Таежная богиня

— Ты хочешь сказать, что на карте, помимо кладовых природы, указаны и священные места аборигенов, и богатые захоронения, и прочие сокровища? — Никита повернулся к Виктору.

— А что там может быть другое? — вопросом на вопрос ответил Виктор. — Зачем надо было так ее зашифровывать?

— Ну, не знаю, может, какие-то их ратные пути, миграции, какая-нибудь статистика...

— Вся их история от сотворения мира в мифах, эпосах, легендах, которые передаются от поколения к поколению в виде песен, рассказов и сказок. Это, как говорят умные люди, более надежный способ передачи информации.

— Но для чего-то создана же эта карта! — точно не слыша собеседника, в глубоком раздумье проговорил Никита и медленно опустился на лавку. Ему не верилось, что столь древняя и глубоко засекреченная карта была создана для фиксирования тайников с сокровищами. Здесь, как он считал, была явно какая-то загадка. — Как ты считаешь, Виктор, когда была создана эта карта?

— Ну, наконец-то ты задал умный вопрос! — горячо ответил Виктор. — Так вот, представь себе, мой юный следопыт, что карта безвозрастная, если так можно сказать. По ней невозможно сказать, когда она сделана, поскольку невозможно определить материал, на котором она нарисована. Это полимер, но его нет ни в справочниках, ни в природе вообще. Я отдавал кусочек карты в лабораторию нашего политехнического института. Когда пришел за ответом, на меня все смотрели как на сумасшедшего.

Никита не спускал глаз с говорившего.

— Она не рвется и не горит. Краска, или чем там она нарисована, не смывается и не растворяется.

— Невероятно!

— Конечно.

— Ну и какой из всего этого можно сделать вывод?

— Вывод такой, что я хожу по Уралу третий десяток лет и собираю лишь крупицы от того, что лежит и дожидается своего часа. Это первое. Второе — есть зашифрованная карта множества сокровищ этой холодной и неприветливой земли. Есть у нас с тобой. Но нет ключа к шифру.

— Ты хочешь сказать, что если карту расшифровать, то Урал станет прозрачным? Все его сокровища будут как на ладони?!

Вдруг Виктор поперхнулся и стал медленно краснеть, а через минуту он уже был бордовым.

— Дай... воды, — выдавил из себя Шатун.

Никита бросился к котелку.

— Холодной, из ручья, — добавил Виктор тише. Никита метнулся к проему. Когда выскакивал из вагончика, под ногами что-то звякнуло. Он нагнулся, да так и застыл — у порога лежала плоская бутылочка из-под коньяка. Никита оглянулся на вагончик. И вновь по спине пробежали холодные колючки — на крыше приютившего их жилища лежал стул с гнутой спинкой.

— Виктор, — обратился он к Шатуну, когда тот напился, — ты не помнишь, когда мы сюда подходили, был на крыше вагончика гнутый стул?

— Какой стул, ты че, парень? Откуда ему взяться? — Виктору стало лучше, однако цвет его лица не менялся. — Слушай, Столица, я понимаю, у тебя утонченное художественное воображение, но я тебя умоляю, оставь меня в покое со своими вымыслами.

К вечеру Виктору стало хуже. Он сидел по-восточному и, раскачиваясь из стороны в сторону, смотрел в одну точку. На вопросы Никиты он не отвечал и вообще ни на что не реагировал. Проем стал лиловым. Хотелось есть. Никита разжег костер. Когда по стенам и потолку вагончика забегали отблески, Виктор очнулся.

— А не нравится?! — каким-то незнакомым, агрессивным тоном проговорил Шатун и потянулся к ружью. Никита растерялся. С Виктором опять что-то произошло. — Не-етушки!.. Хер вы меня возьмете!.. Кол вам в ж...пу! — медленно выговаривая ругательства, Шатун крутил головой, точно что-то высматривая. Никита проследил за его взглядом, но ничего не заметил. Виктор на ощупь зарядил ружье и стал водить стволом, точно прицеливаясь. Никиту он по-прежнему не замечал, словно того и не было в вагончике. — Ну, сволота!.. — не обращая внимания на дым, Виктор привстал на колено. — Хоть одного да замочу, падлы!

Никита вжался в угол. Он лихорадочно обдумывал, как вырвать из рук больного оружие. Вдруг прогремел выстрел, в печь ударил заряд дроби и рикошетом сыпанул по полу и стенам. У Никиты заложило уши, а Виктор уже перезаряжал ружье.

“Все, надо действовать!” — Никита привстал и медленно потянулся через стол к Виктору. Тот неожиданно повернулся в его сторону и от удивления вскинул брови и вытаращил глаза, точно впервые его увидел.

— А-а, вот ты где! — заорал он еще громче. И прежде чем Никита сообразил, что сам стал для Шатуна искомым объектом, в его лоб больно уперлось ружейное дуло. В наступившей тишине Никита почувствовал, как медленно и мягко проворачивается спусковой крючок, который вот-вот освободит пружину, и та пошлет боек к капсюлю, тот воспламенит порох, взрыв в патроне выбросит заряд по стволу ружья...

Никита в одно мгновение оказался под столом, почувствовав, как над головой пронеслась смертельная горсть свинца, стеганув по его волосам воздушной волной. Из-под стола Никита изо всех сил саданул Шатуна головой в бок. Тот неожиданно легко слетел с лавки, сбил котелок с огня и, неуклюже перевернувшись через голову, рухнул на пол и замер с диким оскалом сумасшедшего. Ружье отлетело в сторону. Никита схватил ружье, котелок и выскочил из вагончика.

Плеснув на Виктора холодной водой, Никита вновь кинулся к ручью. В вагончике послышался кашель, фырканье, бормотание. После очередной порции воды Виктор заворочался и, медленно меняясь в лице, начал подниматься. Однако как ни пытался, ноги его не слушались. Никита молча подхватил его, дотащил до лавки и помог сесть. Шатун медленно приходил в себя. Он то морщился, сжимая голову руками, то тряс ею, как после нокаута.

— Что было-то? — спросил он уже с осмысленным выражением лица.

— Да так, ничего особенного, — Никита напряженно смотрел на мокрого проводника.

— Мне будто это... трепанацию черепа сделали, — продолжал морщиться Виктор. — Полная пустота внутри. И ног не чую.

— Ладно, давай спать, а то и у меня голова вот-вот лопнет.

— Давай, — вяло и отрешенно, точно прощаясь, проговорил Виктор. — Только это, мне бы переодеться... холодно, — он привалился к стене и обмяк. Никита стащил с него мокрое, кое-как переодел, уложил на лавку и занялся костром. Пришлось продолжить разбор вагончика, отодрав очередные деревянные детали из обшивки. Никита не поленился и слазил на крышу за странным стулом, который уже один раз сжигал.

В вагончике стало теплее. Виктор ровно дышал с закрытыми глазами, кажется, уснул. Никита вскипятил воды, напился чаю и улегся сам. Однако как он ни крутился на своей лавке, сон не шел. Кошмарные события последних дней отняли у него и сон, и мысли, и покой. Тем не менее, когда костер перестал мерцать, усталость взяла свое, и Никита сорвался в сон.

...Неожиданный толчок разбудил его. Было холодно, темно и тихо. “Кто же меня разбудил? — подумал Никита. — Почему так тихо? А нет, тикают часы! И что за запах?”

Пахло чем-то сладким, дурманящим. И что за странное тиканье, причем вразнобой? Что за часы? Откуда? Его электронные часы лежали в сумке, а у Виктора, насколько он помнил, вообще часов не было, во всяком случае, на руке. Но идут-то не ручные, а, по меньшей мере, будильник. И не один!

Никита сел на лавке. Проем едва заметно светился. Никита замер. Прислушался. Нет, это не часы, это что-то капает. Что? От жуткой догадки волосы на голове Никиты встали дыбом. Только с четвертой попытки он зажег спичку.

Виктор сидел, привалившись к стене. Голова лежала на груди, руки раскинуты в стороны. Спичка погасла, но Никита успел увидеть самое страшное — черные, блестящие от крови запястья и кисти рук, с которых равномерно, капелька за капелькой, выливалась жизнь Виктора Мальцева.

“Он вскрыл себе вены!” — Никита кинулся к остывшему костру. Трясущимися руками зажег спичку, нашел еще теплые угольки, раздул их и обложил мелкой щепой. Накидав в слабенький еще костерок все, что могло гореть, он метнулся к Шатуну, на ходу снимая с себя ремень. Положив Виктора на лавку, он перетянул одну руку, затем, вытащив шнуровку из рюкзака, перетянул и вторую. Достал свою чистую футболку, порвал ее на части, перевязал раны.