Привычка выживать (СИ)

- Чтобы я задушила ее, как внучку своего врага? – уточняет Энорабия.

Но, конечно, она знает, что имеет он в виду.

Сноу был замечательным манипулятором. Он позволял ей чувствовать внутри себя зарождение новой жизни, пусть даже от людей, которым она не позволила бы прикоснуться к себе, будь ее воля. Он наслаждался ее мучениями. Он каждым своим словом, каждым своим взглядом давал ей категорический ответ на вопрос, который она не задавала.

Ты никогда не получишь то, чего так жаждешь.

Ты никогда не станешь матерью.

- Я стала ментором на следующий год после своей победы. Я знала тех, кто стал моими первыми трибутами. Тех, кто был после них, я же и готовила к Играм задолго до Жатвы. Но чему я еще могла научить маленьких убийц? Я могла помочь им, заключая договоры со спонсорами. С самой Жатвы я помогала только одному из трибутов. К счастью, вначале они всегда сражались на одной стороне, и не знали, кого из них я выбрала.

Энорабия всегда работала в паре с другим ментором. Чаще всего, с Бутом, но тот никогда не оспаривал ее право выбора. Она выбирала не сердцем, а головой. В трибутах она не видела детей – только уменьшенные копии самой себя. Так не было проще, она просто не могла иначе.

Рассказ о Квартальной Бойне и последующем заключении в Капитолии она кромсает отрывистыми фразами, делая его как можно короче, но рассказ все равно затягивается. Конечно, Сноу не поверил в то, что Энорабия участвовала в заговоре. Ее не посадили в тюрьму, как Пита или Джоанну. Более того, президент одарил ее своим доверием, впервые забыв о том, что у нее миллион и одна причина желать ему страшнейшей из смертей. Энорабия была в курсе того, что сделали с Питом перед тем, как отправить его назад, к Китнисс Эвердин. Энорабия получала информацию о том, что задание Мелларк не выполнил, более того, он остался жив. Она многое подозревала, и о многом могла узнать наверняка, но она продолжала играть роль кровожадной второй, которая была счастлива участвовать в Играх дважды.

Ее роли врастали ей в кровь. Свои тексты она выучивала так, будто переписывала их ножом на собственной коже. Неудивительно, что Президент верил ей до самого конца, уже готовясь записать сообщение о собственной капитуляции. Сноу собирался улучшить момент и сбежать, когда его сочтут неопасным. В крайнем случае, у него всегда оставалась возможность покончить жизнь самоубийством.

- Койн плевать хотела на договор с Эвердин. Я осталась в живых только потому, что разоружила всю охрану Сноу, оборвала его шансы на побег и забрала последнее, что у него оставалось – попытку уйти из жизни самостоятельно. О, - Энорабия замирает и закрывает на мгновение глаза, - я никогда не забуду выражение его лица в тот момент.

Одно из бесценных воспоминаний, которое греет ей душу.

Вдвоем они докуривают пачку сигарет. Курит Энорабия, Пит только достает сигареты и потрошит их с интересом маньяка. Пит не спрашивает, зачем она рассказа ему все это. А если бы и спросил, то не получил бы ответа. Энорабии самой интересно, что в нем есть такого необычного, что ты начинаешь ему сразу доверять? Она не из тех, кто вообще способен доверять. Может, она просто устала быть сильной.

- Теперь ты скажешь, что должна меня убить, потому что я слишком много знаю? – спрашивает Пит с явной издевкой.

- Не сегодня, - уточняет Энорабия спокойно.

- И что вы только здесь забыли? – интересуется хмурая Каролина, появляясь на балконе. Она морщится от сигаретного дыма и закатывает глаза, когда Джоанна бросается к пустой пачке сигарет.

- Купишь мне новую, - говорит седьмая, и смотрит больше на Пита с каким-то подозрением.

- Не дождешься, - парирует Энорабия.

- Я сидела с ней целый день! – восклицает обиженная Мейсон. – Я обедала и ужинала с ней, я смотрела с ней мультики, я читала ей вслух книжку, а ты забрала мою пачку сигарет в благодарность?!

- За честь заботиться о внучке президента Сноу нужно платить, - выдает Энорабия расслабленно. – А тебе пора спать, - обращается уже к Каролине, пока Мейсон за ее спиной корчит страшные рожи и беззвучно ругает последними словами.

Но Каролина тоже весьма и весьма упряма. Ей очень хочется узнать, как прошло интервью Энорабии, какие вопросы ей задавали и о чем именно она рассказывала. А еще больше ее интересует то, о чем говорила она наедине с Питом Мелларком.

- О непослушных маленьких девочках, которых нужно скармливать капитолийским переродкам, - фыркает Энорабия и насильно накрывает Каролину одеялом. Та фыркает и раскрывается, и смотрит на свою няньку с серьезным выражением лица, слишком взрослым. Энорабия должна была уже привыкнуть к тому, что жизнь у этой девочки была не самой легкой, и взрослое мышление к ней пришло не просто так. – Спи, - говорит она как можно более мягко, и голос ее кажется слишком хриплым. – Я все расскажу завтра. Сегодня я слишком устала.

Обычно Каролину невозможно успокоить таким образом, но сегодня девчонка недовольно зыкает, ловя на слове, и переворачивается на живот, обнимая руками подушку. Наверное, Энорабия действительно выглядит уставшей. Или прекрасно вжилась в эту роль.

Убедившись, что Каролина спит, а не притворяется спящей, Энорабия спускается вниз, в тишину и темноту общего холла. Кажется, жилые комнаты здесь занимает только Эффи, но она в последнее время отлынивает от выполнения своих прямых обязанностей, и в Центре появляется нечасто. Интересно, какие у нее дела находятся за пределами этого здания? Впрочем, у нее должна уходить целая вечность на нахождение безвкусных тряпок и париков для волос всех цветов радуги.

На кухне, как-то негласно ставшей центром всех встреч, никого не оказывается. Энорабия открывает холодильник, достает холодное мясо и сок. Она не чувствует голода, но точно знает, что сегодня может позволить себе излишества хотя бы в еде. Слова, которыми она разбрасывалась направо и налево, забрали у нее почти всю энергию, оставив ее опустошенной. Пустоту нужно чем-то заполнять – и что, если это всего лишь еда?

Энорабия хорошо ориентируется в темноте, ставит на стол тарелку с мясом, сок, думает какое-то время, нужно ли мясо разогреть, потом тянется к ножу с вилкой, но берет в руки лишь нож, который со снайперской легкостью запускает прямо в голову неподвижной фигуры в проеме двери.

- Эй! – громко восклицает Гейл. – Ты могла убить меня! Здесь же темно…

- Поэтому я и не попала, - резонно замечает Энорабия, и включает маленькую лампочку, которая дает больше теней, чем света. – Что ты здесь делаешь? – интересуется хмуро. Гейл, с которым она знакома лишь заочно, неопределенно разводит руками в сторону и чуть покачивается. – Ты пьян.

- Нет, - заявляет тот. – Не совсем, - исправляется неловко, а затем, забыв про нож и вражду между ними двумя, садится за стол и ловко пододвигает чужую тарелку с чужой едой ближе к себе.

Обычно второй раз Энорабия не промахивается, но пьяным красавчикам иногда везет дважды. Конечно, то, что он уклоняется, не является обычным везением, но Энорабии плевать на детали.

- Что ты тут делаешь? – спрашивает она невежливо, доставая вторую тарелку и второй комплект приборов.

- Пью, - ухмыляется Гейл. – Теперь еще и закусываю.

От его паршивого чувства юмора клонит в сон. Но Гейл не пытается сделать из себя хорошего шута, он медлит, и развернуто отвечает, что после многочисленных споров, доходящих почти что до драки, сумел договориться и выбить для себя один из этажей. В конце концов, он – родственник победительницы Голодных Игр, которая стала символом революции, покончила жизнь самоубийством, а затем умудрилась воскреснуть.

- Она все еще винит меня в том, что я помог в создании тех бомб. Она называет меня предателем и швыряет в меня тяжелые вазы, - делится наболевшим новый символ революции, пока Энорабия флегматично пережевывает мясо.

- Ты еще поплачь, - предлагает с издевкой. – От меня можно дождаться сочувствия только так.

- Они ведь не вместе? – внезапно спрашивает Гейл, игнорируя собеседницу. – Пит и Китнисс?