ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

- Вы что, отказываетесь принять ультиматум? Но ведь вы же!.. - полковник Жеманный, воевавший в Бессарабии, смотрел на пана Станислава как на вражеского солдата, который неким чудесным образом вдруг превратился в бойца его собственной роты, готового выполнить любой приказ.

- Да, призывал к самороспуску, а теперь надоело! Хватит! Не хочу! Когда-нибудь же надо перестать бояться!

И, как часто бывает, едва перестал бояться явный трус, то и храбрецы почувствовали себя храбрее, избавившись от тайного страха, в котором они до этого не хотели себе признаваться.

- Правильно! – просиял Цезарь Иванович, удивляясь тому, как из всех смутных и тревожных мыслей, блуждавших в его воспаленном сознании, выделилась и пожелала быть высказанной именно эта мысль. – Я полностью согласен. Я поддерживаю! Надо!

- Что надо?.. – Полковник настаивал на уточнении, словно у него был повод усомниться в храбрости того, кто в отличие от него самого никогда не служил и не воевал.

- Ну, надо перестать… - ответил Цезарь Иванович, чувствуя, что сияние в его глазах слегка угасло.

- Что перестать?.. – неумолимо настаивал полковник.

- Перестать бояться, - сказал Цезарь Иванович и вдруг обнаружил, что за этими словами скрывается самый постыдный, панический страх.

Он ужасно смутился, густо покраснел нижней частью лица и опустил глаза.

- Вот и не бойтесь. – Полковник усмехнулся, убеждаясь в правоте своих подозрений. – Просто не бойтесь и все. Без всяких там призывов… За нашу любовь к плохой погоде будем стоять до конца.

- Как за веру, - прошептал Цезарь Иванович, завороженный не столько проницательностью и красноречием полковника, сколько шевельнувшейся в нем самом жаждой жертвенного порыва.

- Так пойдите и скажите! Так пойдите и скажите! – возбужденно затряс мне руку капитан Вандич, обводя всех взглядом, призванным внушить сознание торжественности и особой значимости этой минуты. – Как за веру – и до конца. И никаких ультиматумов. Прошел ровно час. Пора, - сказал он, даже не посмотрев на часы и тем самым словно бы возвестив, что истинное время определяется отнюдь не ходом стрелок на циферблате.

Глава пятьдесят шестая, в которой вдруг обнаруживается нечто и все выходит совсем не так, как мы ждали

- Ну, и что же? – спросил следователь Скляр, когда меня снова доставили к нему под конвоем, - спросил, допивая чай из банки (почему-то все они в этой тюрьме пили чай из стеклянных банок), прополаскивая им рот, втягивая жижицу растаявшего сахара и вылавливая ложкой со дна лимон. – Что же вы решили? Победило благоразумие или взыграло безумство храбрых, как выразился в свое время товарищ Маяковский?

- Товарищ Горький, - поправил я.

- А вы не поправляйте!

Он метнул в меня остерегающий взгляд.

- Но ведь это же…не так… Вернее, не совсем так, - пробормотал я примирительно, стараясь как можно дольше удержать на лице улыбку.

Но он не улыбался.

- Вы - не поправляйте! Вы, вы! Именно вы! Не поправляйте меня. Потому что я следователь, а вы – арестованный. И товарищ Горький вам не кум, не сват и не товарищ.

Я почувствовал, что неспроста он так взорвался: видно, что-то стряслось, что-то у него не заладилось, нарушило ему все планы, смешало все карты. Поэтому главное было ему сейчас не противоречить, во всем соглашаться, но так, чтобы он не заподозрил в этом насмешку или даже издевку. И я вздохнул, признавая полезным и справедливым полученный мною урок.

- Прошу покорно меня извинить…

Нет, ему не понравилось мое извинение, явно не понравилось, но Иван Федорович промолчал, отвернулся, посмотрел в окно, очень внимательно посмотрел и неприязненно, сухо спросил:

- Что же все-таки вы решили? Там у себя в камере-то? Согласны принять в свой кружок?.. – Тут он ко мне повернулся и, сузив глаза, стал пытливо всматриваться мне в лицо, словно ему хотелось прочесть на нем ответ еще до того, как я его выскажу.

Я молчал, больше всего опасаясь помешать ему в эту минуту какой-нибудь неуместной гримасой, невольной улыбкой, просто движением губ или бровей. Пусть всматривается. Пусть допытывается. А я…

-… согласны или не согласны?

… я даже не пошевелюсь. Буду сидеть как мумия.

И тут он внезапно отвел глаза, словно сочтя себя полностью удовлетворенным тем, что добился столь нужной ему цели.

- Вижу! Вижу, что не согласны, шельмецы вы этакие! Ну, и правильно! Молодцы! Ведь это было испытание. Мы хотели вас проверить, устроить вам некий экзамен, и вы испытание с честью выдержали. Поэтому теперь вы полностью свободны и – домой, домой, домой!

- Как?!.. - Я не знал, чему удивляться, - неожиданно обретенной свободе или тому, что он все решил за меня и не дал мне произнести ни слова.

- А вот так! Испытание. Конечно, следовало бы взять с вас за постой, потрясти как грушу, но да уж ладно. Как-нибудь после сочтемся… - Иван Федорович скучающе зевнул, словно такие испытания и такие счеты были для него самым обычным делом. – Вы оказались мужественными, стойкими и храбрыми людьми. Настоящими рыцарями плохой погоды, так сказать. Жаль, в тюрьме не выдают орденов, а то бы мы вас к орденам представили!

Тут мы оба почувствовали, что это уж чересчур и кому-то надо исправлять положение. Следователь Скляр взял эту роль на себя.

- Ладно, открою вам секрет, такой, знаете ли, небольшой секретик… Конечно, не в вашей мужественности дело, старина. Согласны вы или не согласны принять в ваше общество Ольгу Владиславовну, теперь все равно, никакого значения это не имеет. Мне только что сообщили… м-да… - Иван Федорович с сожалением взял в руки телефонную трубку, словно она еще не остыла от недавнего сообщения. - Сообщили, что ваш Председатель и Ольга Владиславовна вместе бежали из города. Бежали неизвестно куда. Даже записки не оставили. Вот и ломай теперь голову – как будто мало нам пожара в цирке, мало Полицеймако…- Он хотел добавить что-то еще к своему перечню, но воздержался и вместо этого произнес: -  Так что плохая теперь погода или хорошая, никакой разницы нет. И кружка их больше нет. И вашего общества тоже.

И он положил трубку как ненужный, даже нежелательный в руках, компрометирующий его предмет.

Глава пятьдесят седьмая. Нас навещают хорошопогодники и с подробностями рассказывают о случившемся

В тот же день нас выпустили из тюрьмы.

Прощаясь с нами, следователь Скляр попытался разыграть душещипательную сцену, изобразить, как ему жаль расставаться с такими знаменитостями, любимцами горожан, в чью защиту составляют петиции и собирают подписи, но эта комедия быстро наскучила самому паяцу, у зрителей же она не вызвала даже сочувствующей улыбки. Было ясно, что в роли знаменитостей мы с треском провалились, что участь любимцев нам не грозит и что у ворот нас будут встречать не толпы восторженных поклонников, а шелудивый бездомный пес с оторванным ухом и хромая ворона, волочащая по земле подбитое крыло.

Так оно и вышло: за воротами тюрьмы нас встретили пес и ворона (вещунья каркнула, а пес поднял заднюю лапу и окропил в знак приветствия фонарный столб). И нам пришлось пешком  - после подкупа охраны денег ни у кого не осталось - добираться домой. Однако лишь только мы понуро разбрелись в разные стороны, всех нас посетила одна и та же счастливая мысль: почему, собственно, домой? Зачем? Не лучше ли по случаю нашего освобождения всем собраться во флигеле у Гургена Багратовича, тем более что он заново его отстроил, украсил резными наличниками на деньги, полученные нами по чеку?

Эта мысль заставила нас остановиться, обернуться и снова броситься друг к другу с радостным чувством: как хорошо, что нам не придется расставаться!

«К дяде Гургену! Во флигель!» – дружно решили мы, и кто-то из нас неуверенно, со сдержанным восторгом добавил, словно не совсем надеялся на наше сочувствие и поддержку: «Тем более что сегодня такая погода!..»