорошая книга В. Леви “Искусство быть собой” украсила мой вечер в коридоре под обстрелом.

Ощущаю себя древней, словно на меня свалили груз всех предыдущих веков. Я устала от войн. Здесь, в моем городе, ежедневно на улицах взрывы. Кажется, мы все сойдем с ума, прежде чем правителям надоест воевать за нефть. Как же я хочу уехать отсюда! В страну, где нет нефти и газа. Где хотя бы по этому поводу не убивают людей.

Пусть после смерти мое тело превратится в пепел, а пепел унесет река. Мне не нужна могила.

Во время войн у нас кладбища бомбили и обстреливали. Мы с мамой не нашли могилы деда Анатолия и прабабушки Юли-Малики – лишь ямы с перемешанными человеческими костями да надгробия, превращенные в пыль. Здесь нет покоя ни живым, ни мертвым. Такая страна.

31.01.

Купила пачку снотворного. Если выпить все таблетки, сердце остановится? Это будет считаться самоубийством? Или это сон, из которого не смогли разбудить?

В понедельник поеду к врачу. Не знаю, что он скажет. Дело в том, что мне непереносимы ссоры и надломленное войной мамино душевное состояние.

Не так давно, в порыве гнева, мама бросила в меня твердым тапочком. Он попал мне под ребра. Теперь на ощупь там образовалась опухоль.

Не боюсь умереть – потому что появлюсь в этом мире снова. Открыла упаковку, истолкла в порошок таблетки. Их было ровно десять.

Мои стихи.

Прощай, Дневник!

Полина

06.02.

Все дни мысли о смерти. Вспоминаю бабку Нину и ее больного внука Юрочку. У Юрочки часто мутился рассудок в момент сильных обстрелов. Однажды в квартире тети Марьям, где их семья проживала во время войны, он схватил топор и ударил им родную бабку по голове. В тот момент я зашла к ним. Не успела ничего подумать, как оказалась рядом. Схватила рукоять топора и держала ее. А Юрочка пытался вырвать у меня топор, чтобы добить свою бабку.

У Нины седые волосы стали красными. Она неподвижно лежала на полу, похожая на сломанную старую куклу. Доли секунды, мы с Юрочкой встретились взглядами, и я поняла, что ни за что не могу выпустить топор, в который вцепилась, ведь он ее убьет!

Моя мама, услышав шум, подбежала на помощь. Вдвоем мы еле сдерживали сумасшедшего: в моменты приступов больные очень сильны. Юрочка, видя, что топор выхватить не получается, страшно закричал и убежал из квартиры. Бабка Нина, очнувшись, плакала. Я и мама перевязали ей голову бинтом, а сверху теплым платком. Юрочка через некоторое время вернулся и совсем ничего не помнил.

Вообще бабка Нина была веселой. Она пела песни, особенно когда страх подбирался близко и перехватывал горло стальной растяжкой. Как-то наш Старопромысловский район несколько часов подряд “крушили” самолеты и вертолеты. Я лежала на полу в коридоре и чувствовала, что от бомб, летящих с российского самолета, наш четырехэтажный дом раскачивается, словно корабль, попавший в дикий шторм. Меня засыпало штукатуркой. Я думала: какой будет последняя минута? Придется долго задыхаться под завалами рухнувшего здания или милосердный Аллах, всемогущий Бог моей земли, заберет меня сразу к себе? Бабка Нина тоже боялась. Она сидела, обхватив голову руками, и медленно покачивалась в такт накатывающимся волнам бомбардировки. Юрочка лепетал:

– Смерть тут. Она пришла. Я знаю!

Мама занялась в подъезде рубкой дров, делая вид, что момент перехода ее совсем не интересует. Старая бабка Стася, подруга Нины, тихо плакала.

(раздалось совершенно неожиданно)

– громко пела баба Нина.

Пахло гарью, где-то с тяжелым скрежетом съезжали друг на друга этажи. Штукатурка уже летела не хлопьями, а обволокла нас подобно февральской метели. Но все происходящее казалось нереальным, неважным, а существовала только баба Нина и песенка из доброго советского мультфильма. Ничего, кроме единственного куплета, старуха не помнила.

Я подхватила ее песню: