Серебряный меридиан

Взгляд его, полный горя и боли, обжигал Виолу. Ей самой было

плохо, но надо было держаться ради него. Она терпеливо

ждала, зная, что время когда-нибудь поможет им. Уилл и сам это

понимал. Спасителем и целителем при всех бедах и горестях

может быть только работа, в которую погружаешься с головой.

Поэтому он, преодолевая слабость, как только смог поднять

руку, принялся за правку уже написанных пьес. И почти в каж-

дой были строки о сыне, ищущем отца, или об отце, разлучен-

ном с сыном.

Ах, нет, нет, нет. Единственный мой сын!

Ах, мальчик мой! Коль жизнь в тебе осталась, Открой глаза! Смотри, смотри, как ливень

Прольется, принесенный бурей сердца

На эти раны, что мне сердце рвут!..**.

* Шекспир У. Сонет 111 (пер. С. Маршака).

** Шекспир У. Генрих VI (пер. Е. Бируковой).

266

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

Виола замечала, как краснели его глаза, как он смахивал или

сдерживал тыльной стороной ладони слезы. Она подходила и об-

нимала его или, как раньше, прижималась лбом к его лбу, стараясь

утешить хотя бы взглядом. Он полностью переписал пьесу о ко-

роле Иоанне, и однажды утром Виола прочла написанные им

ночью строки:

Король Филипп

Вам горе ваше дорого, как сын.

Констанция

Оно сейчас мне сына заменило,

Лежит в его постели и со мною

Повсюду ходит, говорит, как он,

И, нежные черты его приняв,

Одежд его заполнив пустоту,

Напоминает милый сердцу облик…*.

Это был «плач Констанции».

Уильям не видел сына последние несколько лет и теперь вспо-

минал, какими он и Джудит были маленькими, как он играл

с ними, как помогал Мэри в хлопотах о них. Он, будучи еще до-

вольно молодым, ощущал себя по-прежнему скорее старшим

братом своих собственных детей, а порой даже ровесником.

И они, очарованные его искрящейся ребячливостью, любовью

к ним и веселым добрым нравом, были уверены, что он не про-

сто отец, как другие, он их друг и настоящий товарищ. Теперь

он, тоскуя сам, страдал от жалости к маленькой Джудит, тоско-

вавшей в Стратфорде и разлученной навсегда со своим братом.

Такая разлука для близнецов, таких как она, пожалуй, самое

страшное испытание на свете. С этого лета сердце Уилла начало

болеть часто и сильно. Тогда он просил Виолу прижаться к нему.

Она обнимала его, и было ощущение, что его сердце вырыва-

ется из груди и колотится отдельно от тела прямо между ними.

* Шекспир У. Король Иоанн (пер. Н. Рыковой).

267

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Тогда она сильнее прижимала его к себе, как ребенка, и сердце

затихало и переставало болеть. Виола была рада приходу всех

друзей и знакомых. Она понимала — теперь только заботы дру-

гих людей могут вывести брата из растерянного оцепенения.

Если его что-то отвлекало и оживляло в минуты уныния — так

это мир людей. Если что-то он и любил больше всего в жизни —

так это «совать нос в чужие дела», вникать в подробности

жизни, соучаствовать в ее стремительных действах. И театр. По

сути — одно и то же.

В конце концов, осенью произошло именно так, как хотела

и предчувствовала Виола. Уилла заставило выйти из дома происше-

ствие с компанией их старых друзей. Однажды, когда сестра

читала ему новые хроники, недавно изданные у Филда, в дверь

громко и настойчиво застучали.

— Боже! Ну и рвение! — сказал Уилл.

— Что ты успел натворить? — улыбнулась Виола, спускаясь вниз.

Распахнув дверь, она не поверила своим глазам.

— Не здесь ли проживает потрясатель… этих… ну…

— Ой, только не выражайтесь!

— Сердец, а ты что подумала? Или ты сейчас скажешь, что мы

вроде как оскверняем ваш порог, и тра-лю-ли да тра-ля-ля?

Дороти Сойер и Энни Ли! Бывшие спутницы «Слуг Ее Величе-

ства королевы» и нынешние обитательницы одного из домов сви-

даний в Шордиче. А с ними молчаливый Фрэнсис Лэнгли —

владелец театра «Лебедь».

— Дороти, Энни! Входите, входите же!

— Это ж надо! Ты как была своим парнем, так и осталась!

— Уилл! — крикнула Виола, — к нам старые знакомые.

Они поднялись наверх, и он впервые, наконец, улыбнулся

и обрел прежний дар речи.

— О-о-о! Нимфы! Грации! Кудесницы! Привет, Фрэнсис! Что вас

привело? Время не властно над вами!

— Дело Уайета, — без долгих вступлений признался Фрэнсис.

Они рассказали о деле, заставившем их обратиться к нему за

помощью. В Пэрис-Гарден в то время служил мировой судья, некий Уильям Гардинер, который всей округе был известен

как взяточник и вымогатель. Его пасынок — Уильям Уайет, по-

могал отчиму в делах неправедных, чем и расположил к себе

268

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

последнего. Два крючкотвора — старый и молодой — вот уже

несколько месяцев грозили закрыть театр, намекая на непри-

личия, якобы творящиеся в нем, но на самом деле откровенно

ожидая взятки. Последней каплей стала угроза Уайета за-

крыть не только театр, но и бордель, также принадлежавший

Лэнгли.

— Возмутительно, — согласился Уилл, выслушав их жалобы. —

Ни в какие ворота! Лишать самого насущного! Я считаю, это

преступление!

— Ты что, смеешься? — обиделась Дороти.

— Сердечко мое, не будь я так серьезен, я ни за что не ввязался

бы в это дело. Но, поскольку здесь задета репутация достойней-

шего в Лондоне дома, я не могу оставаться в бездействии.

— Я не понимаю, это ты нас называешь достойнейшим

домом?

— Разумеется, если вы считаете меня достойным защитником

в деле Гардинер-Уайет против милашки Дороти.

Решено было действовать без промедлений. Уильям выбрался

из домашнего халата, подаренного ему очередной симпатией, муж

которой ходил за моря и привозил с Востока диковинные товары, и впятером они отправились к Уайету.

Через неделю Уиллу пришлось раскошелиться. В судебном иске, поданном на них, Уайет утверждал, что он, две женщины и прочие

упомянутые лица грозили ему в письменной жалобе членовреди-

тельством и что он, Уайет, опасается за свою жизнь.

— Вот паскудник! — Уилл больше веселился, чем злился.

Его настроение явно менялось к лучшему, и у Виолы впервые за

долгое время отлегло от сердца.

В октябре Уилл чувствовал себя уже гораздо лучше и однажды

сказал сестре, что им пора переехать.

— Переехать? Но мы совсем недавно здесь живем. Что это ты

вдруг решил? — спросила она.

— Здесь тяжко теперь. Дух боли. Дух потери. Нужно поискать

другой дом.

В конце месяца они переехали в Саутуарк, ближе к реке и теат-

рам. А в ноябре к ним приехал Джон. Джон Шакспир. Отец.

Сколь невероятным было это событие, столь и закономерным.

После того, как Джон потерял единственного наследника муж-

269

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

ского пола от старшего сына, он вновь решил подать прошение

на герб, которое подавал 25 лет назад в 1568 году, но которое

тогда отозвал. Тогда у него не хватило средств на осуществление

этого честолюбивого замысла. Теперь он решился. Шакспиры

должны наследовать свое право именоваться копьеносцами,

«потрясателями копья».

Как бы Джон предосудительно не относился к репутации

своих старших детей и месту в жизни, какое они избрали, он не

мог не оценить достаток и положение, достигнутое ими в сто-

лице. Доходы Уильяма росли. Его известность в литературных

и театральных сферах и близость к людям образованного

и знатного круга дали повод Джону обратиться к нему за помощью