Здравствуй, грусть

роизошло, что вел себя по-хамски. Это ведь правда?

Мне пришлось согласиться.

- Потом наговорил мне комплиментов, как умеет он один... Знаете, этаким небрежным тоном, очень тихо, словно ему тяжело говорить... таким тоном...

Я пресекла ее идиллические воспоминания.

- К чему он клонил?

- Ни к чему!.. То есть нет, он пригласил меня выпить с ним в поселке чашку чая, чтобы доказать, что я не таю на него обиды, что я женщина современная, с широкими взглядами...

Представления моего отца о широте взглядов молодых рыже-волосых женщин развеселили меня.

- Что тут смешного? Идти мне туда или нет?

Я едва не ответила ей: "А мне какое дело?" Потом сообразила, что она видит во мне виновницу успеха своих маневров. Спра-ведливо или нет, но я разозлилась.

- Не знаю, Эльза. Все зависит от вас, не спрашивайте меня каждую минуту, что вам делать - можно подумать, будто это я заставляю вас...

- А кто же еще,-сказала она.-Это все благодаря вам.. Восхищение, звучавшее в ее голосе, вдруг перепугало меня.

- Идите, если вам хочется, но, ради бога, не рассказывайте мне больше ни о чем!

- Но ведь... ведь его надо освободить от этой женщины.... Сесиль!

Я обратилась в бегство. Пусть отец делает что хочет, пусть Анна выпутывается как знает! К тому же у меня было назначено свидание с Сирилом. Мне казалось, что только любовь может избавить меня от цепенящего страха.

Сирил молча обнял меня, увлек за собой. Рядом с ним все было просто все заполнялось страстью, наслаждением. Немного погодя, прильнув к нему, к его золотистому, влажному от пота телу, сама обессиленная и потерянная, точно потерпевшая кора-блекрушение, я сказала ему, что ненавижу себя. Я сказала это с улыбкой, потому что это была правда, но я не мучилась, а испы-тывала какую-то приятную покорность судьбе. Он не принял моих слов всерьез.

- Все это пустяки. Я так люблю тебя, что смогу тебя пере-убедить. Я тебя люблю, так люблю...

Ритм этой фразы неотступно преследовал меня за обедом:

"Я тебя люблю, так люблю". Вот почему, несмотря на все стара-ния, я только смутно припоминаю подробности этого обеда. На Анне было платье сиреневого цвета, как тени под ее глазами, как сами ее глаза. Отец смеялся, явно умиротворенный: для него все складывалось к лучшему. За десертом он объявил, что под вечер ему надо отлучиться в поселок. Я мысленно улыбнулась. Я устала, я решила - будь что будет. Мне хотелось одного - искупаться.

В четыре часа я спустилась на пляж. На террасе я столкнулась с отцом он собирался в поселок; я ничего ему не сказала. Даже не посоветовала вести себя осторожней.

Вода была ласковая и теплая. Анна не показывалась-должно быть, рисовала у себя в комнате свои модели, а отец тем временем любезничал с Эльзой. Через два часа солнце уже перестало греть, я поднялась на террасу, села в кресло и развернула газету.

В эту минуту я и увидела Анну; она появилась из леса. Она бежала, кстати сказать, очень плохо, неуклюже, прижав локти к телу. У меня вдруг мелькнула