Монументальная пропаганда

20

– Ты мне можешь объяснить, почему ты ненавидишь Америку? – спросил Ванька своего нового друга.

– Не только Америку, – ответил Джим. – Я ненавижу весь мир и все человечество. Человек считает себя венцом творения. На самом же деле он – самое лживое и самое подлое животное, которому никогда нельзя доверять. И самое неразумное. Большинство людей заняты тем, что производят оружие, убивают себе подобных или собираются убивать. Разве достойны считаться разумными существа, которые не могут договориться друг с другом о том, чтобы жить в мире и не приносить друг другу несчастья? Самый ужасный хищник убивает свою жертву для того, чтобы утолить голод. И только люди убивают друг друга, подвергают друг друга невероятным мучениям из удовольствия. А больше всего я ненавижу здоровых людей. Так или иначе, они нами пожертвовали, и теперь им не стыдно, что они ходят, бегают, прыгают, играют в баскетбол, обнимаются, машут руками. Они, когда видят тебя и меня, отворачиваются, потому что мы портим им настроение. Я хорошо отношусь только к таким инвалидам, как мы с тобой, и я хочу, чтобы все люди хотя бы по месяцу или только по две недели побыли на нашем месте.

– Но может быть, все дело в том, – написал Ванька, – что люди несчастнее животных. Они, в отличие от всех других существ, знают о своей смертности.

– Да, – согласился Джим, – они несчастны. Но тогда каждому из них надо пожалеть не себя, а друг друга.

– Но ты же их не жалеешь.

– Именно поэтому и не жалею. Я жалел. Пока был здоровым молодым человеком, учился в колледже, любил красивую девушку и играл в баскетбол. Теперь я заслужил право никого не жалеть и никого не любить. Кроме таких, как мы с тобой. Я пью за тебя.

– Что ты пьешь?

– Я всегда пью виски.

– С тоником? – спросил Ванька.

– Что? – спросил Джим. – Виски с тоником? Ты думаешь, это возможно – пить виски с тоником?

– А почему нет?

– Друг мой, не надо. Если ты пьешь виски с тоником, я перестану тебя уважать.

– Почему?

– Потому что пить виски с тоником – это очень дурной вкус. Это делают только в Калифорнии. В других местах виски никогда не пьют с тоником. С тоником пьют джин, водку, вермут, кампари, что угодно, но только не виски. Виски – напиток благородный, его пьют со льдом, с содовой, с минеральной, с водопроводной водой и просто чистый, как я. Но с тоником…

Назавтра он послал Бавалю в супермаркет, она принесла виски и тоник, и Ванька запил.

Всю неделю пил. Смешивал виски с тоником в разных пропорциях, пил, дышал на какие-то им самим изготовленные запахоуловители, производил манипуляции, понятные только ему. Через неделю новое устройство было создано и передано заказчику.

21

Телевизор Ванька смотрел редко. Но иногда проявлял к новостям повышенный интерес. Обычно через несколько дней после изготовления им очередного изделия из Москвы, Петербурга, реже из других городов поступали сообщения о взорванной квартире, автомобиле, офисе и о гибели того или иного важного человека. Так он узнавал, от кого именно ему удалось избавить человечество. Но когда сообщалось, что взрыв произошел в автобусе, в троллейбусе, на вокзале, Ванька знал точно – это работа чужая и грязная.

Полторы недели прошло, как он простился с Иван Иванычем, но ни по радио, ни в газетах – ни одного подходящего сообщения. Ванька терялся в догадках, когда дождливым днем нагло ворвался во двор джип «Лендровер» и из него чуть ли не на ходу вывалились Иван Иваныч и с ним блондин, похожий на кого-то из футболистов. Баваля была в отъезде по делам снабжения, а сам Ванька сидел с незапертой дверью. Они ворвались в комнату, не постучав, и Иван Иваныч, забыв, что его просили обращаться на «вы», с порога повысил голос:

– Ты, сука… – и сразу обратил внимание: в углу что-то зловеще зарокотало.

Ванька спокойно предупредил:

– Осторожнее, тут чувствительные приборы. Болезненно реагируют на грубости и особенно на огнестрельное оружие.

Иван Иваныч сразу опомнился и остановил блондина, который уже тащил из кармана что-то железное.

– Так в чем все-таки дело? – спросил Ванька, когда посетители успокоились.

– А ты не знаешь? – спросил Иван Иваныч.

– Да не «ты», а «вы», – снова поправил Ванька. – Что случилось?

– В том-то и дело, что ничего не случилось, – сказал блондин, глядя на Ваньку сурово и испытующе. – Заложили пакет за сейф, подсоединили детектор. Ничего не происходит.

– Мм, – задумался Ванька. – А он пить случайно не бросил?

– Да ты что! – горячо возразил Иван Иваныч – похоже, даже с обидой за своего шефа и тут же поправился: – То есть вы. С утра, как придет, так прямо к бару.

– Угу. – Ванька почесал в голове. – А может, он перешел на джин? Или на водку?

– Да нет же, нет, – раздраженно возразил Иван Иваныч. – Как пил, так и пьет виски с тоником. Причем всегда один и тот же сорт – «Джек Дэниэлс».

– «Джек Дэниэлс»? – переспросил изумленный Ванька. – Да что ж вы мне сразу-то не сказали? Я думал, шотландское виски, а это «Джек Дэниэлс». Это же бурбон. Если он даже его пьет с тоником…

– А почему нет? – спросил блондин.

– Если у нас банкиры с утра такую дрянь пьют, то какое может быть доверие к подобному банку и какая у нас может быть экономика. Ладно, привезите мне бутылку этого «Джека», у нас его здесь нет…

– А у меня в машине есть, – сказал Иван Иваныч. – Сейчас принесу.

22

Несколько дней спустя Андрей Игнатьевич Мосолов, как всегда, в половине девятого подъехал на своем изумрудном «Ягуаре» к боковому входу в банк «Орион», где он, числясь президентом, отмывал свои скромные накопления. Водитель сразу же увел машину на охраняемый двор, а два личных телохранителя президента прошли внутрь, но остались внизу. На второй этаж президент поднялся сам. Прошел мимо секретарши к себе в кабинет. Пальто, шляпу, белое кашне повесил на вешалку. Включил компьютер, открыл бар, бросил в толстый стакан четыре кубика льда, налил виски «Джек Дэниэлс» и добавил тоника. Этот варварский напиток он приучился пить, еще когда жил в Америке и учился в Стэндфордском университете. Пока он готовил свой напиток, компьютер загрузился, и Мосол вышел в Интернет. Стал читать биржевые новости и пришел в некоторое смятение. Пока он спал, на Токийской бирже резко упали акции, в которые его банк вложил основную часть своего капитала. Перекинувшись на другой сайт, он выяснил, что право на разработку минерального источника в районе города Долгова передано его конкуренту Феликсу Булкину, которого Андрей Игнатьевич знал под прозвищем Чума еще со времен их совместного рэкетирства на железной дороге и первых прибылей от продажи поддельного спирта «Рояль». Имея образование в пределах двух курсов техникума текстильной промышленности, Чума, однако, оказался достаточно сообразительным, чтобы войти в большой бизнес, и успешно конкурировал даже с таким крупным экономистом, каким был Андрей Игнатьевич Мосолов. Недостаток образования Чума компенсировал природной наглостью и умением пролезть или, как он говорил, протыриться куда угодно и к чему угодно.

– Ах ты, паскуда! – в сердцах сказал Андрей Игнатьевич, адресуя эти слова своему наглому сопернику. Произнеся еще несколько выражений, выученных не в «Лондон скул оф экономик», а совсем в других местах, Мосолов кинулся к сейфу посмотреть кое-какой скопленный на Чуму компромат, какие-то документы, выписки из старых судебных дел, видеопленки.

Мосол открыл дверцу сейфа и со словами «Ты у меня, падло, узнаешь» сунул голову внутрь.

Взрыв был не мощный. Секретарше он показался просто громким хлопком. Но, заглянув в кабинет президента, она сначала увидела только дым. А потом сквозь дым разглядела голову президента, которая, откатившись от туловища, тлела, как головешка. Секретарша упала в обморок, а потом несколько месяцев лечилась у гипнотизера от заикания.