Дом, который построил Майк

Осколок стекла глубоко вошел в чистый, как портвейн 777, правый глаз Антона, и он скончался, не приходя в сознание двумя часами позже в госпитале от обширного кровоизлияния в мозг. А в этот вечер наш боец должен был встретиться с Наутилусами, приехавшими поклониться Святой земле и, немного заработав на этом, выпить с ними "крови Христа" (типа - красного, кошерного вина) и закусить всё это "Христовым телом", читай просто - хлебушком.

Или спеть с ними песенку про Апостола Андрея:

видишь там на холме-е-е-е

возвышается крест

под ним десяток солда-а-а-ат

повиси-ка на н-ё-ё-ём...

Странно только, что Спаситель встретил рыбака Андрея, а этот рыбак уже был к этому времени Апостолом. Потом этот уже новоиспечённый Апостол ловил каких-то пескарей в солёном, между прочим, море, причем с причала, а спаситель ловил погибших людей, то есть мёртвых утопленников, судя по всему недалеко от причала, в области видимости. Наверное, туда же, куда направляла свой баркас рыбачка Соня. Он ей сказал, - "А я вас знаю? Иль может вижю в перьвий раз?" А она ему, - "Вижь випивайте и закусывайте и не обращайте внимания на этих глупостей".

Ну, у Кормушки-то масса всяких неурядиц в стихах, он автор молодой и задорный, но вот если долгими, зимними, беззаботно-вэлферными вечерами сесть и штудировать единственную в твоём доме книгу, то бишь Библию, которую ты спёр в отеле Нэс-инн в Мексико-Сити во время порно-парада в 1991 году, то можно найти массу всяких чудностей с этими твэлв гайз по жизни их длинной.

Например.

Иисус говорит, что он пришёл не нарушать закон или пророков, а исполнить. (Матф. 5:17) В то же время даёт свои заповеди (постулаты), противоречащие прежним (там же 32-34;38-39;43-44) и, параллельно, запрещая даже злословить (Матф.5:22), сам же и обзывается, причём, довольно зло (Матф. 12:34; 16:23; 23:33; Марк.8:33).

Иисус запрещал говорить, что он Христос, то есть мессия, помазанник (Марк 8:30; Лука 9:18-21), но сам себя так называет (Матф 23:2...10 в этом месте вообще интересно - нельзя никого на земле называть отцом, а как же быть?).

Дальше - выборочно, в основном, наверное, из-за неточности в изложении разными людьми. Кто нёс крест? Иисус? (Иоан 19:17) или Симон? (Матф.27:32; Лука 23:26; Марк 15:21) И если не Он, то к чему множество картин изображают именно Иисуса с крестом?

А "нести свой крест"?

Дальше, возможно, вопрос Веры. Иоан 9:1-7. Это богоугодное дело - обречь человека на страдания на протяжении всей жизни, ради "демонстрации силы"????

А "непогрешимость" Иисуса, как сочетается с тем, что его надо долго упрашивать, дабы он помог. Проходить своеобразный "тест" на веру. (Матф.15:22-28)

И из разряда "просто интересно" В Земле Обетованной горчица - это дерево? Или перевод такой? (Лука 13:19)

Так кто же и когда по-человечи так спросит за всё за это, за все эти нестыковки, которые привели нас к такому балагану в этой ёкорной жизни, пацаны, ну не в маковку твою ли добрую половину мать?

Кто предъявит за всё это счет, по натуре?

ЛОНДОН

В Сохо невозможно дождаться, когда кто-нибудь подойдет к твоему столу, чтобы предъявить счет за выпитое или съеденное, но и уйти, не расплатившись у тебя, наверняка не получится. Даже если ты идешь слить в отхожее место накопившееся пиво, за тобой неустанно следит глаз вездесущего хозяина или хозяйки.

Так что побрел я сам тихонечко к стойке бара, расплачиваться за выпитое пивцо и совершил одну из самых незабываемых ошибок своей жизни, если не считать переход Китайской границы в 1984 году и полет в Сидней в двухтысячном.

В Советском Союзе, как известно, на прилавках магазинов всегда перед продавцом стоят такие маленькие блюдечки, куда ты кладешь свои денежки, чтобы расплатиться за понравившийся товар. Часто, практически всегда, эти блюдечки прикручены или прибиты к прилавку крепкими коммунистическими гвоздями, чтобы их кто-то, по шоферской привычке, не попер вместе со сдачей.

Так вот в баре Плагмэн, Плугарь по-русски, в этом долбанном Лондонском Сохо тоже стояли такие же металлические блюдца.

Я, неторопливо отсчитав нужные нам, (как сейчас помню, а память на деньги у меня, о-го-го), семнадцать фунтов и что-то, высыпал туда пригоршню мелочи, и только когда она, эта пригоршня, вместе с блюдцем полетела мне обратно в мое пьяное, доброе такое, русское лицо, я понял, что это была обыкновенная пепельница.

Вслед за пепельницей мне прилетел в мой весёлый подпольно-иммигрантский торец еще и здоровенный хозяйский легальный кулак. Совсем по размеру близкий с пивной кружкой, и с такой большой золотой цепью на запястье. Я цепь то запомнил, потому что у Ломовцева цепь была почти такая же по весу. Но руку он на расплату поднимал медленнее.

Хорошо, что Калужский, добрая душа, говорил много о своей судьбе и мало пил пива пенного, помог меня оттащить от разгневанного от такого оскорбления, хозяина. Убили бы ведь гады англичане тупые, и не вздрогнули. Как в тех страшных фильмах (название забыл). А поскольку я проживал в Лондоне в глубоком грязном подполье и нелегалке, во взломанной, засквотированной квартире, то о вызове государственной, то есть королевской полиции и речи не могло быть. Пришили бы дело, взяли под золотые мои художественные рученьки да в оковках, довели бы до самолета славной Советской авиакомпании Аэрофлот, и полетел бы я отстаивать интересы Государства Российского и любимого Отечества под меткими снайперскими пулями у Крымского моста, что в Москве, Россия, Земля, Солнечная Система, Млечный Путь.

Даже знакомый номер телефона к Полу Баррелу, можердому девочки моей любимой Дианки Спэнсер (Маша прости) вряд ли смог помочь.

Ведь сейчас, стыдно сказать, не поворачивается даже язык ответить на вопрос, - "... где ты был 19 августа?" - что пил я водку Московскую на Крайстчертч Авеню, дом номер 45.

- Майкл, Майкл? 19 августа, где ты был?

- А в Лондонке водку пил!

Выпил рюмку, выпил две, закружилось голытьбе.

Вышли мы с Калугой, шатаясь на знойно-гнилостную улицу этого Сохо, этого, блядь, Лондона, из этого, блядь, ёбаного бара. Ребята, очень прошу, экскъюз май фрэнч. Закурили по сиге моей Астры. У меня еще три пачки после Совка оставалось к тому времени. Класссно так. Всё плывет вокруг Оксфорд-стритом. Ларьки, ларьки. Калужский мне грит, - "Хочешь, я тебе интервью с Севой Новгородцевым в Обороте сделаю? Денег заработаешь, ну и вообще он классный такой чувак, может тебе поможет в чём, типа с эмиграцией типа того что, дескать, мол, всё о кей". Я грю, - "Ты чо, сука, городишь, я ж русский типа того что, дескать, мол, всё о-кей художник (только глазик узкий), а ты меня в такие родинопротивные типа того что, дескать, мол, темы втягиваешь, ты меня чо, не уважаешь што ли, треска ты моя печёночная?!!!"

Обидел я его происходящим, но главное что Калуга заглох после этого моего самовыражения со своими выссказываениминими.

И тут, как вдруг отовсюду

Ебанёт!!!!

Нас с Калужским ударило асфальтом по головам нашим пьяным очень сильно этой волной взрывной. Асфальт такой хороший был, добрый. Нашим вытрезвилкам в Ебурге нужно учиться, как людей в чувство собственного достоинства приводить в пару секунд. Такой грохот был, как в Амстердаме на Новый Год на улицах.

Мы упали. Асфальт стукнул по голове.

Вот здесь.

Очень сильно. Вот прямо здесь. Потрогайте, выпирает. Ага.

Потом, нет, наверное, сразу же, стекло полетело из всех окон вокруг, как звон разбившихся хрустальных бокалов из пьяных ручёшек.

Ну, я, наверное, немного, наверное, уснул после этого, что ли.

Просыпаюсь типа, а у меня на груди лежит рука по локоть такая, кровь уже почти не течёт, выжжена от взрыва, хорошая такая, добрая, с хорошим, знакомым мне (по лицу) золотым браслетом на ней.