Эмигрантка в Стране Вечного Праздника. Книга вторая (СИ)

Следующему преподавателю, по имени Альфред, как нельзя лучше подходило прозвище Божий Одуванчик. Был он небольшого росточка, хлипкого телосложения, с толстостенными очками на носу и белым пушком волос на голове. Этот мужчина преклонного возраста читал лекции покорным судьбе голосом, покачивая головой и время от времени жалобно постанывая. Рассказывая о чем-либо, Божий Одуванчик то и дело приводил примеры из собственной жизни. "Знаете ли вы, - заунывно начинал он очередную лекцию, - что в человеческом обществе теории условных рефлексов находят практическое отражение в том, что связано с деньгами и сексом? Чем всего этого у нас больше, тем лучше нам кажется наша жизнь. Причем по-настоящему начинаешь это осознавать только после развода, когда от всего вышеперечисленного не остаётся ровным счётом ничего, и приходится возвращаться в родительское гнёздышко. Именно тогда мы начинаем любить своих родителей так, как они того заслуживают, поскольку лишь отец с матерью способны принять детей в любом возрасте под свою крышу и безропотно обеспечивать всем необходимым. Между прочим, деньги, которые перепадают от родителей на текущие расходы, можно тратить, в том числе, и на секс, который хоть и не имеет ничего общего с истинными человеческими чувствами, зато отличается от прежнего, семейного варианта, несравненно лучшим качеством и количеством". В этот момент в аудитории послышалось хихиканье, и Божий Одуванчик бросил осуждающий взгляд в сторону засмеявшегося студента. "Впрочем, - продолжил он поникшим голосом своё философское рассуждение, - если оставить в стороне тему секса и денег, роль которых каждому из нас близка и понятна, всё остальные рефлексы вырабатываются, исходя из личного опыта. Вот я, к примеру, ненавижу сыр всеми фибрами души. Никогда его не ем. А знаете почему?" Преподаватель неожиданно замолк и устремил в аудиторию пытливый взгляд. Не услышав ни одного предположения, после длинной паузы он продолжил: "Сыр - это любимое лакомство грызунов, и мне, к несчастью, пришлось стать свидетелем гибели одной из них, прекрасной лабораторной крысы по имени Клаудия". Кто-то из студентов снова хихикнул. "Не смейтесь, молодой человек, над тем, чего не понимаете! - пролепетал преподаватель и окончательно ушёл в себя, продолжая повествование как бы в состоянии полусна. - По многим характеристикам эта крыса была великолепной: белая, гладкая, ровная, шелковистая, с длинным, как шлейф у принцессы, розовым хвостом. Но однажды глупый студент, такой же, как и вы, первокурсник, подключил к её лабиринту ток повышенного вольтажа. Бежала она, бежала, не останавливаясь, пока не добежала до конца лабиринта и спрыгнула с доставляющей ей боль железной сетки на руки студентке, которая, по стечению обстоятельств, пуще смерти боялась мелких грызунов. Испугавшись крысы так, будто она была гремучей змеёй, студентка швырнула её в сторону, а другой учащийся оглушил Клаудию журналом, на обложке которого была изображена красивая женщина в бикини. Крыса упала на пол, однако, быстро пришла в себя и принялась карабкаться по его штанине. Тогда парень истошно завопил и перебросил её на другого студента. А тот - на следующего. Всё это время я протягивал руки и ждал, когда же кто-нибудь из них совершит бросок крысой в мою сторону. Но этого не произошло. Студенческая молодёжь ещё некоторое время перебрасывалась Клаудией, пока я решительно не прекратил это безобразие. Когда я отнял её у студентов и поместил в клетку, моя любимая крыса, скорее всего на нервной почве, съела такое количество сыра, что раздулась как шар и погибла. С того времени при виде сыра я стал испытывать рвотные позывы. Как-то раз моя бывшая жена отвела меня на экскурсию по фабрике, специализировавшейся на изготовлении сыров, исключительно с той целью, чтобы я избавился от этого неприятного условного рефлекса. И что вы думаете? От спёртого запаха сырной продукции меня вырвало прямо на поднос, на котором лежали сыры с плесенью. Конечно же, я ужасно сконфузился и стал извиняться перед экскурсоводом. Но он, вопреки моим ожиданиям, нисколько не расстроился, и даже наоборот, от души меня поблагодарил, заверив, что теперь процесс сырной ферментации усилится, так как рвотные массы содержат множество необходимых для брожения бактерий, что означает скорейшее попадание этих сыров на торговые прилавки".

******

Говоря о ферментах, мне вспомнилась следующая история. Однажды в Стране Вечного Праздника во время посещения старинного замка экскурсионный гид обратил внимание нашей группы на то, как в Средневековье господа наказывали своих слуг и крестьян. Для этой цели в центральной части замка было сделано четырёхметровое углубление с абсолютно гладкими стенами, самостоятельно выбраться из которого было совершенно невозможно. Как ни прискорбно, именно туда по указу феодала бросали провинившихся крепостных. Первое время беднягам спускали на верёвке кувшины с небольшим количеством еды и воды, уменьшая её день ото дня, пока те не погибали от голода и жажды, пребывая последние часы своей жизни в полубессознательном состоянии. Делалось это для того, чтобы они перед смертью, как следует, помучились и раскаялись в содеянном. По словам экскурсовода, убийство указанным способом происходило на протяжении нескольких сотен лет до тех пор, пока у очередного владельца этого замка не прохудился бак, предназначенный для изготовления вина. В итоге он принял вполне рациональное по меркам тех лет решение: использовать в качестве ёмкости для брожения винограда место наказания крепостных, в котором они в конечном итоге умирали. Стены каменного колодца были герметичными, и, несмотря на то, что в этой четырёхметровой яме к тому времени было полным-полно человеческих костей, планы владельца замка успешно осуществились. В завершении своего рассказа экскурсовод поведала нам о том, что, судя по письменным источникам, человеческие останки послужили прекрасным ферментом для вина, которое приобрело невиданный дотоле, ароматный и изысканный вкус.

А еще после рассказа Божьего Одуванчика о лабораторной крысе по имени Клаудия мне приснился сон, содержание которого вкратце выглядит так. Целые сутки лабораторная крыса трудилась на благо науки, бегая туда-сюда по замысловатым лабиринтам, и только поздним вечером отправилась домой навестить свое дружное семейство. Она прошмыгнула в малюсенькую стенную дырочку, и там, в норе, расположенной за стеной лабораторной клетки, её с нетерпением ожидали многочисленные детёныши и толстобрюхий супруг-крыса, от которого сильно разило алкоголем. "Ну что мне с тобой делать?! Опять наклюкался!" - недовольно пискнула крыса и брезгливо поморщилась. "Не шуми! Я выпил не просто так, а по особому случаю. Вчера на нашей улице новый пивной бар открыли. Вот я и присосался!" - гордо заявил он. "Как это? - бренча кастрюлями, хмыкнула супруга-крыса, сходу приступившая к приготовлению ужина. - Повис пиявкой на вене у пьяницы, свалившегося с ног в переулке?" "Нет, и ещё раз нет! - с самодовольным выражением на крысиной морде ответил ей муженёк и выпятил вперёд пивное брюхо. - Из брошенной кем-то на пол соломинки я сделал водопровод, прикрепил её куском скотча к пивному бочонку, и оттуда, как по желобку, мне в рот стало стекать пиво". "Господи! - возмутилась крыса. - Столько усилий для того, чтобы залить глаза и окосеть... А ещё любим говорить, что мы - приличные во всех отношениях животные, что это только люди - обжоры и алкоголики!" "Давай-ка, мать, заканчивай с критикой, поздно уже, готовь нам ужин! Есть хочется! - оборвал её супруг-крыса и добавил: - Хотя вообще-то, тёмная ты и многого не понимаешь. Примитивное ты животное, предназначенное исключительно для беготни по лабиринту за куском сыра и массового размножения. Что уж мы, грызуны, не имеем права прикоснуться к человеческой культуре и перенять у гомо сапиенсов что-нибудь полезное? Эх-х-х, была ты самой обычной крысой, ею и останешься!"