Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка

- Где документы?

- Так вот... Всё до пунктика обсосали. Даже юридические заключения получили.

- Мне на стол!

Мантуров заколебался. Он уже проклинал себя, что, желая сберечь время, сунулся именно к дотошному первому вице.

- Может, на словах, а? Чего Вам грузиться? Да и пачка больно объемная. А мне еще билеты заказывать, - протянул он.

- Вот когда через час зайдешь, какие вопросы у меня возникнут, на словах дополнишь, - оборвал Антон.

Неодобрительно вздыхая, Мантуров положил на край журнального стола пухлую папку бумаг.

- Не жалеете Вы себя, - укорил он, выходя. Антон подтянул к себе нежданную, добровольно взваленную работу.

Через десять минут мобильник заиграл гимн России, - на связь вышел президент компании.

- Здорово, старый. С приветом из Лондона, - пробасил Вайнштейн. - Как ты там на хозяйстве?

И в своей манере, не дав ответить, перешел к сути:

- У тебя сейчас инвестиционный материал по Новороссийску.

- Как раз изучаю, - подтвердил Антон, подивившись оперативности бойкого Андрюши.

- Срочное это дело. Проект очень заманчивый. И не только сам по себе. Важно ногою твёрдой встать на море. В Новороссийске закрепиться. Мне тут во время поездки шепнули: в правительстве всерьез обсуждаются перспективы строительства на побережье жилья для Черноморского флота. Представляешь, если такой заказ отхватим да отоварим? После этого первыми людьми не только на Черном море станем. Но и в Москве. Так что ты уж Мантурова не мурыжь. Антон слегка поморщился. В девяностых Вайнштейн был одним из тех олигархов, что запросто "рулили" правительством. Но после выборов двухтысячного года из коридоров власти он оказался вытеснен. Смириться с потерей прежнего влияния не мог и готов был на всё, чтоб вернуть себе благоволение Кремля.

Упорное молчание Антона шефа, похоже, слегка смутило.

- Кстати, американцы тоже очень серьезные. Одни из первых мировых девелоперов. Прямой смысл забрататься. - Забрататься или кинуть? - Н-не понял.

- Вот и я пока тоже. Как раз начал вникать. И появляются вопросы. Но если даешь команду подписать доверенность не глядя, само собой, подпишу. На том конце послышались хрипы, - бронхит, подхваченный на горнолыжном курорте в Давосе, похоже, становился хроническим.

- Нет уж, твой орлиный взгляд лишним не бывает, - Вайнштейн принял решение. - Раз сам готов впрячься, так Бог навстречу, - мне только спокойней знать, что ты на стреме. Как говорится, взвалил и - неси с честью. Тем более, раз есть вопросы. И опять же в своей манере, не прощаясь, отключился.

Еще через полчаса мобильник заиграл мелодию "Нежности". "Снова мы оторваны от дома", - грустно подпел Антон, понимая, что за этим последует, - накануне пообещал прийти пораньше.

- Друг мой! Мы тебя сподобимся когда-нибудь увидеть? - послышался ехидный голос жены. - Ребенок играет в папу и маму. Так вот за папу у него твоё фото в рамке. Наверное, чтоб не забыть.

- Буду. Еще пол...часик и - выезжаю.

- Угу. Зарекалась ворона, - засмеялась жена. - У тебя, милый, между "выезжаю" и "выехал" иной раз сутки проходят. Хотя звоню не с этим. С этим чего от тебя ждать? Таечка только что позвонила. Хочет, чтоб мы с ней в Киев поехали. Ты хоть помнишь, что послезавтра юбилей Листопаду?

Антон скосился на календарь, - послезавтрашнее число было обрисовано фломастером, словно мотком из колючей проволоки обмотано.

- Я ей, правда, сказала, что не получится. Сослалась на твою занятость. Но она, по-моему, собралась напрямую позвонить. Так что, юный пионер, будь готов отказать лично. Антон замялся.

- Или ты забыл, что на субботу мы приглашены на презентацию в гольф-клуб?! - голос жены стремительно добрал жесткости. - Все наши будут. Так что постарайся без своих детских неожиданностей. Жена отключилась, не попрощавшись. Выразив тем свое высочайшее неудовольствие.

"Наши". Антон скривился. На днях появится интервью. И вряд ли хоть кто-то из этих наших останется рядом.

Вновь зазвонил мобильник. Антон поднес его к уху, и саркастическая усмешка сползла с лица, - Таечка все-таки решила дозвониться напрямую. - Антон, как же так?! Ведь десять лет! Десять, понимаешь!?

- Таюшка, милая, не сердись на подлеца. Я в самом деле просто под завязку... - неловко вклинился Антон. Лучше б отмолчался, - на Таечку невинная фраза подействовала, будто добрый стакан бензина на затухающий костер.Её мягкий южный говорок разом наполнился бурлящим негодованием.

- Конечно, теперь все вдруг оказались под завязку. А когда от него что-то требовалось, время находили? Куда ж оно теперь разом подевалось?! И разве часто прошу?

- Солнышко. Ты пойми, я за президента компании остался. У меня через три дня правление. Физически никак!

- То-то что физически, - с подтекстом протянула Таечка. В голосе ее сквозила обида. - Ладно - другие. Но ты-то! Другом же себя выпячивал. Ведь сколько для тебя сделал. А теперь дела у него. Как же, - биг-босс! Да если б не он, может, до сих пор в тверской дыре сидел. Да что там? Просто бы сидел.

Она уловила недоумение в установившемся молчании.

- А ты что, будто не знал, благодаря кому на свободе оказался? ...Ну, ты даешь. Правда Ванькина. "Никто добра не попомнит".

- Таюш, не закипай, - Антон попытался перевести разговор в прежнее, установившееся меж ними шутливое русло. - Обещаю постараться. Завтра разгребусь, окончательно определюсь, на кого что удастся перевалить, и перезвоню. Хоп?

- Да ну вас всех. Живите без памяти! - Таечка отключилась, оставив Антона озадаченным. В восемьдесят восьмом году по настоянию председателя Калининского горисполкома Непомнящего областная прокуратура возбудила уголовное дело против бригады модельщиков, по которому арестовали и незадачливого фермера Антона Негрустуева. Но истинной мишенью для прокуратуры и самого Непомнящего был ректор сельскохозяйственного института Листопад. Впрочем до самого Листопада следствию добраться не удалось. Пока шел процесс, он отсиживался в Москве у дядьки академика.

Помнится, это тогда здорово покоробило Антона.По его убеждению, Листопад обязан был явиться на суд и сесть на скамью подсудимых рядом с теми, кого втянул в свое коммерческое начинание.

Вообще процесс получился странным. На дворе истекали восемьдесятые, повсеместно вошли в обиход договорные цены меж госпредприятиями и кооперативами. А пятеро мастеров сидели в тюрьме по обвинению в частнопредпринимательской деятельности. По сути - за несоблюдение тех самых строжайших СНИПов и нормативов, что давно полетели в тартарары.

Скорее всего, сидеть бы им - не пересидеть, - обвинительный напор прокуратуры оказался силен.

Но дело неожиданно получило широкую огласку. Защищать подсудимых вызвались знаменитые столичные адвокаты, на освещение процесса налетели именитые репортеры. Популярнейший "Огонек" вышел с передовицей своего главного редактора Коротича "Перестройка против оголтелости. Кто кого?". Наконец, после того как в зале суда появился представитель Би-Би-Си, раздраженно отреагировал Кремль, - дело грозило приобрести неприятный международный резонанс.

Процесс был поспешно свернут. Модельщиков, отсидевших по полгода под следствием, быстренько осудили к условному наказанию и выставили за стены СИЗО.

Сразу после освобождения из следственного изолятора Антона неожиданно пригласил к себе по телефону бывший заведущий кафедрой земельного права профессор Суханов, ставший к тому времени проректором университета.

- Слышал, батенька, Вас все-таки на землю потянуло, - бесстрастно, в своей манере съязвил он, пристально вглядываясь в посеревшего, словно обугленного ученика.