Беглец (СИ)

Семеныч ворвался в палату. Схватил Ее лицо и целовал, гладил и целовал. По его гладко выбритым щекам текли слезы.

Она без движения лежала с закрытыми глазами.

– Верни все назад! Верни… – кричал Семеныч, обращаясь то ли к богу, в которого почти не верил, то ли к Доместику, в которого не поверил, то ли ко вселенной, которой тоже не доверял.

Семеныч оторвался от Нее и засуетился. Включил ночник, открыл окно, позволяя свежему воздуху проникнуть в комнату, повернул жалюзи, чтобы было видно ночное небо и теплый оттенок света от уличных фонарей. Окно выходило на широкий проспект.

– Окно закрыли. Ты любишь вечер, погляди, вон месяц. На спину опять тебя положили. Ты знаешь, в отеле появился проход, и я Доместика видел. Вещи твои забрал, вместе домой поедем. Вот рубашку синюю одел, твою любимую. А Доместик мне не понравился, – бормотал обезумевший Семеныч.

В углу комнаты стояла тележка с нетронутой едой. Семеныч взял снизу бутылочку воды, сделал несколько глотков, возвращаясь к постели. Поставил бутылочку рядом с ночной лампой.

Остановился.

Ногой придвинул стул к постели и обессилено опустился. Руками сжал Ее ноги и, обняв, уткнулся в одеяло лицом.

Глухо выл и мычал, как смертельно раненый зверь.

В таком положении Семеныч отключился, впал в забытье от усталости, горя и безысходности. Его ум пытался понять то, что не могло осознать его сердце, которое билось…

…Не одно. Неуверенным отголоском на два его удара отвечая тихим одним своим, еще ни для кого неслышно, прерывисто и упрямо билось второе сердце.

Эгрегоров остались считанные единицы. Самых нерешительных.

Они метались в поисках тел, а их энергетическое пространство нещадно скручивалось обезличенной пустотой, нагнетаемой их же собственными страхами о том, что конец их миру – неминуем и близок.

– Все, – Катенок осталась собой довольна. – Не дергай меня больше. Видишь, какие последствия?!

– Нет, нет. Что ты, – печально отозвался Первый. – В этот раз я не звал тебя. Не беспокоил.

– Я по делу. Тело нашла тебе.

– Да? – не обрадовался Первый. Он находился в глубочайшей депрессии ввиду безвременной кончины некогда комфортного мира эгрегоров и его самого. Чувство вины, что он мог остановить Второго и предотвратить катастрофу настоящего положения, съедало Первого.

– Да, – подтвердила Катенок. – Академик Коростылев. Стар, здоров, добр, щедр и полон энергии. Никого не боится, потому что его никто не воспринимает всерьез. Занимается практическим внедрением в науку своих теоретических разработок. У него свой научно-исследовательский институт. И некоторые физические наслаждения, которых ты так боишься, уже ему недоступны. Специально для тебя такое тело. Лучше не придумаешь.

– Стар? – упал духом Первый, полагая, что ему в скором времени предстоит новое перерождение. О том, как появляются и куда исчезают люди, то есть их нефизическая составляющая, Первому было неизвестно. С позиции эгрегора – это являлось такой же тайной, как и с позиции человека. Поэтому, все знания в этой области, Первый почерпнул из человеческих догадок: душа вечна и постоянно перерождается в разных телах.

– Э-э, – засмеялась Катенок. – Давно стар. Не бойся ты! Этот безумный идиот испробовал составленное им же лекарство от смерти.

– Удачно?! – Первый немного оживился, расплывшись от удивления.

– Да! – подтвердила Катенок. – Хватит бояться. Мы скоро с ним познакомимся на земле, так что я буду рядом.

– Ты? – обрадовался Первый. – Рядом?!

– Рядом, – благосклонно пообещала Катенок. – И я, и Семеныч.

– Ты знаешь их будущее?

– Вероятное будущее, – поправила его Катенок. – Ею я не могу управлять. Она может его изменить в худшую или лучшую сторону.

– Убей Ее? – предложил Первый. – И ты не сделаешь ошибок.

– Я не могу убить себя, – призналась Катенок и, как показалось Первому, она призналась в этом с откровенным сожалением.

– Себя? Не убивай себя, убей ее, – повторил Первый, думая, что Катенок не поняла его.

– Я не могу убить себя! Нет у меня такой возможности! Тебя могу, а себя – нет. Физически могу лишить Ее тело жизни, и только. Я не часть Ее, я не влившийся в Нее посторонний дух. Я и есть Она!

– Как? Ты – эгрегор! Ты была, в конце концов, кошкой!

– Одно другому не мешает.

– Это невозможно, – растерялся Первый.

– С твоей точки зрения. Посмотри на Мику. Думаешь, он в Доместике? Не совсем. Он давным-давно в прошлом. Доместик был временным, случайным образованием. Ошибкой. Недоразумением. А Мика уже в другом человеке. Эгрегор может стать человеком в момент его рождения или смерти.

– Как же это, я не понимаю…

– Это дух. Над ним не властны время и пространство. Если тебе будет легче, то можно сравнить эгрегора с разреженным газом, имеющим ядро. Мое ядро в Ней. Но это не препятствие иногда перемещать его и в эгрегора, и в кошку. Главный секрет – делать это мгновенно. Где-нибудь задержишься, можешь потерять пустующую физическую оболочку навсегда.

– Но как же ты оказалась в человеке?

– У меня пока нет однозначного ответа на этот вопрос, – внезапно разозлившись, отрезала Катенок. Этот вопрос ее саму давно интересовал. – А строить догадки, как ты, и выводить теории, которые могут рухнуть, я не люблю.

– Каково же это – быть человеком?

– По-разному, – кратко ответила Катенок. – И хорошо бывает, и плохо. Как и эгрегору.

– А Второй как же?

– Что, как же?

– Он вошел в Ребенка не так давно.

– Ты от страха поглупел! – позабавилась Катенок. – Второй в Ребенка вошел, когда тому около года было. Тот от пневмонии умирал в младенчестве. Второй прожил с Ребенком всю его жизнь. Это вам не домики, хочу там поживу, хочу – здесь. Хочу – войду, захочу – выйду.

– Второй утверждал иначе!

– Если Второй думал определенным образом, то это не значит, что так было на самом деле. А, потом, ты сам знаешь, как думал Второй. Никак. Тяп-ляп.

– И я буду с этим академиком с рождения?

– Не с этим, а этим. Да. Это быстро произойдет, как одно мгновение, ты почти ничего не почувствуешь, кроме того, что ты – обыкновенный человек. И то самое лекарство изобретешь ты. Уж очень смерти будешь бояться с самого рождения. Твой вечный страх останется с тобой. Но на этом страхе и получится гениальный ученый. Идешь?

– Да, да, мне выбирать не приходится, – приготовился Первый. – Где он?

– Город Таркабулак на берегу Аральского моря. Вот его институт.

– Как же ты выходишь? Как выходил Второй?

– А тебе зачем это знать? – Катенок не считала нужным рассказывать о том, что не у всех эгрегоров имеются одинаковые возможности. А некоторым, считала Катенок, о своих возможностях и вовсе знать опасно. – Ты путешествовать собрался?

– Нет, нет! И не собирался. Я не выйду из академика, я выяснял только, – заверил Ее Первый. – Я буду вас ждать.

– Ты нас не вспомнишь и не узнаешь, впрочем, как и я тебя, – усмехнулась она и сжала существо Первого до мельчайшей единицы. Разъединила линию времени, выбрала подходящий момент в долгой жизни академика, и, минуя, пространство, опустила Первого, не забыв при этом частично лишить его памяти. Последнее она сделала затем, чтобы Первый не сильно горевал о своей прошлой жизни и о навсегда потерянном Втором. – И помни, если близкое тебе по духу существо, ты умножишь в нем возможности человека, в противном случае неминуема гибель или сумасшестие. Не покидай тело полностью, потому что ты можешь лишить его духа, и тогда человек умрет. А возвращаться будет некуда. Или нечему.

Катенок вернулась обратно, мгновенно позабыв все и почувствовав неимоверную слабость, нестерпимую жажду и чудовищно затекшие ноги.

Вторник

…Она с трудом разлепила веки, точно они от долгого сна потеряли мышечную активность. Ее ноги, придавленные тяжестью, онемели до бесчувствия. Семеныч сдавил их с силой, и спал, положив голову на них. Она хотела немного приподняться, но не смогла. Зажимая в кулаке простынь, Она подтянулась так, чтобы одной рукой можно было коснуться Семеныча…