Жара в Архангельске

– Но ты мне ничего не рассказывал о ней. Что это за девушка? Сколько ей лет, чем она занимается, учится или работает?

– Она работает, отец; ей двадцать один год.

– Что же, она нигде не учится? А родители её чем занимаются? Эта девушка из обеспеченной семьи?

– Нет, отец; её родители в разводе, и живут они очень бедно. Она живёт с мамой – вот уже пять лет, как отец ушёл от них…

– Н-да… – Сергей Александрович озадаченно забарабанил пальцами по столу, – Я, признаться, сынок, желал для тебя лучшей партии… Потом, ты молод. Тебе сейчас надо думать в первую очередь о карьере, а не о пелёнках. Что же, она необразованная, из неблагополучной семьи – и ты хочешь на ней жениться? На какие средства вы собираетесь жить?

– Я люблю её, отец!

– Глу-пос-ти!!! – отец Салтыкова аж побагровел, – Я не для того тебя воспитал, потратил столько денег на твоё образование, откосил тебя от армии, устроил к себе на работу, чтобы ты привёл в дом какую-то голодранку!!! Ни я, ни твоя мать не дадим согласия на такой брак!

– Тогда я женюсь без вашего согласия!

– А это пожалуйста! – вспылил отец, – Тебе уже двадцать два года! Делай что хочешь: женись, разводись… Но знай: я тебе помогать не буду. Живите как хотите и где хотите, но на нас с матерью не рассчитывайте.

Салтыков круто повернулся и молча вышел из кабинета отца.

– И чтоб сюда её не приводил! Ясно? – крикнул отец вдогонку.

– Ясно, – зло ответил Салтыков и ушёл в свою комнату, хлопнув дверью.

"Ну что ж, буду работать, буду вкалывать не жалея себя, – рассуждал Салтыков сам с собой, – Обойдусь и без вашей помощи! Тупые люди! Чёрствые люди! Как они не понимают, что я люблю её…" То же самое он думал, нервно бегая по платформе взад-вперёд, ожидая московского поезда, на котором должна была приехать Олива. Он прибежал на вокзал на час раньше, и теперь его нервы были на пределе. "Ну когда же, когда приедет поезд?! – лихорадочно думал он, сжимая в руке букет красных роз, – Любимая моя, пойми как мне плохо, я не могу больше ждать! Не могу, не могу, не могу!" "А что, если она не приедет?! – вдруг молнией стукнуло в его голове, и его аж в холод бросило, – Нет, нет, только не это! Она не могла, она не могла меня обмануть…" Салтыков вдруг остановился как вкопанный. Ему стало плохо. Он тяжело оперся на стену. Оклемавшись немного, опять забегал по перрону.

– Андрюха! – окликнул его вдруг чей-то знакомый голос. Салтыков обернулся – перед ним в потёртых джинсах и чёрной майке, играя мышцами, стоял Гладиатор.

– А, Славон, здорово, – рассеянно произнёс Салтыков, – А я тебя и не заметил…

– А я смотрю – бегает кто-то взад-вперед по перрону, думаю, ты или не ты, – усмехнулся Славон, глядя на букет роз, который сжимал Салтыков, – Ты чего тут бегаешь, весь взмыленный? Девушку что ли ждёшь?

– А ты что здесь делаешь?

– Да вот тоже московский поезд жду, – сказал Гладиатор, – Олива приезжает, знаешь?

Салтыков на секунду остолбенел, а потом с ненавистью оглядел Гладиатора с головы до ног.

– Вообще-то я её тоже жду, – сквозь зубы процедил он, – Ты разве не в курсе, что она моя невеста?

– Эээээ, – озадаченно протянул Гладиатор, – Хм…

– Да, Славон, она моя девушка. Ты не ослышался.

– Так. Не знал я этого, – наконец, выдавил из себя Гладиатор, – Ну извини, друг.

Неувязочка.

– Да ладно, ничего. Кстати, что там с походом на Медозеро? Ведь мы идём завтра, во сколько?

– Думаю, что с утра – путь туда неблизкий.

– Нуу, Славон! Кто ж встанет с утра? Лучше во второй половине дня…

Гладиатор уставился на Салтыкова своими большими, слегка навыкате глазами.

– Вы что, сговорились? То Панамыч выдаёт "ближе к вечеру"; теперь ты…

– А что Панамыч, он идёт?

– Да. Я ему дал задание купить мясо для шашлыка.

– А кто ещё идёт?

– Панамыч, Флудман, Хром Вайт…

– А Тассадар?

– Не, он не пойдёт. Оксану в больницу положили, знаешь?

– Да, Мочалыч говорил. Аппендицит у неё, кажется.

Парни помолчали. Мимо них прошли несколько Эмо-подростков. Гладиатор с неприязнью посмотрел им вслед.

– Ненавижу Эмо. Разорвать бы их всех на-кус-ки!

– Чем они тебе мешают-то? – спросил Салтыков.

– А зачем они? Только портят генофонд нашей великой нации. Нет, на куски таких, однозначно!

Вдали послышался шум приближающегося поезда. Салтыков занервничал.

– Ладно, Славон, тогда до завтра…

– До завтра, – сказал Гладиатор, – Тогда в два часа у МРВ?

– Да, в два часа у МРВ.

– Ну, я пошёл…

– Иди, Славон, иди.

Гладиатор ушёл, и волнение, утихшее было при собеседнике, овладело Салтыковым с новой силой. Между тем, поезд остановился; из дверей хлынули пассажиры. Салтыков ринулся туда, жадно выискивая среди них Оливу. Но вот, наконец, в толпе мелькнула её белая кофточка, оттеняющая смуглые плечи и лицо; мелькнули её тёмно-каштановые волосы, перехваченные сзади заколкой…

– Олива!

Минута – и Салтыков уже жадно обнимал эти плечи, целовал это лицо и эти волосы.

– Любимая моя, как же я ждал тебя… Эти две недели показались мне бесконечностью…

Он оторвался, наконец, от поцелуев и посмотрел ей в лицо.

– Ты такая красивая…

И снова заключил её в объятия, осыпал поцелуями.

– А где я буду жить? – спросила Олива, когда они, наконец, сошли с перрона и вышли на улицу Дзержинского.

– Я снял квартиру, – быстро сказал Салтыков, – У меня дома неудобно будет: там предки, да и ремонт…

– Ну, слава Богу, – Олива облегчённо вздохнула, – Сказать по правде, мне было бы неудобно останавливаться в доме твоих родителей…

Салтыков промолчал. Только, остановившись во дворе дома, где он снял для них квартиру, обнял и с силой прижал Оливу к себе.

– Я никому тебя не отдам, слышишь? Никто не сможет помешать мне быть с тобою рядом…

Внезапно город накрыла грозовая туча. Где-то в отдалении прогремел гром.

– Щас дождь ливанёт, пошли скорее в дом! – Олива высвободилась из его объятий.

Небо и правда уже уронило несколько капель дождя. Когда Салтыков и Олива вошли в тёмный подъезд и поднялись на девятый этаж, дождь косым ливнем хлынул как из ведра.

Квартира, в которую Салтыков привёл Оливу, оказалась какой-то обшарпанной и мрачной, какими вообще бывают съёмные квартиры. Из мебели в комнате стояла только старая раздолбанная софа да платяной шкаф; кухни же не было вовсе.