ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)
ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы) читать книгу онлайн
Рассказы и повести Леонида Бежина возвращают, делают зримым и осязаемым,казалось бы,навсегда ушедшее время - 60-е,70-е,80-е годы прошлого века.Странная - а точнее, странно узнаваемая! - атмосфера эпохи царит в этих произведениях. Вроде бы оранжерейная духота, но и жажда вольного ветра...Сомнамбулические блуждания, но при этом поиск хоть какой-нибудь цели...Ощущение тупика, чувство безнадёжности,безысходности - и вместе с тем радость «тайной свободы», обретаемой порой простыми, а порой изысканными способами: изучением английского в спецшколах, психологической тренировкой, математическим исследованием литературы, освоением культа чая...Написанные чистым и ясным слогом, в традиции классической русской прозы, рассказы Леонида Бежина - словно картинная галерея, полотна которой запечатлели Россию на причудливых изломах её исторической судьбы…Леонид Бежин – известный русский прозаик и востоковед,член Союза писателей России,ректор Института журналистики и литературного творчества,автор романов «Даниил Андреев – рыцарь Розы», «Ду Фу», «Молчание старца, или как Александр ушёл с престола», «Сад Иосифа», «Чары», «Отражение комнаты в ёлочном шаре», «Мох», «Деревня Хэ», «Костюм Адама»
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я кашлянул, напоминая о своем законном праве знать, что я подписываю. Иван Федорович посмотрел на меня, удивляясь, что я медлю с совершением столь простой процедуры, смысл которой столь очевиден.
- Распишитесь в получении и все забирайте. Ваш архив, печать, счета. – Он нервически приподнял газету, накрывавшую то, что по очертаниям могло напомнить наши спрятанные на кладбище баулы. - Передайте друзьям, что вы свободны. Возвращайтесь все по домам, обо всем забудьте и живите себе спокойно. Радуйтесь жизни, солнцу, кучерявым облакам… - Иван Федорович с изучающим вниманием смотрел на кончики своих ногтей, словно интересуясь, ровно ли они подстрижены.
Я стоял в совершенной растерянности, все еще не зная, как отнестись к услышанному. Тут следователь Скляр привстал над стулом, замер, еще привстал, выпрямился, расправил плечи и по-ястребиному взвился надо мной, словно заподозрив меня в неких тайных умыслах.
- Ах, вам не хватает какого-то звена! Вечно вам не хватает этих звеньев! Вот беда-то! Надо вам как-то помочь… Ну да ладно, помогу, помогу: я добрый. Дельце-то вот в чем… Вот какое, понимаете ли, дельце. Поскольку ваш Председатель… м-да… - он делал лицом какие-то внушительные движения и призывно округлял глаза, наводя меня на мысль, скрывавшуюся в паузах между словами, - то и вы, надо полагать. А то может получиться некрасиво: он – да, а вы – нет.
- О чем вы?
Скляр задумчиво намотал на палец по-запорожски свисавший с бритого черепа клок волос.
- Ну, по логике, по логике. Смотрите: вы – общество, он – Председатель. Значит, если он… то и вы… Верно?
- Не понимаю…
- Как же вы не понимаете! Если он пере… - Следователь изобразил пальцами человечка, перешагивающего через невидимое препятствие, - то и вы пере…
- Пере – что?
- Пере… шли! Шли, шли и перешли! – Скляр засмеялся, как счастливый ребенок, у которого получилась складная фраза. – Перешли в другой кружок. Вы все теперь хорошопогодники. Вот и поздравляю! Поздравляю от всей души и аплодирую!
- Но мы и не думали никуда переходить…
- Ась? – Иван Федорович приставил ладонь к уху.
- Я говорю, что мы…
- А вот это нелогично, нелогично. Нам же без логики нельзя. Здесь, батенька, тюрьма – все на логике только и держится. Вот вы домой-то собрались, а утверждаете, что не думали, не собирались. Логика вас отсюда и не выпустит. По рукам – по ногам свяжет. Щелк, и на замок!
- Так, значит, вы ставите условие?
- Ну, как вам сказать… - Скляр снова заинтересовался ногтями. – Не мы, а сама жизнь нас учит, вразумляет, если надо немного осаживает. Сама жизнь и товарищи Маяковский, Дзержинский. Согласны? Или они теперь не в моде?
- Да нет, похоже, снова в моде…
- То-то же! – Следователь позволил себе искорку фанатичного блеска в глазах. - Трудности же нас воспитывают. Вот, скажем, лесоповал. Мороз под сорок, метель свищет, а ты бензопилу в руках держишь и валишь, валишь эти сосны, пока с ног не свалишься. Ой, что это я? – Он наигранно схватился за голову: мол, сплоховал. - Валишь – не свалишься! Совсем заговорился, зарапортовался, заболтался. У вас ведь тоже иногда случаются оговорки. Или описки… м-да… Ну, так как же с переходом-то, а?
- Мы этого еще не обсуждали, но я уверен, что все откажутся.
- А вы постарайтесь убедить. Вы же агитатор! Горлан! Главарь! Должны уметь!
- Да я и сам не рвусь в хорошопогодники!
- А с этим-то не спешите. Кстати, как здоровье вашей мамы?
- А при чем здесь?..
- О маме никогда забывать нельзя, а то бывают такие дети, что не навещают, не звонят, о здоровье не спрашивают, мама же – раз и нету. Оступилась, поскользнулась, под трамвай попала…
- Ну уж, вы напророчите…
- Да, друг мой! Все может быть! Спешка к добру не приводит… Поэтому не спешите, не спешите! Рваться, может, и не надо, но перейти с достоинством… Почему бы нет? Пурква па, как говорят французы?.. – Следователь Скляр не удержался и добавил: - Говорят и этак преспокойно сжигают Москву.
- То у вас Рейхстаг горел, теперь – Москва.
- Так не у меня. Это все французы, все они…
- Извините, но… оставим эту тему.
- И даже ради мамы?.. – спросил он без всякой паузы, сразу, навскидку и сам же почувствовал, что поторопился и этим в чем-то себя выдал. – М-да… - Он углубился в лежавшие перед ним бумаги.
У меня же руки вдруг задрожали, щека задергалась, сердце забилось под самым горлом, и я ощутил сладкий озноб истерики.
- Прекратите ваши угрозы! – закричал я, удивляясь тому, какой у меня, оказывается, пронзительный до взвизга, тонкий, противный голос. – Прекратите этот шантаж! В конце концов, и на вас найдется управа!
Следователь Скляр сразу сник, обмяк, обезволил, словно неудачливый игрок, на чей слабый ход противник ответил сильным ходом.
- Ладно, - сказал он то ли мне, то ли самому себе, побарабанил пальцами по столу и посмотрел на меня так, как смотрят со стороны на какой-то замысловатый предмет. – Раз так, договоримся: вы принимаете в свой кружок одного из хорошопогодников.
- Для чего?
- Ну вот, сейчас снова начнется: для чего да почему? Нет чтобы сразу сказать: принимаем – и по рукам.
- Но я не могу…
- Хорошо, отвечу: для под-дер-жа-ни-я. Поддержания дружеских отношений между кружками. Пусть поприсутствует на ваших заседаниях, послушает, что вы говорите о плохой погоде, а сам расскажет вам о хорошей. Или просто помолчит… Ну что вам, жалко?
- Честно говоря, не вижу смысла…
- А не надо честно… Вы соврите: я не обижусь. Соврать-то иногда не грех.
- И кого же именно нам принять?
Тут следователь Скляр огляделся по сторонам, словно желая убедиться, что рядом нет нежеланных свидетелей, и сипло просвистел мне на ухо:
- Ольгу Владиславовну. Пусть теперь она побудет вашей гостьей…
- Гостьей?
- Да, вы же любите принимать гостей. И деньги получать по чеку тоже очень любите. Впрочем, кто их не любит, денежки-то!..
Просвистел, а затем отвернулся с таким видом, словно он ничего не говорил, а я ничего не слышал.
Глава пятьдесят пятая: мы ищем ответ на ультиматум и принимаем решение
Я еще долго сопротивлялся нажиму следователя, который ужом вертелся, старался и так и этак меня уломать, и допрос кончился тем, что, потеряв терпение, он поставил ультиматум: либо мы принимаем в свой кружок Ольгу Станиславовну, либо нас всех ждет лесоповал. Да, сначала, разумеется, суд (у нас все законно!), а затем… и тут Иван Федорович скользнул взглядом под потолок, как бы измеряя в воображении высоту тех кряжистых, заснеженных и заиндевелых сосен, которые нам придется пилить на лесоповале.
Я сказал, что передам ультиматум друзьям, мы вместе его обсудим и ровно через час дадим ответ.
- Что ж, вы человек слова… - сказал Скляр, опуская глаза в знак того, что он знает обо мне больше, чем я думаю, и что у него были причины сделать подобный вывод.
С этим я и вернулся в камеру, где меня давно уже ждали, беспокоились и тревожились, посматривали то на часы, то на дверь. Я коротко поведал и о визите к Софье Герардовне, и о допросе у Скляра, и о поставленном ультиматуме. Все молчали, переглядываясь и тотчас пряча глаза друг от друга, лишь только наталкивались в ответном взгляде на отражение собственных мыслей.
В поведении пана Станислава обозначились явные признаки того, что он собирается перед нами выступить с запальчивой речью: пан Станислав привстал, сел, разгладил под собой сморщенное одеяло и снова привстал, словно сидение придало ему решимости. «Ну, сейчас начнется!», - подумал я, с унынием рисуя себе картину, как пан Станислав будет призывать нас к благоразумию и слезно умолять принять ультиматум.
И каково же было мое удивление, когда я услышал от него:
- Никогда! Не дождутся! Пусть и не мечтают! Лучше лесоповал, чем такое унижение и позор!