Беглец (СИ)

– Стой!

– Что? – обернулся к нему офицер.

– Остановись. Сейчас же.

– Что случилось?

– Быстро! – взревел Семеныч. – Или моя, возможно, заразная слюна на тебе окажется. Я тебе ее в рот натолкаю.

Офицер мгновенно сглотнул и круто остановился у обочины.

– А теперь слушай. Ни меня, ни Ее на яхте не было. Мы не знаем ни о каком вирусе. Ко врачу обратимся с симптомами обычной простуды на территории своего государства. Вы сами обнаружили тело. Вам позвонило неизвестное лицо. А на яхте никого не было. Никого, кроме трупа! Наследство, если это не розыгрыш, делите сами как хотите. И с кем хотите. Как ты своим объяснишь, куда я делся – не мое дело. Вот здесь! – Семеныч вытащил из кармана телефон и для пущей убедительности показал мужчине скриншот одного из треков гитарного сопровождения своей песни. – Здесь вся запись нашего разговора. Или один щелчок, и я отправляю ее в Россию нескольким лицам, или я ее удаляю, а мы навсегда забываем о том, что когда-либо виделись. А теперь ты уезжаешь, а я ухожу. Обещаю ни в кого не плеваться. И даже надену перчатки в общественных местах, чтобы ни одна частица вируса не вышла с потом, как через жидкую среду.

– Вы хорошо все обдумали?

– Да, – ответил Семеныч.

– Какие мне гарантии, что все будет именно так?

– Такие же, как и мне. Слово.

Офицер уставился на лобовое стекло. Его побелевшие пальцы вцепились в руль. Семеныч не отрывал от него взгляда, и был готов в секунду накинуться на мужчину, чтобы иметь возможность покинуть автомобиль любым способом.

Спустя минуту тишины щелкнули задвижки заблокированных дверей.

– Всего хорошего.

Семеныч, несмотря на то, что был в ярости, все равно ощущал некоторое напряжение. Ему показалось, что стоит ожидать выстрела в спину.

Семеныч двигался медленно и скованно. Он уже придерживал рукой дверь, готовясь ее захлопнуть.

– Постой, – негромко произнес мужчина, и Семеныч внутренне вздрогнул. – Если ты или Она попытаетесь что-либо где-либо рассказать после, вам не поверят.

– Мы этого не сделаем. Нам это не нужно.

– Прощайте, – офицер кивнул.

Набирая скорость, он уже мысленно примерял погоны. Его план сработал великолепно.

«С отделом разберусь. А все наследство передам в распоряжение города, тем самым буду представлен к награде и обеспечу себе отличное местечко до конца жизни. Все сработало, как нельзя лучше. Ее подпоили и запугали болезнью. Оказавшись в России, Она, как мышка, почувствовав себя лучше, убежит домой. Этот сам ретировался, побоявшись огласки. Все вышло просто отлично! Бывают же удачные…»

Звонок телефона.

– Неприятности. Труп Меркури пропал.

– Что?! – закричал офицер.

– Обыскали весь морг.

– Кому мог понадобиться труп?!

– Не могу знать.

– Все проверили?

– Да, к сожалению.

– Видеонаблюдение?!

– Электричества не было два часа.

Офицер секунду помолчал.

– Результаты вскрытия?

– Не успели…

– Не успели?! За целый день?

– Труп исчез утром.

– И вы сейчас мне об этом сообщаете?!

– Мы искали труп. Не нашли.

Вторая линия.

– Упавший служебный вертолет обнаружен в двадцати километрах от города. Он горит. Сгорел, то есть.

– На борту кто был? – офицер вспомнил гигантское пламя около леса.

– Она и пилот.

– Почему не сообщили сразу?

– Ждали, когда пилот выйдет на связь. Предполагали поломку рации.

– Путь отслеживали?

– Нет, обновляли программы.

– О вертолете доложить по всей форме. Пассажира скрыть. К утру, чтобы все было сделано чисто.

Семеныч быстро шел назад.

«Ее в Россию переправляли на служебном транспорте, как же. Что за глупость? Вирус какой-то выдумали, – осенило Семеныча. Он тут же обрадовался. – Она ничем не больна! Все дело в этом завещании, в деньгах. Им надо было убрать нас. В клинику он меня вез. Там и вкололи бы что-нибудь смертельное. И закопали бы. Чтобы наследство на себя оформить. Да нет никакого вируса! Она жива и здорова!»

Семеныч торопливо сбежал с обочины по склону на заросшее поле. Высокая колкая трава доставала до пояса и мешала идти. Но по дороге Семеныч идти не собирался, не зная, насколько опасными последствиями могут обрасти события сегодняшнего дня. Он почти убедил себя в придуманном вирусе, и завещание тоже казалось ему непохожим на что-то реально существующее.

С каждым шагом бушевавший огонь становился ближе и больше.

Семеныч по диагонали направился к нему.

– Это не тот вертолет! – говорил он сам себе, задыхаясь от скорого шага, переходящего на бег, когда это позволяла цепляющаяся за ноги трава и мягкая, хлюпающая под ней, земля. – Это не вертолет горит! Ее никуда не вывозили. Ее не было на борту! Она уже в отеле. Я приду, мы соберем вещи и первым же рейсом улетим отсюда.

Семеныч не понимал, насколько нелогичны и сумбурны его мысли. Он шел к полыхающему пламени и бормотал:

– Нет никакого вируса, а это горит не вертолет. Дерево горит. Два дерева. Три! Опушка горит. Обычный лесной пожар…

По мере того, как он приближался, он не чувствовал жар, который исходил от огромного огня, потому что Семеныч чувствовал не менее огромное пламя внутри.

Он дошел до места…

Горел действительно тот самый черный вертолет без опознавательных знаков.

– Ее там не было. Не было, – пожал Семеныч плечами.

Смертельный озноб прошелся по всему существу Первого.

– Даже не думай! – возникла Катенок. – Ты и близко не подступишься к Семенычу. Это – мое. Никто и ничто не тронет его.

Такого поворота Первый совсем не ожидал. Любые тела могли заниматься эгрегорами без сильного сопротивления. Если, конечно, не были уже заняты другими эгрегорами. По сути, Катенок, не могла ничего сделать, если Первый решил войти в Семеныча. Дух Семеныча был пока свободен.

– Я… Я буду хорошим, – запнулся Первый. – Она и Семеныч больше никогда не поссорятся, и их чувство будет самым большим на земле. Я полюблю Ее.

– А мне это не надо! – рассердилась Катенок. – Не касайся чужого.

– Катенок. Катеночек, – бормотал Первый несчастным тоном. – Семеныч только лучше станет. Он перестанет злиться и раздражаться. Он любить тебя будет. Он успокоится. Ему самому хорошо станет, когда я проникну в него. Я буду верен тебе и его душой, и его телом.

– Нет!!! – взревела Катенок. – Мне не важно, какой Семеныч, плохой или хороший, любящий или ненавидящий. Он мой! Понятно тебе? И никакая дрянь к Семенычу не приблизится!!!

– Нет, не понятно, – сознался Первый. – Так же будет всем лучше. И Семенычу, и Ей, а значит и тебе. И Мике.

– Мне не нужны искусственные добавки! – в бешенстве кричала Катенок. – У нас все прекрасно с Семенычем! И без эгрегоров, без людей, без богов, без условий. Вам не понять этого, рабы иллюзий, чувств и мышления!

– Ой, – Первый смущенно показал на землю. – Там, кажется, что-то случилось.

– Черт, – выругнулась Катенок. – Из-за тебя все. Нельзя надолго выходить из тела! Это смертельно опасно для человека. Больше я видеть тебя не желаю. Иди в какого-нибудь монаха и философствуй в свое удовольствие. Чуть беды не случилось!

– Там занято все! – воскликнул Первый.

– Сам прошляпил, – пробормотала Катенок.

– Я к Мике пойду!

– Куда хочешь, туда и иди! А к Семенычу не приближайся, иначе я засуну твою сущность в маньяка. Исстрадаешься.

Первого свело судорогой. Телесные наслаждения ему были чужды. И, если он хотя бы принимал то, что происходит между мужчиной и женщиной по их согласию, то на все остальные извращенные формы физической страсти смотрел с неимоверной брезгливостью. С его точки зрения, это было мерзко. Попадать в такое тело – равносильно мучительной смерти с презрением себя.

Огонь освещал несколько метров от края себя. Все остальное, удаленное от пламени, пространство являлось кромешной тьмой. Семеныч обходил горящую неровную окружность, не обращая внимания на то, что кроме огня ничего не видит. Внутри обугленного вертолета все пылало, и жадные яркие языки вырывались из двери и зияющих окон вверх, сливаясь воедино. То, что было в вертолете, давно стало частью огня.