Беглец (СИ)

Медсестра жестом показала на перевернутую вверх тормашками полную бутыль с прозрачной жидкостью и кнопку вызова на стене. Семеныч кивнул, и медсестра плотно заклеив пластырем иглу, вышла.

Ее голова была повернута к стенке, и Семенычу приходилось, периодически приподниматься и смотреть на Ее лицо, потому что, видя Ее, пусть и закрытые глаза, ему становилось спокойнее. Она была переодета в широкую рубашку голубого цвета, но, несмотря на больничное одеяние, обездвиженное тело и умиротворенное выражение лица, совершенно Ей несвойственное – сейчас Она казалась Семенычу, наоборот, ближе и роднее.

Он придвинул стул к Ее постели, и, то сидел, обнимая Ее ноги, то, привставая, заглядывал в лицо, которое по-прежнему оставалось отстраненным, то, вдруг, вскакивал и нарезал круги по свободным шести метрам в палате, то поправлял одеяло, то поворачивал вплотную жалюзи, то приоткрывал окно, то закрывал окно, то включал ночной светильник, то выключал его…

…И вновь нетерпеливо заглядывал в Ее лицо, ища успокоения или тень движения под Ее веками.

Доктор зашел в палату к вечеру.

– Вы можете вернуться в отель, – мягко напомнил он Семенычу, глядя в его усталые и красные глаза. – Вам надо отдохнуть.

– Нет, нет, – занервничал Семеныч. – Мне тут обязательно нужно находиться. Она чувствует, когда я рядом. Ей это нужнее. Понимаете? Она почувствует, что я ушел. Мне нельзя уходить. Что с ней? Вы сделали анализы?

Доктор присел на второй стул. Так же, как и Семеныч, привстав, заглянул Ей в лицо.

– Что у Нее? – нетерпеливо повторил Семеныч.

– Я опасаюсь нагружать вас медицинской терминологией, в которой вы вряд ли что-либо поймете. Тяжелая чепно-мозговая травма без переломов основания костей свода черепа, тупая травма живота, внутрибрюшное кровотечение. И у Нее проблемы с внутренними органами: смещения, ушибы, гематомы…

– С какими органами? – уточнил Семеныч, услышав пару понятных ему слов.

– Со всеми, – кратко сказал доктор.

– А вирус?

– Результаты еще не пришли.

– Понятно, – растерялся Семеныч. – Но… Это как-то лечится? То, что у нее?

– Я не делаю прогнозов. Слишком неблагодарное дело, – по его тону Семенычу стало ясно, что ничего хорошего доктор сказать не может, а плохого – не хочет. – Вы можете спуститься в столовую или прогуляться. Сходить за сменной одеждой.

– Нет, – отказался Семеныч.

– Я лично побуду с ней, – произнес доктор, отметив про себя беспокойное поведение Семеныча.

– Тогда я покурить бы спустился.

– Идите. Я дождусь вас…

Ночью Семеныч сидел рядом и прислушивался к Ее дыханию, которое было почти неслышным. В памяти всплыл тот долгий и мучительный сон Катенка, когда она пропала в первый раз на несколько дней, а потом вот также долго спала.

Только на этот раз дела обстояли гораздо ужаснее…

Мягкий свет уличных фонарей освещал комнату, фары проезжающих машин проползали по стене, в приоткрытое окно тянуло ночной прохладой, за дверью изредка возникали и стихали звуки шагов, гудели колесики каталок и капельниц. Семеныч щелкнул кнопкой выключателя ночной лампы.

– Хочешь, на бок положу? – предложил он.

Он повернул Ее голову, а затем и тело, подоткнув одеяло.

– Так удобнее? – опять спросил он у безмолвия.

– Удобнее, – решил Семеныч и опустил свою голову на подушку рядом с Ее лицом. Теперь не нужно было заглядывать – оно было обращено в его сторону. Семеныч забывался сном на короткие мгновения. Очнувшись, с беспокойством озирался по сторонам и снова клал голову рядом с Ней: так Семеныч ощущал Ее слабое дыхание. Иногда его становилось не слышно, у Семеныча все обрывалось внутри, он обхватывал Ее руками, прижимая свою голову к Ее лицу. Секунда, две, полминуты – и вновь слабый вдох и выдох. Семеныч вставал, умывался холодной водой и опять присаживался у постели.

Понедельник

К обеду понедельника Семеныча угнетало необъяснимое чувство тревоги. Утром забегал доктор, бегло осмотрел Ее и, ничего не сказав, ушел. Медсестры не приходили ни ставить капельницы, ни делать уколы.

После полудня в дверь почти сама вкатилась тележка. На ней стояли бутылочки с питьевой водой и накрытые тарелки с едой. Семеныч даже не успел увидеть, кто втолкнул тележку в палату. Дверь, как быстро открылась, так же моментально и захлопнулась. Завесу на двери Семеныч давно опустил, ему не нравились ходячие тени за матовым стеклом в коридоре: будто они намекали, что там есть движение, а здесь – нет.

Семеныч даже не приоткрыл сферические блестящие крышки с тарелок, которые назывались смешным словом: «баранчик». Отодвинул тележку в противоположный угол. Выпил воды.

«Почему ничего не делают?» – Семеныч несколько раз нажимал кнопку вызова, но никто не пришел. Он выходил в коридор, но медсестры что-то бормотали на незнакомом языке, разводили руками и, как показалось Семенычу, сторонились его, не желая понять, чего он хочет. Семеныч не замечал, что глаза его от бессонных ночей горят лихорадочным блеском, подбородок и щеки покрылись щетиной, мятая рубашка в пятнах и разводах от воды, а в его отрывистой и незнакомой медсестрам речи чувствуется отчаяние и агрессия.

Айпад, который мог бы помочь с переводом, разрядился еще на рассвете, когда Семеныч очнулся от очередного забытья. Ему послышалось, что Она опять сказала: «Я не хочу расставаться с тобой».

– Тихо. Соглашение о слиянии в единую сущность составлю, а то я обещал, – улыбнулся Ей Семеныч. – Это все исправит.

Доктор зашел вечером. Притворил за собой дверь.

– Родным позвонили? – спросил он.

– Зачем?! – удивился Семеныч.

Доктор осторожно произнес:

– На всякий случай. Состояние тяжелое.

– Она просто спит!!! – раздраженно крикнул Семеныч. – Спит!

– Да, – мгновенно согласился доктор. – Пусть будет так.

– Можно, – Семеныч запнулся. – Я на час отойду. Посидите с Ней? Если Она проснется – испугается. Скажите, что я сейчас подойду.

– Идите, – негромко сказал доктор. – Я побуду.

– А вирус? – Семеныч с трудом вымолвил, ожидая как удара по голове положительного ответа.

– Не подтвердилось. Я его и не опасался. Где Она могла его здесь подхватить?

– Нигде, – обрадовался Семеныч. – Конечно, очень глупо было с моей стороны думать, что это вирус марбург. Значит, все в полном порядке.

– Угу, – пробормотал доктор, с сочувствием глядя на Семеныча. Но Семеныч отогнал неприятные мысли.

– Почему Ее не лечат? Сегодня никто не подошел. Может, какие-то нужны лекарства? Я понесу все расходы! У меня есть деньги!

– Деньги? – растерянно протянул доктор. – Предложите их богу. Может, он окажет вам платную услугу. Все необходимое для Нее сделано.

– А… – пытался сообразить Семеныч. – То есть, больше пока ничего не нужно? Возможно ли Ее перевезти в Москву?

– Вы как себе представляете такое путешествие? Не трогайте Ее. Недолго уже осталось.

– Да. Точно, – Семеныч не слышал доктора. – Вот встанет и поедем. Конечно, Ей трудно будет перенести полет.

Семеныч поднялся на второй этаж отеля к Ее номеру.

– Где вы пропали? Нам завтра утром обратно улетать нужно. Телефон у нее отключен. В твоем номере тоже никто дверь не открывал. Где вы были?!

– Нигде мы были, – рассеянно ответил Семеныч. – Собери мне вещи. Мы. Назад. Обратно мы полетим вместе.

– А где она сама?

– Спит, – ответил Семеныч. – Очень устала. Спит.

– Передай ей, что она изгадила мне весь отпуск. Вы мне его испортили оба, – Лена открыла шкаф и сдирала с вешалок Ее одежду. – Спасибо вам огромное. Я понимаю, что у вас тут романтические встречи на берегу моря, катания на яхте и прочее. Но так не делается!

– Хорошо. Передам, – Семеныч стоял около стены, пока разъяренная Лена металась по комнате и бросала вещи в чемодан.

– Почему у нее телефон недоступен?!

– Потерялся, – Семеныч сделал паузу. – Ты не могла бы позвонить ее семье, а лучше написать, что у нас все в порядке.