Стадия серых карликов

— Он уже тронулся, порядок всех ваших вещей, — зловеще произнес Главлукавый. — Неинтересный вы нынче собеседник. Я вам о планете, а вы мне — о червяке. Рано Степана Лапшина закапывать. Пусть побегает в качестве идеала. А свежая яма на Хохряковском, кто знает, еще пригодится…

Великий Дедка прошелся размеренно по крыше «Седьмого неба». Новое искушение, увы, не придумано врагом рода человеческого. Искуситель заимствует козни у людей и им же их возвращает. В истинном виде возвращает, надо заметить. Но порядок в мире еще не нарушен — преувеличивает высокосатанинство, приписками занимается. Хотя все на грани, человек сам себя подтащил к краю пропасти: если не ядерная война, то экологическое самоубийство, если не СПИД, то межнациональные войны, если не моральный коллапс, то межрелигиозные потрясения… Степка — никто, хамо запиенс, и Лукавый вздумал вдоволь натешиться на низких человеческих инстинктах? Вот, мол, Бог, каково твое подобие, таков и Ты?

Воскрешение Степки Лапшина понадобилось Лукавому для нарушения порядка всех вещей? Одно дело — его слова, а совсем иное — его дела. Как будет использован несчастный этот гегемон поневоле, гегемон по навету философствующих умников, перед тем, как уйти в геологические пласты, что до него проделали и синантропы, и кроманьонцы, и неандертальцы? Лукавый вознамерился с помощью Степки Лапшина начать новую историю, новое человечество? Не в этом ли тайный замысел? Но во имя чего? Да во имя извечной сатанинской цели — увести людей от Бога, от их Создателя, от родной Природы. Они же будут клонировать Степку, как крыжовник, ему ведь душа не нужна. Он давно уже зомби, без намека на обладание душой. А Бог властен только над душой. Не над человеком, а над его душой, в которой немало темных углов. То есть, это новая модель нового человека, идущая на смену Аэроплану Леонидовичу Около-Бричко — материальному воплощению всех целей и задач большевистской идеологии? А новые русские? У них потребности существуют во имя самих потребностей, для них есть смысл иметь тысячу костюмов, хотя на теле может находиться только один. О, эти господа действуют по Татищеву — «брат на брата, сынове против отцев, рабы на господ, друг другу ищут умертвить единого ради корыстолюбия, похоти и власти, ища брат брата достояния лишить, не ведуще, яко премудрый глаголет: ища чужого о своем в оный день возрыдает…» И Степка Лапшин будет для них недосягаемым идеалом?

— Если вы нарушите порядок всех вещей, то я обращусь за помощью к Создателю.

Эти слова поразили Лукавого.

— Как?! Вы — воплощение суеверия, сами по себе предрассудок, наша родня, пусть очень дальняя, но все же родня — сможете обратиться к Богу? Возможно ли обращение Тьмы за помощью к Свету?

— Мы, доброжилы, не из Тьмы родом, а из Поэзии. Вы, лукавые, — технология, физика Зла, а мы — метафизика Добра. Да, мы — пред-Рассудок. А Степка из Земли вышел, в Землю и должен уйти. Мы — из Поэзии, в Поэзию и уйдем.

— Допустим, что это так. Но Бог может покарать за грехи, ну а Степка Лапшин — не крещен, обета никакого не принимал, разве что только присягу в автомобильных войсках. Он безгрешен, ему не в чем каяться, поскольку он никогда и никому не верил, он — ни Богу свечка, ни Черту кочерга. За что Бог должен карать его смертью? Он — от меня, от Лукавого, я над ним властен… Неужели вы полагаете, что есть иные какие-либо способы укрепить дух, кроме одного — постоянно его смущать? Как можно придти к покаянию, не нагрешив? А совесть зачем дана, разве не для того, чтобы ее пачкать? Если совести нет, то каким же образом можно замарать ее? В чем я не прав?

— Вы во всем правы, но это и есть самая крупная ваша ошибка, — усмехнулся вымученно Великий Дедка и растаял в пространстве.

Глава сороковая

«Чем берет Шарашенск, так это понятием смысла. (Пусть не покажется читателю эта фраза рядового генералиссимуса пера чересчур академической. Публикатор.) В Шарашенске все кажется ясным, отсутствие в здешней жизни диалектического сложняка производит напрочь благоприятное впечатление. На перроне площади меня встретило лично самое первое шарашенское лицо, а именно Декрет Висусальевич товарищ Грыбовик. Над головой у него висел кумачовый лозунг на ширину расстояния двух уличных столбов с таким текстом содержания: «Горячий привет новатору и академику науки товарищу А. Л. Около-Бричко!» В отношении меня так даже мне приятно. Не взирая на то, что с академиком получилась приписка. Но извинительная по причине красоты момента.

Шарашенская жизнь спокойна, начальником продуманная, однако станет лучше, если взглянуть на нее со значительным удалением в будущее. Тому свидетельство — мой разговор в обстоятельствах беседки на берегу пруда с главным архитектором. Мы остались вдвоем для научно-доверительного совместного общения, так как участковый наконец-то исчез совершенно по-английски в чаще, лендлорд товарищ Ширепшенкин, проверив в моем номере холодильник, нашел там искомое с утра, и основательно поправил себя, сославшись на обилие общественных нагрузок по вечерам. Вследствие чего страдает сильнейшим подорванием здоровья. После алкогольной зарядки он отбыл для дальнейшего исполнения служебной должности, создав в беседке обстоятельства полной конфиденциальности.

— Замысел созревал трудно, — скромно начал Собакер. — Вы человек творческий.

— Крайне… — уточнил я.

— Тем лучше, — подхватил он, затем продолжил, раскладывая на столе синьки. — Вы поймете меня! О-о-о, — застонал вдруг с резким духовным подъемом. — Как Толстому пришла мысль написать «Хаджи-Мурата»? Увидел татарник — бах — и повесть! А мне помогла бабка Лугуниха — вокруг оврага ходила каждый день за молоком в центр города. Жалобу написала: пока доберется, молоко кипятить нельзя — сворачивается. А в Москве, говорят, лестницы сами ходют, а в Шарашенске егда пойдут? Может, на старости удастся проехаться? Какова бабушка? Прямо скажем: научно-техническая бабушка. Высказала мечту народную об экскалаторе!

Собакер врал чрезвычайно субъективно, для понятия предмета наивно и неряшливо, вспомнил и ковер-самолет, и семимильные сапоги, и персональную печку для служебных разъездов Иванушки-дурачка. Но из всего этого он саспектировал свой замысел совершенно необычного города. Он замыслил построить первый в мире вращающийся акватаун в обгон даже японцев, которые способны, язви их, всегда на большее, чем про них думаешь. Идейная матчасть вовсе не была навеяна народной бабкой Лугунихой, а дружественным финским городом Тампере, где имеется первый в мире театр с вращающимися зрителями вместе с залом — под открытым небом да еще и на берегу моря. У них и вертолеты настоящие летают и корабли такие же плавают на представлениях, хотя искусство того и не требует категорически в силу условности своей природы.

Так что вращающийся Шарашенск ничто иное как творческий плохиат, в большом масштабе позаимствованный у финнов, хотя и переходящий престижную дорогу японскому океанскому городу на дурацких сваях. Шарашенский архизодчий в сваях не нуждался, напротив, он вздумал затопить водами местную котловину и соорудить пять микрорайонов на отдельных плотах, название которых дает сильный позыв не только к дружбе отдельных народов между собой, но и целых континентов. Европа, Азия, Америка, Африка, Австралия, а также Антарктида, вращающиеся друг за другом с помощью зубчатого сцепления с островом в котловине, стоящем на шарашенской тверди, на котором расположится местное управление и учреждения общего пользования — медицина, финансы, школы, магазины, милиция, общество трезвости и при нем вытрезвитель, а также другие необходимые заведения — спортивные, культурно-массовые и спасательные на искусственных водах. То есть своего рода отечественная Венеция с плавающими площадями.

Каждый континент по форме круглый, не соответствует жизненной действительности, но замыслу вполне, вообще кругловатость является авторским творчески-технологическим принципом, в данном случае обеспечивающим вращение микрорайонов-континентов вокруг острова в Среднешарашенском море навстречь солнцу с такой скоростью и расчетом, что жизнь в этом городе будет расписана по минутам. Эта точность придаст деятельности всех учреждений и предприятий непревзойденную регулярность со всеми удобствами комфорта. Общественный и вообще какой-либо принадлежности транспорт здесь будет отсутствовать целиком и полностью, что позволит кардинально решить транспортные проблемы, поскольку и плоты, и народ, и даже начальники планируются пешими, разве что только милиции немного с катерами для поимки тех, кто вплавь решит бежать из города. Разрешение получит только лишь один велосипед в спортивно-оздоровительном разрезе. Острова будут приводиться в движение местным ветром в большие паруса, управляемые электронно-вычислительным комплексом, рассчитывающего также графики прибытия к тому или иному учреждению или месту общего пользования.