Избранное

Конечно, ничего хорошего, я даже ошалел. Но, думаю, ладно. Может, бедной Мэвис ее доля обломится. Но только если Тед такой, каким я его теперь вижу, так навряд ли. И, может, она даже ничего не знает. Да и что такое деньги? Я прожил в городе чуть больше недели, время провел отлично, пусть даже с девочками мне не повезло. К черту Теда вместе с Мэвис, думаю.

И все-таки обидно было. Думаю, обойду все магазины в городе и найду, где Мэвис работает… Только знал, что это я так. Тед, конечно, последняя сволочь, но она-то в него по уши втрескалась, так каково ей будет полицию на него наводить? И вообще, доказать я ничего не могу, а от полицейских лучше держаться подальше, что бы там ни было.

Денежки мои тю-тю, думаю, вот и весь разговор. Теперь надо искать работу.

Мне не впервой было без гроша сидеть, и я знал, что лучше всего сейчас лечь спать, а утром видно будет. Главное было — забыть и не думать. Денег на трамвай у меня не было. Тед даже мелочь из карманов вытряс, а потому я пошел назад в город пешком. Но шел я не торопясь, останавливался и смотрел на все, на что можно было посмотреть, только чтобы голову чем-нибудь занять.

Ну, и скоро я кое-чего придумал. Я прошел мимо дома, совсем спрятанного за деревьями, а прямо за оградой был хороший сад. Ну, я прошелся мимо раз-другой, а когда никого рядом не было, перепрыгнул за ограду и выдернул растеньице, которое смахивало на деревце. Завернул его в газету и прошел улицы три-четыре, как вдруг увидел: навстречу дамочка, и вроде подходящая.

— Извините меня,— говорю,— но, может, вы садоводством интересуетесь?

— Да,— отвечает,— интересуюсь.

— Ну, так я с парохода,— говорю.— И привез с Ямайки вот это.

— Ах,— говорит,— до чего же похоже на…— Уж не помню, на что.

— Названия,— говорю,— я не знаю. Только в наших краях я ничего на них похожего не видел, а цветы — красивей некуда.

А она спрашивает, какие у них лепестки — красные, длинные?

— Нет,— говорю,— цветы голубые и величиной с мою голову. Они и на Ямайке редкость,— говорю,— вот я и подумал, что здесь меньше пяти шиллингов взять за него никак нельзя.

Тут она говорит, что не хотела бы думать, что я ей сказки рассказываю.

— Да что вы, дамочка,— говорю,— разве я себе такое позволю?

Ну, мы еще потолковали, и под конец она взяла его за три с половиной шиллинга, а я как сунул наличность в карман, так не стал там зря прохлаждаться. Но на трамвай не сел, а пошел пешком и скоро торопиться перестал, так что до города добрался поздно и, хотя под ложечкой у меня сосало, пошел прямо домой и лег спать. Тут мне повезло, и я сразу заснул, а думать ни о чем не думал.

Утром проснулся рано и гляжу — погода все еще хорошая, хотя, конечно, она уже мне не показалась такой хорошей, как раньше. Перекусить мне было нечем, но чашку чая я себе заварил, а потом подумал, что надо бы пройтись по городу насчет работы. В библиотеке я просмотрел газету — ничего, а потом все утро обходил бюро по найму, я тоже без толку. И днем никакой разницы. Я опять перепробовал все бюро, а к часу, когда выходит вечерняя газета, зашагал туда, где первую страницу с объявлениями вывешивают. Толпа такая, что и не пробьешься, а когда я все-таки одним глазом поглядел, то решил, что для меня подходящего ничего нет. Тогда я зашел внутрь проглядеть подшивку, потому что даже не знал, как пришли лошади, на которых я у таксиста двойную ставку сделал,— я же всю неделю на пляж ездил, деньги у меня были, так я и не вспомнил ни разу. Так вот: мне достались номера первый и второй, и второй номер победителю всего голову проиграл. В первый раз я чуть было не выиграл, а потом разволновался: если я почти угадал, так уж теперь двух победителей выберу, и решил найти этого таксиста и опять поставить, чем три с половиной шиллинга разбивать, хотя живот у меня совсем подвело.

Сначала я еще немного поболтался по улицам: останавливался на перекрестках, скручивал себе сигареты, на прохожих смотрел, но только, конечно, меня скоро куда-нибудь еще тянуть начинало, особенно потому, что все куда-то спешат. Тогда я пошел на стоянку, но того таксиста там не было. Его приятели сказали, что он скоро подъедет, и я подождал немного, а его все нет, и я пошел в пивную, потому что хотел подзакусить со стойки. Вижу: мистер Клегг сидит с маленькой кружкой и тянет-потягивает, чтобы дольше хватило, но я спрятался за спины, чтоб он меня не заметил, и тоже взял кружечку. Закуску все не ставили, и пришлось мне прихлебывать пореже, зато, когда подносы все-таки вынесли, я уже на месте был и неплохо подзаправился. Бармен взял мою кружечку, чтобы еще налить, но я сказал:

— Погодите, а где Терри?

— Терри? — говорит.— Терри отсюда ушел.

— Ладно — говорю,— налейте. А где он теперь работает? — спрашиваю.

Бармен не знал, так что я допил свое пиво и вышел. Таксист был на стоянке, и я сделал двойную ставку, а он сказал, что мне повезло: сегодня я у него первый. Это было верно, и я выбрал хороший номер, но в последнюю минуту решил деньги пока придержать. Таксист не очень-то обрадовался, но все-таки сказал:

— Ладно, парень, о чем разговор!

А чем дальше заняться, я не знал. То ли выбросить шиллинг на киношку, то ли нет. Подумал-подумал и решил: пойду-ка я домой и лягу. Но Фанни как раз принесла попугайчика в дом и начала мне показывать, как он раскачивает шарик, подвешенный к верхним прутьям клетки. Шарик она купила на денежку с денежного дерева.

— Папаши дома нет, Билл,— говорит она.— Пойдем поглядим?

— Нет,— говорю,— как-нибудь потом.

Но она потянула меня за руку, и я пошел. Мы погуляли по месту, которое мистер Клегг все перекопал, но уронил я только трехпенсовик. Фанни просто заплясала и побежала показать матери, а я пошел наверх, и когда папаша вернулся, то услышал, как они скандалят. Попозже я посмотрел в окно, а он под деревом с лопатой.

Только что-то мне тоскливо стало валяться там одному. А чем заняться, я не знал и все думал, как у меня с работой получится. Начал читать «Невыдуманные истории про любовь», а потом бросил и просто полежал немного, но мне только хуже стало. Вскочил и начал ходить по комнате. Остановлюсь, сверну сигарету и слушаю, как они там внизу орут. Господи, думаю, хоть бы поговорить с кем! И свет погасил, и за ручку двери взялся, а сам повернулся — и хлоп на кровать. А потом опять вскочил, и все сызнова началось. Но когда я в последний раз на кровать хлопнулся, то, наверное, заснул, потому что проснулся, а сам лежу на кровати одетый и не соображу никак, где же это я. Мне сон приснился, и как будто я и не проснулся вовсе — нигде ни звука, как я ни прислушивался. Но тут кто-то закашлялся, и я все вспомнил, но тут мне снова начал сниться сон, и так я то засыпал, то просыпался, пока светать не начало. Ну а в последний раз я надолго заснул, и мне уже ничего не снилось.

Неважно, как ты провел ночь,— утром все кажется другим. Я не стал тянуть время, а сразу вскочил, чтобы ненароком опять не задуматься. Ну да думать мне все равно не пришлось бы. Только я начал застилать постель, как слышу, миссис Клегг поднялась по лестнице и давай кого-то ругмя ругать. И пошло, и пошло! Только провалиться мне на этом месте, если — отвечал ей не Терри О’Коннор! И по-моему, отделывал ее не хуже, чем она его.

— Дверь закройте! — Это он ей напоследок, а она в ответ:

— Сам закроешь!

Я вышел поглядеть — Терри сидит на кровати и читает газету.

— А! — говорю.— Вот вы, значит, где!

— Привет, малыш,— говорит он.

Я вошел, сел рядом с ним и сказал, что вроде бы слышал — он из пивной ушел.

— Верно,— говорит.

— Слушайте, Терри,— говорю,— а я вас знаю. Вы ферму мистера Флетчера помните?

— Конечно,— говорит.

— Ну,— говорю,— я помню, как вы туда лошадь привезли.

— Верно,— говорит. А потом сказал, что день вроде опять будет жаркий, бросил газету, потянулся, и мы начали разговаривать, и я спросил, что за дамочка в третьей комнате живет.